— Давай, — кивнула я. — С удовольствием.

Дома я обнаружила три пропущенных звонка и сообщение от Чарли.

Привет мне вечером надо быть в центре можно заскочить к тебе ненадолго?

Я отложила телефон и стала переодеваться в пижаму. Три звонка — это как-то слишком! Не стану перезванивать! Но когда я чистила зубы, телефон завибрировал. Чарли. Я сама не понимала, что чувствую: такая бесцеремонность злила, но отчего-то и заводила тоже. Сняла трубку. Решила, что лучше разберусь в себе, услышав его голос.

— Привет! — негромко поздоровался он.

— Что случилось?

— Ты случайно не дома?

— Дома. А что?

— Просто только закончил одно дело с Максом и как раз недалеко от твоей улицы. Не хочу мешать, но…

— Ладно, — отозвалась я. — Приходи.

Не прошло и минуты, как в дверь позвонили. На пороге стоял Чарли — без куртки, в одном свитере, на голове синяя зимняя шапка с ушами, руки в карманах. Глаза дикие, зрачки расширенные. На вид совсем мальчишка — только шести футов ростом и с щетиной на подбородке.

Губы Чарли медленно растянулись в очаровательной улыбке. Оказывается, я подспудно ожидала, что он будет злиться, допрашивать, где я пропадала, почему не отвечала на звонки. Мы не виделись с того вечера, когда он рассказал о зависимости, и в разговорах этой темы избегали. Но Чарли просто смотрел на меня невинными глазами и с явным облегчением и ждал, когда я приглашу его войти.

4

На втором свидании мы с Питером решили вместе поужинать. Я была подавлена и рассеянна. Близился День благодарения, а домой ехать не хотелось.

Мы отправились в таверну «Алхимия», где подавали кучу вегетарианских блюд: кокосовый карри, сыр с брокколи на гриле, жареную морковь с красным луком. В дальнем углу зала играли музыканты. Питер снова пришел в толстовке, на этот раз — цвета лайма.

И, судя по виду, подавлен и рассеян он был не меньше меня.

— Что делаешь на День благодарения? — поинтересовалась я.

— Еду в Окленд к родне со стороны отца. Обычно мы устраиваем грандиозный сбор — съезжаются все тетушки, дядюшки, кузены, бабушки с дедушками.

— Здорово, наверно. — Вероятно, стоило спросить, каково это — приезжать на семейное сборище после ухода кого-то из близких, но я побоялась показаться навязчивой и просто заметила: — Чем старше я становлюсь, тем больше боюсь праздников.

Он склонил голову к плечу.

— Это почему?

— Очередное напоминание о том, какая жизнь паршивая штука.

— Серьезно, все так плохо?

— Нет, — мне вдруг стало неловко, что я навела такую мрачность. — Нормально все.

В Питере чувствовалось что-то очень близкое, хорошо знакомое, и это одновременно нервировало и заставляло меня к нему тянуться. Тоже еврей, тоже приезжий — неудивительно, что нам оказалось так легко и комфортно общаться. Держался он дружелюбно, но в то же время отстраненно. Мне такое было привычно и понятно. Но из-за этого разговаривать с ним было сложнее, чем с Чарли. Сам Питер больше отмалчивался, но слушал внимательно, а значит, шансы сморозить глупость решительно возрастали. С Чарли же я в основном слушала его болтовню и пыталась в ней разобраться.

Выпив, мы немного расслабились. Я рассказала Питеру о встрече с агентом. Разыграла нашу беседу в красках, приправила юмором — он очень смеялся.

— Ты расстроилась, наверно?

— Ну да. Даже не представляла, что произвожу такое жалкое первое впечатление.

— Я так вовсе не считаю. — Он улыбнулся, и в который раз удивившись тому, как улыбка преображает его лицо — в глазах загорается огонь, а печальные складки у рта превращаются в смешливые, — я неожиданно поняла, что он мне нравится.

После он отвез меня домой. И, остановившись на подъездной дорожке, спросил:

— Я помню, что на следующей неделе День благодарения, но, может, мы успеем увидеться еще раз до твоего отъезда?

— Да, конечно, — закивала я.

На несколько секунд в машине повисло напряженно молчание, а потом он признался, не сводя глаз с приборной панели:

— У меня не так много опыта по этой части. Долго был в серьезных отношениях…

— Все нормально, — заверила я, наклонилась к нему, и мы поцеловались.

Это было совсем не похоже на первый поцелуй с Чарли — тогда у меня голова пошла кругом, а внешний мир просто исчез. Сейчас же он никуда не делся. Питер мне нравился. Но я никак не могла выкинуть из головы его слова. Выходит, он совсем недавно расстался с девушкой, с которой встречался много лет. Да еще мать похоронил. Сама не знаю, почему это меня так напугало, но шагая по дорожке к дому, я не была уверена, что нам стоит продолжать.

— Ребята, я хочу вам кое-что сообщить, — объявил Уилсон.

