Ханна Хауэлл

Горец-победитель

Глава 1

«Что за ангел стоит рядом с братом Мэтью? — подумал Лайам, глядя из-под полуприкрытых век на хмурую парочку, наклонившуюся над ним. — И почему не удается полностью открыть глаза?»

Его толкнул очередной приступ боли, и когда он застонал, Мэтью и ангел склонились ниже.

— Думаешь, он выживет? — спросил Мэтью.

— Да, — отозвался ангел, — хотя какое-то время будет жалеть, что не умер.

Как странно. У ангела такой голос, который вызывает у мужчины мысли о спальне с камином, о нежной обнаженной коже и густой меховой шкуре, подумал Лайам. Он попробовал поднять голову, но движение причинило нестерпимую боль. Такое ощущение, будто он попал под лошадь, и может даже, под десяток очень больших лошадей.

— Красивый парень, — сказал ангел, и женская рука, маленькая, нежная, погладила Лайама по лбу.

— Как ты можешь видеть, что он красивый? Он выглядит так, будто его швырнули на землю и по нему проскакал табун.

Они с Мэтью всегда думали одинаково, вспомнил Лайам. Мэтью — один из немногих, по кому Лайам скучал, покинув монастырь. Сейчас он скучал по прикосновению маленькой ручки ангела.

Рука осторожно погладила его по лбу, но это легкое прикосновение, казалось, сняло какую-то часть боли.

— Я вижу, что он высок и хорошо сложен.

— Ты не должна замечать подобные вещи!

— Фи, кузен, я же не слепая.

— Может, и не слепая, но все равно это неправильно. А он сейчас не в лучшем виде, как можно заметить.

— Уж это точно. Однако я думаю, что его лучший вид очень хорош, правда? Может, он так же красив, как наш кузен Пейтон, как ты считаешь?

Мэтью презрительно фыркнул:

— Красивее. По правде говоря, я никогда не верил, что он у нас останется.

Выходит, кто-то по его внешнему виду определил, что он не пригоден для религиозной жизни? Лайам считал, что это не слишком справедливое суждение, но не мог подать голос, чтобы высказать свое мнение. Несмотря на боль, его сознание оставалось ясным, но он не мог позвать их или каким-нибудь движением показать, что слышит, как они его обсуждают. Хотя он видел их из-под ресниц, глаза не открылись достаточно, они не могли заметить, что Лайам очнулся.

— Думаешь, у него не было истинного призвания? — спросил ангел.

— Не было, — ответил Мэтью. — Он любил учиться, быстро все схватывал, но мы не многому его научили. Монастырь у нас маленький, бедный, это не какое-то солидное учебное заведение. Я думаю, для него здесь было слишком тихо, слишком мирно. Лайам скучал по своей семье. Я знаком с его родичами и могу его понять: большущая толпа здоровенных, горластых, невоспитанных мужчин. Образование несколько смягчило в нем эти черты, но не изжило до конца. По-моему, монастырская рутина, однообразие наших дней начало изнурять его дух.

Лайам слегка удивился, что старый друг так хорошо его знал. Он действительно был неугомонным, да и сейчас остался таким же. Тишина и строгий режим монастырской жизни постоянно давили на него, он задыхался и скучал по родственникам. На какой-то момент Лайам даже порадовался, что не может говорить: он боялся, что стал бы просить позвать их, как брошенный ребенок.

— Да, это тяжело, — сказал ангел. — Больше всего меня удивляет, как ты смог вписаться в эту жизнь. Наверное, у тебя такое призвание, да?

— Да, — согласился Мэтью. — С детства. Но ты не думай, что я все забыл, Кайра. Временами мне бывает очень тоскливо без вас, но здешнее братство — тоже своего рода семья. Вероятно, я вскоре вас навещу. Я стал проводить много времени в размышлениях о том, как вы там выращиваете зерно, все ли здоровы и сильны по-прежнему, и многое в таком роде. В письмах всего не расскажешь…

— Не расскажешь. — Кайра вздохнула. — Я тоже скучаю, ведь уже шесть месяцев, как я уехала.

