— Тарелка просто соскользнула с подноса, — спокойным голосом произнесла Одри. Ее зеленые глаза светились умиротворенным, невинным блеском. Если этот кретин притворился, будто не знаком со мной, подумала она, тогда и я имею моральное право представить все как несчастный случай. — Извините… Мне кажется, в левый карман ваших брюк, сэр, попала морковка… а на ваш левый туфель шлепнулся наш прославленный соус.
Страдалец был не в силах что-либо возразить против верных наблюдений официантки, и ему оставалось лишь вперить в нее злобный, испепеляющий взгляд. Гонсало Родригес начал сыпать перед ним всяческими извинениями и закончил заверениями в том, что его пользующийся доброй репутацией испанский ресторан готов возместить пострадавшему все расходы, которые тот понесет в химчистке.
— О, дорогой сэр, ваши очаровательные кожаные туфли, кажется, теперь пришли в полную негодность, — самым серьезным, сочувствующим тоном заметила Одри.
— Позвольте мне, — обратился к Блэквуду хозяин ресторана, — полностью компенсировать ваши убытки, связанные с испорченным костюмом и туфлями.
Пока шла эта беседа, глаза посетителей всего зала скользили по пропитавшейся соусом штанине несчастного сверху донизу — до самых туфель, а затем опять возвращались к штанине. Кто-то из сидевших за дальним столиком не выдержал и рассмеялся.
— Перестаньте утомлять меня своим лопотанием о компенсациях, мистер. — Мужчина с набухшей штаниной и испорченными туфлями вновь стал грозен и неумолим. — Вы должны уволить эту кретинку немедленно! Иначе вам несдобровать. Иначе вам не избежать полного банкротства. К вашему сведению, среди моих знакомых довольно много джентльменов, занимающих высокие посты!
— Думаю, вам следует удалиться в туалетную комнату и там привести себя в порядок, — порекомендовал Блэквуду его сосед по столику. — Вы делаете из себя посмешище.
С минуту Виктор еще постоял на том же месте, не двигаясь. Казалось, он был готов разразиться новыми угрозами в адрес хозяина ресторана и его никчемных работников. Но после непродолжительной паузы он молча кивнул в знак согласия и медленно направился к выходу. Зал не спускал с него глаз. Кто-то бросил ему вслед предложение повторить оригинальный трюк на бис, а Одри с признательностью посмотрела на незнакомца с ежиком черных волос и удивительно мягкими темными глазами.
— Надеюсь, ваш друг успокоится, — озабоченным тоном проговорил Гонсало, обращаясь к мужчине, который пригласил на обед Блэквуда. — Конечно, это был ужасный несчастный случай, но каково мне было выслушивать его угрозы о закрытии моего ресторана?.. А ведь я должен содержать свою семью, детей… Может быть, мне стоит заглянуть в туалетную комнату, узнать, в каком он состоянии? Надеюсь, он образумится…
Шеф-повар вытащил из кармана носовой платок, вытер вспотевший лоб и быстрым шагом направился в сторону туалетной комнаты.
— Присаживайтесь, — услышала Одри бархатный голос незнакомца.
Девушка медленно приблизилась к столику и заглянула в глаза этому человеку, который, насколько она могла заметить, оказался единственным посетителем ресторана, никак не прореагировавшим на эксцентричную сцену. Усевшись на свободный стул, виновница происшедшего положила руки на колени и судорожно вздохнула.
— Ну как? Полегчало? — спросил он.
— Не совсем… нет. Но спасибо, что задали этот вопрос.
— А из-за чего, собственно, получился весь этот сыр-бор? — полюбопытствовал незнакомец.
— Мне очень, очень жаль, что я испортила вам весь обед.
Одри вдруг ушла в себя. Она понимала, что в случившемся не было ничего смешного, хотя в разных концах зала и раздавались смешки. Гонсало Родригес был совсем тут ни при чем, но он принял на себя главный удар. А виновата во всем была она…
— Забудьте об обеде, — великодушно предложил ее собеседник.
— Бедняжка Гонсало, — задумчиво сказала она. — Мне не следовало опрокидывать тарелку с едой на вашего друга. Я была не права.
— Он мне не друг. Но вы мастерица устраивать сцены, не так ли?
— Вам было очень неловко? Ради Бога, простите меня.
— Не надо столько раз извиняться. Перестаньте, пожалуйста. Что касается моего отношения ко всему случившемуся, то… нет, я не ощутил какой-либо неловкости. Это всего лишь маленький инцидент… Скажите, что же вы собираетесь предпринять теперь? — спросил он после короткой паузы.
