3

А потом я встретила Чарли.

В первые недели мы виделись часто. Правда, вскоре после встречи он всегда убегал пересечься не то с боссом, не то с коллегой. Он все время по-разному обозначал этого человека.

— Я думала, ты работаешь на стройке, — как-то заметила я.

— Так и есть.

— Погоди, так с кем тогда ты постоянно встречаешься?

— С одним приятелем, Максом. Поначалу кажется, что он козел, но на самом деле Макс — неплохой парень. Кучу раз меня выручал.

Мы лежали в постели, скинув на пол одеяло. С сексом у нас со временем наладилось. Впрочем, в отличие от других моих парней, и от Робби в том числе, Чарли никогда не ставил секс на первое место. Нет, Робби на меня не давил, но если уж мы оказывались в постели, ни на что не готов был отвлекаться, пока не получит оргазм. А Чарли и в возбужденном состоянии охотно со мной болтал. А еще ласкал меня, не ожидая ответных ласк.

— Можно тебя спросить?

— Конечно.

— Ты что, наркотой торгуешь?

Я думала, он начнет отпираться или рассмеется, но он лишь серьезно посмотрел на меня и ответил:

— Нет, не торгую.

— Ладно. Просто странно, ты все время называешь этого Макса своим боссом, а после встречи с ним приходишь под кайфом.

— Я вроде только раз приходил к тебе под кайфом.

— Верно. И все равно это странно.

— Я понимаю, — кивнул Чарли. — Понимаю, почему тебе это кажется странным. — Он сел в постели. — Слушай, мне надо сказать тебе кое-что. Но я боюсь. Честно сказать, просто в ужасе. И не представляю, как это лучше сделать. Сообщать о таком на первом свидании как-то не принято. А на втором я уже понимал, что влип, — у меня в жизни еще такого не было, чтобы девушка сразу так сильно мне понравилась. И я сказал себе: «Чарли, смотри не отпугни ее, такую ты больше не встретишь».

Я тоже села. Сердце колотилось в груди и в то же время таяло от удовольствия.

Чарли откинулся на подушку. Поза вроде расслабленная, а брови нервно нахмурены. Свои длинные ноги он перекинул через мои. Я потянулась к его руке, и он сжал мои пальцы. В ту же минуту я с удивлением заметила, что он смаргивает набежавшие слезы.

— Прости. Просто ужасно не хочется тебе об этом говорить.

— О чем?

— Если попросишь меня уйти, я пойму.

— Не попрошу. — Сердце билось уже не только в груди, но и в ушах, и в горле.

— Ты такая замечательная. Такая талантливая…

— Ничего подобного. Чарли, хватит.

— Нет, правда. Я не сразу это понял, ты ведь закрываешься от людей, прячешься в бесформенные библиотекаршины свитера. — Он улыбнулся, в глазах снова сверкнули слезы. — Я даже не про фигуру говорю, хотя она у тебя отличная. А лицо… просто невероятно красивое. Ты вылитая Леди Гага. В нарядном платье и с вечерним макияжем ты была бы неотразима. Но и тем утром, когда ты проснулась у меня, ненакрашенная, ты была похожа на ангела.

Я не понимала, как реагировать на такое, просто старалась сохранить его слова в памяти. Пускай даже он врет, мне еще ни от кого не доводилось слышать такой прекрасной лжи. Хотелось ответить, что он самый красивый мужчина из всех, что я когда-либо знала, но что-то меня остановило.

— Чарли, в чем дело? Ты меня пугаешь!

— Не пугайся, я не болен СПИДом, ничего такого.

— СПИДом?

— Нет, нет.

— Чарли, просто скажи уже.

— Ладно. Ладно, — кивнул он. — Я бывший наркоман. Уже несколько лет в реабилитации. Я этого не стыжусь. Во многом именно благодаря зависимости я стал тем, кто я есть. Этот опыт сделал меня сильнее, мудрее. Но рассказывать о этом нелегко, особенно тебе.

Я медленно кивнула.

— Ясно. И что ты употреблял?

Он почесал в затылке.

— Это как раз самое ужасное. — Я не ответила, и он продолжил: — Хмурый.

Я по-прежнему молчала, и он пояснил:

— Героин. У меня была героиновая зависимость.

Я кивнула, пытаясь уложить в голове эту информацию. Слова Чарли, конечно, меня встревожили. Но в целом я обрадовалась, что он, к примеру, не болен какой-нибудь венерической болезнью, ведь все это время презервативами мы не пользовались.

— Я пойму, если ты сейчас попросишь меня уйти, — сказал Чарли, уставившись себе в колени.

И мне вспомнилось, как он вошел в «Усталого путника», как расширились его глаза, когда он меня увидел. А потом, утром, он попросил у матери кредитку, а она ответила: «Только бензин, Чарли. Ничего больше».

— Нет. — Я прижалась к нему. — Пожалуйста, не уходи.

Он закрыл глаза и расслабился. Крепко обнял меня, уткнулся лицом в ямку между плечом и шеей. Помолчал немного, а потом прошептал:

— Спасибо! Спасибо тебе, Лея.