«Кайра», — повторил в уме Лайам. Прекрасное имя. Он попробовал, невзирая на боль, шевельнуть рукой, а когда рука не подчинилась команде, его охватила паника. Похоже, он привязан к кровати, но… почему они это сделали? Не хотят, чтобы он двигался? Или у него такие серьезные травмы? А может, он ошибается и они не собираются оказывать ему помощь? Значит, он просто пленник?

Когда эти вопросы пронеслись в его голове, Лайам напрягся и натянул узы, но свирепая боль, пронзившая его тело с головы до пят, заставила несчастного застонать.

Мягкие маленькие ручки легли — одна на его лоб, другая на грудь, и он затих.

— Кажется, молодой человек очнулся, кузен, — сказала Кайра. — Тихо, сэр, лежите, спокойно.

— Почему меня привязали? — Лайам с трудом выдавил слова сквозь стиснутые зубы; при этом сильная боль сказала ему, что его лицо, без сомнения, жестоко избито.

— Чтобы ты не шевелился, Лайам, — спокойно ответил брат Мэтью. — Кайра не думает, что сломано что-то еще, а правую ногу мы зафиксировали, но ты весь разбит, и это нас тревожит.

.— Да, вас избили почти до смерти, сэр. Вам лучше оставаться совершенно неподвижным, чтобы не добавить новых повреждений. Вам очень больно?

Лайам выругался, настолько глупым был вопрос, и тут же услышал, как потрясенно ахнул брат Мэтью.

К его удивлению, Кайра тихо засмеялась.

— Действительно, глупый вопрос, — сказала она. — У вас на теле нет живого места, а правая нога сломана. Перелом чистый, я его вправила. Прошло три дня, но нет признаков нагноения или заражения крови, так что все очень скоро заживет.

— Лайам, мы с Кайрой принесли тебя в коттедж, тот, что стоит на краю монастырской земли. Боюсь, братья не разрешили бы ей ухаживать за тобой в пределах монастыря. — Мэтью вздохнул. — Они и так не слишком рады ее присутствию, хоть она живет вдали от них, в гостевом доме. Особенно возбужден брат Пол.

— Возбужден? — буркнула Кайра. — Кузина Элcпет сказала бы, что он…

Мэтью перебил ее:

— Я прекрасно знаю, что бы сказала кузина Элспет: по-моему, она слишком долго прожила среди этих буйных военных. У нее язычок слишком свободный, настоящей леди не приличествует так говорить.

Кайра фыркнула:

— Ну знаешь, кузен, ты что-то стал слишком благочестивым.

— Конечно, я же монах; нас учат быть благочестивыми. Ладно, если хочешь, я помогу тебе дать Лайаму какое-нибудь питье или сделать перевязку, а потом мне надо возвращаться в монастырь.

— Сначала проверь, может, ему надо облегчиться — сейчас самое время, раз он просыпается, — а я пока сбегаю в монастырский огород за травками и мигом вернусь.

— Он просыпается? Что ты имеешь в виду? — Мэтью повернул голову, но в ответ услышал только стук двери. — Никудышная девица, — сердито проворчал он.

— Она кузина? — спросил Лайам и понял, что у него повреждено не только горло, но также челюсть и рот.

— Ну да, эта особа — моя кузина. Одна из безбрежной орды моих кузин, если уж говорить начистоту. Мюррей, помнишь?

— Пресвитерианка?

— Да, как и я, и как ее бабушка. А теперь к делу: боюсь, как бы я ни старался, тебе будет больно.

Мэтью оказался прав. В какой-то момент Лайам закричал, но от этого ему стало только хуже, и он с благодарностью воспринял накрывшую его темноту.

— О Господи, он побледнел еще больше! — Кайра выложила травку на стол и подошла к кровати, на которой лежал Лайам.

— Он страдает от мучительной боли, а я, боюсь, ему еще добавил. — Мэтью покачал головой.

— Ничего не поделаешь, кузен. И все-таки ему уже лучше, но такие раны медленно заживают. На нем нет живого места; просто чудо, что сломана только одна нога.

— Ты уверена, что он всего лишь избит?

— Избит, я в этом не сомневаюсь. Может быть, его еще и сбросили с горы. Некоторые раны могли получиться от того, что тело катилось по каменистому склону, а потом упало на камни. Он так и не смог тебе рассказать, что случилось?