— Разумеется, подать заявление об уходе. — Она встала, и мужчина внимательно посмотрел на нее снизу вверх. — А что мне еще остается делать? Гонсало никогда не забудет про эту тарелку, и я не осуждаю его, да и торчать здесь на задворках, вечно быть на унизительных побегушках — просто не в моем характере. Кому нужна официантка, способная полить неугодного клиента пикантным соусом?
К тому же она знала Виктора Блэквуда. С его злопамятностью он никогда не простит ей случившееся и рано или поздно постарается отомстить за перенесенное унижение.
— Подать заявление об уходе? — Незнакомец печально улыбнулся. — А кто же будет приносить мне по утрам кофе? Что вы скажете на это, рыжик?
Одри постаралась не обидеться. Этот красивый мужчина старался быть обходительным и ласковым с ней, старался подбодрить ее в плачевной ситуации, в которой она оказалась. А рыжиком назвал ее из-за цвета волос — ярко-рыжих… Что в этом обидного?
— Пойду собирать свои причиндалы, — грустным голосом сказала Одри. — Спасибо за сочувствие и понимание. Может, вы хотите чего-нибудь на десерт? Я попрошу Джаннан вас обслужить.
— Спасибо, — покачал головой незнакомец. — Я предпочел бы получить десерт из ваших рук. Но сейчас мне не до еды.
Сама не зная почему, она протянула ему руку, чтобы попрощаться, и незнакомец, вместо того, чтобы пожать ее, переплел свои пальцы с ее пальчиками и нежно сжал их. По ее плечам и шее, будто едва касаясь кожи, пропорхнули малюсенькие мурашки, отчего Одри вдруг стало хорошо-хорошо! Потом он медленно разжал пальцы и словно нехотя освободил ее руку.
Возвратившись в кухонный блок, Одри уведомила Гонсало о своем уходе, попрощалась со всеми сотрудниками и стала вынимать из ящиков рабочего стола всякие принадлежавшие ей мелкие предметы и вещицы.
Пока она собиралась, к ней вернулась свойственная ей жизнерадостность и оптимистический настрой мыслей. Не стоит отчаиваться. Что-нибудь ей еще подвернется, и она не останется без куска хлеба. Жизнь всегда полна неожиданностей, в том числе приятных. Разве у нее не сложилось под конец хорошее впечатление о Гонсало, хотя поначалу он казался ей слишком придирчивым и несправедливым?.. Она обязательно найдет какую-то другую работу и будет получать от нее удовольствие! А если не найдет, то в любой день сможет вернуться Оуэн-Саунд. Родные, оставшиеся в этом провинциальном канадском городке недалеко от Торонто, всегда примут ее с распростертыми объятиями. И работа там какая ни есть для нее найдется… Все будет хорошо, успокаивала себя Одри.
Вдруг она вспомнила о незнакомце. Перед глазами с поразительной четкостью всплыл черный ежик его волос, задумчивый взгляд и пальцы, нежно сжимавшие ее руку. Ей почему-то стало грустно. Может быть, потому что в жизни приходится не только встречать новых людей, но и расставаться с ними?
С мыслью о безымянном утреннем посетителе ресторана Одри направилась к выходу из здания, а когда открыла дверь и сделала шаг вперед, кто-то неожиданно перегородил ей дорогу. Девушка настороженно вскинула голову и ахнула от удивления: перед ней стоял завсегдатай четвертого столика, о котором она только что вспоминала.
— Что вы тут делаете? — спросила Одри и чуть было не протянула вперед руку, чтобы дотронуться до него и убедиться, что перед ней был живой незнакомец, а не призрачная тень ее мыслей о нем.
— Поджидаю вас.
— Меня? Но зачем?
Еще не было и половины пятого, а огромный город уже начал погружаться в сумерки, и осенний воздух как будто сгустился от жуткого холода.
— Чтобы удостовериться, что с вами все в порядке.
— Разумеется, со мной все в порядке. — Одри сунула руки в карманы и уставилась на его большущие ботинки. Высокий, широкоплечий, с могучим телосложением, это был не просто крупный мужчина, а мужчина-громадина. Запрокинув назад голову, Одри подняла на него глаза. — А почему со мной что-то могло случиться?
— Потому что там, в зале, после всего происшедшего у вас, рыжик, был весьма обеспокоенный вид.
Девушка хотела было одернуть его и запретить называть себя рыжиком, но неожиданно решила, что ей нравится это прозвище.
— Неужели? — В ее голосе зазвенели нотки веселого недоумения. — А мне-то казалось, что я способна управлять своими эмоциями, могу держать себя в руках в любой ситуации… Короче, я рассуждаю так: потерять работу — это еще не значит потерять все в жизни. Разве я не права?