Утром, когда Чарли ушел домой, я полезла в Гугл. До сих пор мои знания о героине ограничивались «Богемой» [«Богема» — фильм 2005 года, экранизация одноименного бродвейского мюзикла.].

Статьи в интернете не радовали. Рецидивы, «Фентанил», клиники для употребляющих метадон… Я крепко перепугалась и написала Чарли.

Можно спросить, сколько ты уже в завязке?

Три года. Правда, за это время были кое-какие проблемы с медицинской страховкой, не мог купить лекарства, приходилось заменять.

Это как?

Лучше при встрече расскажу. Это долгая и очень личная история. Но я хочу, чтобы ты знала все.

Ладно. И кстати, ты именно кололся или?..

Давай поговорим при встрече.

Хорошо.

Потом я отыскала страницу Чарли в Фейсбуке. Полистала фотографии его бывшей подружки. Красивая. Такие тонкие нежные черты — кукольный носик, маленький пухлый ротик, романтичные карие глаза. Кожа просто идеальная, стрижка пикси с рваной челкой. Вместе они смотрелись потрясающе. Меня одолела ревность. Подписаны они с Чарли друг на друга больше не были. Получается, нехорошо расстались?

Я установила Тиндер на телефон. Вскоре у меня вышел «мэтч» с парнем, которого я как-то видела у нас в кампусе. Его звали Питер, он учился в аспирантуре на политолога. Питер предложил вместе выпить в выходные, я согласилась. К тому моменту мы с Чарли встречались уже пару недель. И с каждым днем он все больше и больше мне нравился, но смутное беспокойство, которое я испытала, узнав о его прошлом, постепенно переросло в тревогу. Как я представлю его родным? Да никак! Наверное, поэтому я согласилась пойти на свидание с другим.

Мы договорились встретиться в винном баре возле Капитолия. Когда я пришла, Питер уже сидел за высоким столиком в углу. На нем была темно-синяя толстовка с вырезом, та же, что на фото в Тиндере.

Глаза у Питера оказались невероятно грустные, но улыбка буквально преображала лицо. Я села, и мы сразу же принялись болтать о городах, где прошло наше детство, о том, насколько жизнь Среднего Запада отличается от жизни на побережье. Он родился в Лос-Анджелесе, а на бакалавра учился в Беркли. Пожаловался мне:

— Я как-то не готов оказался к такому холоду. В первую зиму все пытался ходить в ветровке и кроссовках.

Потом мы заговорили об учебе. Питер рассказал о теме своей диссертации, мы обсудили, как складываются отношения ребят в наших группах. Вроде и не пустой треп, но личных тем мы не затрагивали. Питер оказался из тех, кого на первом свидании не раскусишь; чтобы узнать такого человека как следует, нужно время.

В какой-то момент я вышла в туалет и посмотрела на себя в зеркало. До чего же нескладная! Высокая — настоящая дылда. Губы сухие и шелушатся. Черты асимметричные, кожа жирная — лицо вообще какое-то неприятное. Я провела ладонями по животу и постаралась его втянуть.

Вспомнив, как Чарли сказал, что я похожа на Леди Гагу, я поскорее отвернулась от зеркала, чтобы не залипать долго на своем унылом отражении.

— О чем ты пишешь? — спросил Питер, когда я вернулась.

— Чаще всего пишу рассказы о дочерях, потерявших матерей. Пыталась пару раз выбрать другую тему, но в итоге все равно все сводилось к одному.

Он посмотрел на меня с интересом.

— Я бы с удовольствием прочел. У меня несколько месяцев назад умерла мама.

Я отставила бокал с вином. Вряд ли Питер нарочно это сказал, но я вдруг взглянула на него иначе. Грустные глаза, толстовка, редкие улыбки. Попыталась представить себе, что за чувства бурлят у него внутри, и не смогла.

— Мои соболезнования.

— Все нормально, спасибо. Очень быстро все произошло. В смысле, она заболела и вот…

Я молча кивнула, ожидая продолжения.

— Мы все чувствовали себя абсолютно беспомощными. Особенно папа.

— Могу представить. А сейчас они как? Папа и остальные?

— Стараются держаться, каждый по-своему. У одних получается лучше, у других хуже.

— Понятно.

— Мама была белая, еврейка, а отец чернокожий. Оказалось, у их родственников абсолютно разные представления о подобающих похоронах. В общем, всем пришлось непросто.

— Так ты еврей?

— Ага. Ты тоже?

Я кивнула.

— Я так и думал.

— Правда?

— Ну да, просто твое имя и…

— Лицо?

— В общем, ты больше похожа на еврейку, чем я, — улыбнулся он.

Я пожала плечами.

— Сочувствую насчет мамы.

Больше Питер о себе не рассказывал, и я чувствовала, что расспрашивать не стоит.

Прощаясь, мы обнялись на выходе из бара. В ботинках я была на полдюйма выше, а значит, босиком мы, наверное, оказались бы одного роста.

— Мне понравилось, — сказал он. — Повторим как-нибудь?