— Конечно, нет. Он произнес одно-два слова, потом закричал от боли и с тех пор находится вот в таком состоянии. — Мэтью вздохнул. — Хотелось бы мне понять, в чем тут дело. Кто и зачем сделал с ним такую ужасную вещь? Я, правда, мало с ним виделся после того, как он от нас уехал, но Лайам не такой человек, чтобы наживать врагов, тем более таких злобных.

Кайра без нужды проверила крепость веревок, которыми Лайам был привязан к кровати, и внимательно посмотрела на своего пациента.

— Подозреваю, что в ком-то он мог вызывать нешуточную ревность.

Мэтью нахмурился. Кажется, его кузина слишком сильно заинтересовалась Лайамом Камероном, и это нечто большее, чем интерес лекаря к пациенту. Лекарь не стал бы так часто трогать густые темно-рыжие волосы Лайама. Разумеется, сейчас Лайам не в лучшем виде, после жестокого избиения он потерял часть своей красоты, но в теле и в лице осталось вполне достаточно привлекательности, чтобы вызвать любопытство у Кайры.

Мэтью попробовал посмотреть на Кайру как на женщину, а не просто кузину, с которой играл в детстве, и вытаращил глаза, поняв, что из приставучей девчонки она превратилась в красавицу. Маленькая, изящная, при этом женственная — у нее хорошей формы грудь и округлые бедра; иссиня-черные волосы заплетены в косу, свисающую до пояса, а цвет волос подчеркивает белизну и чистоту кожи. Овальное личико придавало ее красоте изысканность, носик был прямым, в маленьком подбородке чудится намек на силу характера. Но что особенно должно было привлечь интерес мужчины, так это ее глаза: под аркой изящных черных бровей, под сенью густых ресниц они сияли зеленью, невинные и в то же время таинственно-глубокие. Мэтью даже вздрогнул, когда понял, что большой рот и пухлые губы, как и улыбка, могут быть воплощением невинности, но многие мужчины увидят в ней повышенную сексуальность. Он вдруг испугался, не допустил ли серьезную ошибку, позволив кузине ухаживать за таким мужчиной, как Лайам Камерон.

— Что-то у тебя слишком свирепое лицо, кузен, — усмехнулась Кайра, готовясь растирать мазь для Лайама. — Он не умрет, я тебе обещаю, хотя выздоровление займет много времени.

— Я тебе верю. Одна из причин, почему Лайаму было трудно жить в монастыре, — это…

— Там нет девушек, которым можно улыбаться. — Кайра насмешливо хмыкнула, видя, как сердитое выражение испортило мальчишечье красивое лицо кузена. — По-моему, этот человек, как и наш кузен Пейтон, имеет подход к девушкам. Ему достаточно просто улыбнуться, и…

— А по-моему, ему даже улыбаться не надо, — проворчал Мэтью.

— Может, и не надо. Ладно, не смотри так мрачно, сейчас он для меня не опасен, так ведь? А когда Лайам подлечится настолько, что сможет улыбаться, он будет опасен, только если я этого захочу. Неужели ты думаешь, что с такими родственниками, как у меня, я не научилась обращаться с мужчинами? — Кайра прищурившись посмотрела на Лайама. — И разве он плохой человек? Вряд ли он подлый, бессердечный совратитель невинности.

Мэтью вздохнул.

— Ничего такого я о нем не говорил.

— Тогда о чем беспокоиться? Лучше будем беспокоиться о своих делах, они куда более важны, чем вопрос, буду я или не буду сопротивляться сладким улыбкам красивого парня. Кузен, я прожила здесь два месяца, и за это время от моих врагов не поступило никаких известий, так что я думаю, можно попробовать вернуться домой в Донкойл.

— Понимаю, хотя… Меня очень смущает, что не приехал ни один из твоих родственников. Неужели их не удивляет, что ты так долго живешь в мужском монастыре и монахи тебе это разрешают?

Кайра подавила внезапно вспыхнувшее чувство вины: она так и не сообщила кузену, что не поддерживает контакты с семьей.

— Гости в монастыре не редкость — и мужчины, и женщины, а я хорошо заплатила за эту привилегию.