Но при этом в ее голове замельтешили непрошеные мысли: «Счета за различные виды услуг. Аренда жилья. Питание. Как оплачивать все это, не имея работы?»
— Послушайте, — сказал незнакомец, — на улице довольно холодно, и беседовать на таком холоде, согласитесь, не очень-то приятно. Почему бы нам не укрыться в моей машине? Я хочу поговорить с вами.
— Укрыться в вашей машине? Очень сожалею, но я не могу пойти на это.
— Почему?
— Потому что я не знаю вас. — Одри едва уловимо вздохнула. — Вы можете оказаться кем угодно. Поймите меня правильно. Я не утверждаю, что вы какой-то там маньяк, но в наше время все возможно.
— Маньяк? — опешил он.
— Или, предположим, вы могли бы оказаться беглым каторжником… Одним словом, как поучала меня мама, никогда не следует подсаживаться в машину к незнакомому мужчине.
— Какой же я «незнакомый мужчина»? — обиделся мужчина-громадина. — Ведь вы подавали мне завтрак каждое утро на протяжении нескольких месяцев! И разве я похож на беглого каторжника? Если бы мне и довелось бежать из тюрьмы, я бы наверняка не стал скрываться в таком шумном «проходном дворе», как ваш испанский ресторан, который к тому же расположен чуть ли не в самом сердце Манхэттена — центрального района Нью-Йорка… Да-а, рыжик, судя по всему, воображение у вас такое же неуправляемое, как и темперамент.
— Перестаньте называть меня рыжиком! — наконец возмутилась она, вдруг решив, что это кошачье прозвище может быть для нее оскорбительным.
— Хорошо, мисс, но только если вы составите мне компанию, проехавшись в моем автомобиле, который стоит за углом вон того желтого здания. Я хочу совершить небольшую прогулку за рулем и одновременно поговорить с вами.
— О чем?
— О Боже! — вздохнул он. — Разумеется, о том, что будет представлять для вас интерес.
Мужчина резко повернулся и зашагал прочь, совершенно уверенный, что его собеседница последует за ним. Но она не последовала, а побежала за ним вприпрыжку — так быстро шагал он к желтому зданию.
— Я не знаю даже, как вас зовут, — крикнула ему вдогонку Одри. — И куда вы собираетесь отвезти меня, чтобы поговорить о том, что может показаться мне интересным?
Незнакомец резко остановился, и Одри, неожиданно уткнувшись в него, чуть было не упала на спину, но он вовремя подхватил ее.
— Джон Моррисон — это ответ на ваш первый вопрос, — услышала она его низкий, бархатный голос. — Что касается пункта нашего назначения или, если хотите, нашего переговорного пункта, то это будет уютное кафе в двух кварталах отсюда.
— Джон Моррисон…
— Совершенно верно. Вам знакомо это имя?
— Почему оно должно быть мне знакомо? — озадаченно спросила Одри, когда они зашагали дальше.
— Вы абсолютно правы, — поспешно заметил Джон. — Откуда вам его знать. Я никакая не знаменитость, просто владею издательством «Моррисон энд кампани» и вхожу в совет директоров одной из телевизионных сетей.
Между тем они уже подошли к роскошному черному лимузину. Едва его владелец повернул с обеих сторон ключи, как Одри, спасаясь от холода, впорхнула на переднее сиденье рядом с местом водителя и тотчас захлопнула за собой дверцу.
— Я никогда не слышала о таком издательстве, — сказала она, когда он уселся за руль.
— Не важно. — В его голосе послышались раздраженные нотки. — Я не стараюсь произвести на вас впечатление. Я лишь пытаюсь развеять вашу подозрительность, если вы все еще думаете, что мне не следует доверять.
— Ах, да. Правильно. Ну хорошо… Меня зовут Одри Эрроусмит.
Кафе оказалось действительно недалеко от испанского ресторана — на расстоянии всего двух улиц. Джону сразу удалось поставить машину почти у самого входа в «переговорный пункт». Когда они оказались в маленьком, но уютном и теплом зале, когда уселись за изящный деревянный столик в стиле ретро, Одри вдруг стало необыкновенно легко и весело на душе, а ее подозрительность по отношению к уже знакомому «незнакомцу» сняло как рукой. К тому же для нее было непривычно находиться в заведении питания не в качестве официантки, которая обслуживает, а в качестве клиентки, которую обслуживают. С тех пор, как она приехала в Нью-Йорк, ей удалось побывать лишь в двух или трех подобных кафе-барах и убедиться, что эти маленькие заведения не только уютны, но и довольно дороги.