Мы, как обычно, сидели после семинара в «Сити-баре» за нашим столом, уставленным пивными кружками и остывшей картошкой фри. Поэты давно уже перестали сюда заглядывать, теперь мы тусили вшестером. Семинар прошел хорошо. Обсуждали Вивиан и Сэма. Тексты у обоих вышли такими вдохновляющими, что всем теперь хотелось скорее бежать домой и засесть за компьютер.

Мы обернулись к Уилсону. Он сидел, уставившись в тарелку с картошкой.

— Хочу, чтоб вы знали, мне звонила Майя Джоши, сказала… — он поднял голову и оглядел всех нас, — … что хотела бы со мной сотрудничать.

Прошло уже больше месяца со встречи с агентом, и мы потихоньку стали о ней забывать.

— Уилсон, — вскричал Роан, первым нарушив повисшее молчание. — Чувак, охренеть! Это же замечательно!

Все загомонили, Сэм поднял кружку:

— За тебя!

Мы чокнулись. Вивиан вскочила с места и обняла Уилсона.

— Черт, Уилсон, ты идешь в гору!

— Подожди, подожди, но как все было? — вмешался Дэвид, перегнувшись через стол. — Расскажи подробнее.

— Ну она просто позвонила…

— То есть вся эта история с имейлами — херня?

— Даже не знаю, где она раздобыла мой номер…

— В деканате, наверное, — предположил Дэвид.

— Ну вот, она сказала, ей нравятся мои рассказы. И тот, что был опубликован в «Глиммер Трейн» [«Глиммер Трейн» — американский литературный журнал.], тоже.

— Тебя печатали в «Глиммер Трейн»? — удивился Сэм.

— В общем, — покраснев, продолжил Уилсон, — она говорит, мол, продолжай работать, а как захочешь что-нибудь мне прислать, я с радостью прочту. Вот так все и было, совершенно неформально.

— Думаю, по этому случаю стоит выпить чего-нибудь покрепче, — заметила Вивиан. — Сегодня у нас не просто обычный вторник. Кто со мной?

Все встали. Настроение было странное. За улыбками чувствовалось общее напряжение. В октябре, когда приходила Майя, мы все были в равном положении. Теперь же баланс нарушился. Уилсон стал избранным, сделался на голову выше остальных. Все устремились к бару, Уилсон же задержался, роясь в рюкзаке в поисках кошелька, и я остановилась рядом с ним. Он, единственный из всех, не улыбался. Держался максимально нейтрально, видимо, не представляя, как теперь себя с нами вести.

— Уилсон, слушай, — начала я, — а ты во время встречи мог бы сказать, что она тобой заинтересовалась? Не показалось тебе ничего такого?

Поколебавшись, он кивнул.

— Пожалуй, да, показалось.

— Но как ты понял?

— По тому, как она со мной говорила. Как-то подумалось, что вроде она всерьез. К тому же она спрашивала о романе.

— Вау, как круто, Уилсон, — ахнула я.

— Спасибо, Лея, — улыбнулся он.

От остальных нас теперь отделяло несколько футов. Сэм и Роан болтали, стоя чуть в стороне, Вивиан и Дэвид махали бармену.

Наконец, он обернулся к Вивиан:

— Что вам предложить?

— Нам, пожалуйста, шесть стопок… — начала она.

Но тут Дэвид перебил ее, положив руку ей на поясницу:

— Я плачу. Пожалуйста, шесть стопок текилы, запишите на мой счет. Дэвид Эйзенштат.

Он и не думал убирать руку со спины Вивиан и мизинцем почти касался ее задницы.

Ехать домой я решила в среду, в самый последний день. А в субботу Питер пригласил меня к себе на ужин. Жил он примерно в миле от моей квартиры. Я отправилась к нему пешком, и всю дорогу над моей головой в бешеном танце кружились снежные хлопья.

Питер открыл мне в застиранной серой рубашке — впервые я видела его не в толстовке. Улыбнувшись, пригласил войти, и я отметила, что глаза у него спокойные и добрые.

— Любишь лосося? — спросил он, пока я разувалась в прихожей.

— Люблю. Ты что, готовишь?

— Пытаюсь.

Потом он показал мне свое жилище. Квартира скромная, но мебели хватает, на стенах — постеры в рамках. Кухня — самое обжитое помещение во всем доме: кастрюли, сковородки, набор хороших ножей, куча баночек со специями.

Питер разделывал рыбу, я занялась спаржей, в процессе мы болтали, рассказывали, у кого что нового произошло за неделю. В этом семестре мы оба преподавали ребятам с младших курсов и сейчас с интересом обсуждали своих студентов.

Я даже не думала, что мне понравится преподавать. С первого занятия отпустила студентов на час раньше, потому что рассказала уже все, что знала по теме. Но после все как-то наладилось. Я стала серьезнее готовиться. Студенты что-то за мной записывали, это и волновало, и заставляло внимательнее следить за речью. Бывало, ребята заходили ко мне и просили прочесть их рассказы в новой редакции. Я никогда не отказывала. Особенно мне нравились студенты, похожие на меня саму на первых курсах — стеснительные, но серьезные.