Мэтью смутился, потому что это была жестокая правда, и кузина с улыбкой похлопала его по руке:

— Оно того стоило: мне нужно было укрыться и залатать душевные раны, преодолеть страх и горе, убедиться, что когда я вернусь домой, я не приведу за собой к воротам Донкойла этого убийцу, ублюдка Рауфа.

— Твоя семья всегда защитит тебя. Они считают это своим долгом, своим правом и будут недовольны, что ты ими пренебрегла.

Кайра прищурилась:

— Признаю, но с этим я как-нибудь справлюсь, а пока мне надо решить, что делать. Дункан взял с меня слово, и я должна крепко подумать, как его сдержать и чего это будет мне стоить.

— Понимаю, это нелегко: Рауф — злобный и опасный противник. Но все-таки ты поклялась мужу проследить, чтобы его люди не страдали под правлением Рауфа, если он проиграет сражение. Дункан проиграл и умер той же ночью, а это значит, что твое обещание было клятвой у смертного одра. Тебе придется сделать все возможное, чтобы ее сдержать. — Мэтью поцеловал кузину в щеку и пошел к двери. — Увидимся завтра. Спокойной ночи, Кайра.

— И тебе того же.

Как только кузен ушел, Кайра со вздохом опустилась на стул возле кровати Лайама Камерона. Мэтью кажется, что все очень просто; хотела бы она, чтобы это было так. Клятва, которую она дала своему бедному, злосчастному мужу, лежала тяжким грузом на ее сердце, как и судьба людей Арджлина. Дункан очень заботился о своих людях, все они слабые и немного странные. Грустно думать, как они будут страдать под властью Рауфа. Кайра молилась за них каждый вечер, но не могла избавиться от чувства вины за то, что сбежала. Хотя не все из того, о чем просил Дункан, казалось ей правильным, люди Арджлина больше не могут ждать, пока она будет разбираться со своими сомнениями. Пора, давно пора что-то сделать.

Она не спеша протерла Лайама мягкой тряпкой, смоченной в холодной воде. Хотя у него не было жара, но после обтирания он стал спокойнее. Кайра была уверена, что этот сильный мужчина выздоровеет. К тому времени как он сможет сам о себе позаботиться, она должна будет решить, что делать с Арджлином и Рауфом. Как только она узнает, почему напали на Лайама, и будет уверена, что враги больше не будут за ним охотиться, она оставит его на попечение монахов и отдастся собственному предназначению.

При мысли, что придется покинуть Лайама, Кайра почувствовала укол сожаления и чуть не засмеялась. Какая нелепость: он весь покрыт синяками и за много дней не сказал ей трех слов. Возможно, необычная связь с ним возникла потому, что это она его нашла. Ее невольно тянула к нему странная смесь мечтаний и неизбежности. Это слегка пугало Кайру, потому что хотя такое у нее уже бывало раньше, но она никогда еще не понимала все так отчетливо и чувства не были так сильны. Она не могла избавиться от ощущения, что на этот раз ею движет нечто большее, чем простое желание залечить его раны.

— Глупости, — пробурчала Кайра, обтирая кожу больного сухой тряпкой, и покачала головой. Наверное, надо будет подать весть его людям; подумав об этом, она принялась готовить бульон, которым накормит его, когда он очнется. По словам кузена, родня сэра Лайама была вполне способна взять его под защиту, но Кайра быстро отвергла эту идею по той же причине, по которой не дала кузену сразу послать за Камеронами. Возможно, сэр Лайам этого не хочет; может быть, он не желает ввергнуть семью в те же беды, которые преследуют его. Такая позиция вызывала у Кайры сочувствие, потому что и она тоже не спешила посвящать семью в свои трудности.

Наверное, это все же глупо, хотя она не сделала ничего плохого, не накликала беду или опасность. Если бы кто-то из ее семьи оказался в такой же беде, она бы с готовностью пришла ему на помощь — такова инстинктивная потребность защитить любимых. Когда ее семья узнает правду, они рассердятся, может, даже обидятся, но поймут ее, потому что в глубине души знают: сами они поступили бы так же.

Если этот человек близок своей семье, как ей внушала кузина, он бы тоже так сделал, подумала Кайра. Когда она в последний раз виделась с кузиной Джиллианной, то многое услышала о Камеронах. Хотя эти истории рассказывались для того, чтобы позабавить слушателей, из них следовало, что у Камеронов такая же сплоченная семья, как у нее. Надо было также считаться с мужской гордостью сэра Лайама. Несомненно, он ощетинится против идеи оповестить всех о его беспомощном положении. Нет, решила Кайра, нельзя посылать за его людьми без разрешения.

Она перекусила хлебом, сыром и холодной олениной, потом наскоро помылась и, устроившись на топчане с соломенным тюфяком, долго лежала, глядя на огонь, в ожидании момента, когда придет сон. Она ненавидела это время ночи, ненавидела тишину, ненавидела то, что сон задерживается, оставляя ее наедине с воспоминаниями.

Как Кайра ни старалась, она не могла отделаться от этих мрачных картин; в лучшем случае ей удавалось подавить их на некоторое время.

Дункан был хорошим человеком: красивым, ласковым но Кайра его не любила и из-за этого до сих пор чувствовала себя виноватой. В возрасте двадцати двух лет она решила, что больше нельзя ждать, когда в ее жизнь войдет великая, страстная любовь; ей хотелось иметь дом и детей. Хотя она любила свою семью, внутри нарастала потребность расправить крылья, пойти собственной дорогой. Обычно брак не делает женщину свободнее, но инстинкт говорил Кайре, что Дункан никогда не станет ее подавлять. Он хотел партнерства, и, зная, как редко такое встречается, Кайра ответила согласием, когда он сделал ей предложение.

Ее семья, разумеется, не одобрила этот поступок, особенно бабушка, леди Молди, и кузина Джиллианна. Их особый дар сказал им, что Кайра не любит мужчину, за которого собирается замуж. Хотя они чувствовали ее беспокойство, причину которого она сама не могла объяснить, все же не надавили на нее, уважая ее выбор.

Для Кайры и сейчас оставалось загадкой, почему она почувствовала тревогу сразу, с того момента, как приняла предложение Дункана. Проблемы между ними начались через несколько часов после свадьбы, а через несколько дней, уже в Арджлине, начались проблемы с Рауфом. Сначала она думала, что этим и объяснялись странные чувства, мучившие ее, но теперь была в этом не так уверена. Инстинкт подсказывал ей, что загадка все еще не разгадана.

Кайра уже начала погружаться в блаженный сон, как вдруг больной хрипло закричал. Вскочив, она накинула халат и бросилась к нему: он изо всех сил натягивал путы и бормотал свирепые ругательства.

Погладив его по лбу, Кайра заговорила с ним, тихо сообщая, где он находится, кто о нем заботится, и уверяя, что он уже в безопасности.

Она даже удивилась тому, как быстро он успокоился.

— Джоулина? — прошептал Лайам. Интересно, почему она так рассердилась, когда он назвал чужое женское имя?

— Я Кайра. — Она накрыла руками его руки, чтобы он не натягивал путы.

— Кайра? — Он вздохнул и схватил ее за руку. — Да, Кайра. Черные волосы. Спутал. Я ведь не дома, в Дабхейдленде…

— А-а. Она ваша целительница? — Кайра попыталась высвободить руку, но Лайам держал ее крепко, и она опустилась на стул возле кровати.

— Жена Сигимора, хозяйка Дабхейдленда. Я подумал, что я дома.

— Вы уже говорили. Если желаете, могу вам дать болеутоляющее.

— Нет. Мне показалось, что меня опять схватили. Кайра видела, что ему больно говорить, и все же не удержалась и спросила:

— Вы помните, что с вами случилось?

— Меня поймали, потом избили и сбросили вниз. Это вы меня нашли?

— Да. Я и мой кузен Мэтью.

— Хорошо. Здесь безопасно?

— Да, безопасно. — Она еще раз попыталась выдернуть руку, и опять неудачно.

— Останьтесь. — Лайам тяжело вздохнул. — Пожалуйста, останьтесь.

Молча выругав себя за слабость, Кайра отозвалась на его мольбу и осторожно придвинула стул поближе к кровати, дожидаясь, когда он отпустит ее руку. Через несколько секунд тишины она подумала, не заснул ли больной, но он по-прежнему крепко держал ее руку, а потом большим пальцем начал поглаживать тыльную сторону ладони. Внутри у нее разлилась тревожащая теплота, но остановить его Кайра не решилась.