Джон заказал два кофе с ликером и набор миниатюрных пирожных, затем широко улыбнулся и, не отрывая от нее своих темных глаз, произнес:
— Ну а теперь расскажите немножко о себе. Я знаю, что вы не любите футбол, но любите театр, хотя вам не всегда удается бывать в нем, что вы ненавидите все занятия спортом, за исключением плавания, и что вы заботитесь о своих красивых волосах. Но что привело вас в Нью-Йорк?
Одри покраснела. Она никогда бы не догадалась, что высказываемые ею в разных беседах отрывочные сведения о себе, своих вкусах и пристрастиях могут попасть в какой-то банк информации. Ей казалось, что этого человека должны были интересовать более важные вещи, нежели подробности жизни какой-то официантки.
— С чего вы взяли, что я так уж пекусь о своих волосах! — раздраженно спросила она. Одри была несколько обескуражена выложенными им фактами.
— Они шелковистые и блестящие. К тому же вы так оригинально их заплетаете…
— Это просто потому что мне так удобно. — Одри помолчала, затем ответила на его вопрос: — А в Нью-Йорке я оказалась потому… потому что мне хотелось уехать куда-нибудь из Канады. Я все время жила в небольшом городке Оуэн-Саунд недалеко от Торонто, и однажды мне вдруг захотелось пожить где-нибудь еще, увидеть мир с какой-то другой стороны.
Теперь, когда он высказался по поводу ее волос, она вдруг заметила, что стала теребить свисавшие с висков тонкие прядки и накручивать вокруг указательных пальцев кончики косичек. Немалым усилием воли ей удалось прекратить эти манипуляции с волосами и опустить руки на колени.
Одри опять подумала о том, что они оказались в этом уютном кафе-баре не как официантка и клиент, а как равноправные посетители. От этой мысли ее душа вдруг наполнилась восторженным ликованием. Между тем Джон по-прежнему не отрывал от нее глаз, и ей казалось, что его взгляд буравил всю ее насквозь, достигая самых потаенных уголков души, которых она никому не хотела раскрывать.
— Перестаньте так пристально смотреть на меня! — жалобно попросила она.
— Почему же? Вы ощущаете какую-то неловкость?
К счастью, как раз в этот момент подали кофе и пирожное, и их диалог перелился в другое русло. Джон начал расспрашивать ее о полученном образовании и рабочем опыте, о том, что она делала в Канаде и чем занималась все эти месяцы в Нью-Йорке. Его особенно заинтересовали приобретенные ею навыки секретарской работы.
— Итак, — заключил он, — вы работали секретаршей, официанткой… Одним словом, если я не ошибаюсь, вы можете без особого напряжения переключаться с одного вида работы на другой?
— Мне кажется, я способна быстро освоиться в большинстве сфер трудовой деятельности…
— В таком случае я конкретно перехожу к делу, рыжик. Простите, мисс Эрроусмит. — Джон сделал непродолжительную паузу. — Мне очень жаль, что все так получилось сегодня в ресторане. Я приходил в заведение Гонсало на протяжении нескольких месяцев и за это время воочию убедился, как прекрасно вы справлялись со своими обязанностями. Подозреваю, вам нравилась ваша работа, и если бы я не пришел к вам на обед с этим человеком, вы бы не потеряли ее.
— Тут вашей вины нет.
Джон откинулся на спинку стула, сложил на груди руки и сказал:
— Я так не считаю. Поэтому, чтобы как-то загладить свою вину перед вами, я хочу предложить вам работу у меня в офисе.
2
Одри не поверила своим ушам.
— Вы предлагаете мне работу в вашей компании? — удивленно спросила она. — Но ведь вы не знаете меня! Не знаете настолько хорошо, чтобы принимать такое решение. У вас нет даже рекомендательных писем в мой адрес. Вы лишь наблюдали в течение нескольких месяцев, как я обслуживала посетителей «У Гонсало»; иногда мы с вами говорили о том, о сем, и вот теперь вы предлагаете мне работать у вас секретаршей, потому что хотите загладить свою вину. Это странно.
Девушка перевела взгляд с лица Джона на его большие руки, в которых совсем скрылась чашечка с кофе, и вдруг ее охватил непонятный ужас от мысли, что ей, возможно, придется стать секретаршей этого мужчины-громадины.
— Неужели в ваши рабочие функции входит вот так разбрасывать вакансии налево и направо первым встречным-поперечным? — Она нахмурилась и осуждающе уставилась на него. — Как посмотрит на это ваш босс?
— Мой босс — это я сам. Издательство «Моррисон энд кампани» принадлежит мне целиком и полностью. Я уже говорил вам об этом. Мне подчиняются все сотрудники компании. Все без исключения, рыжик.
— Я же просила не называть меня так. — Голос Одри звучал неуверенно. — Ну хорошо. Неужели на эту должность не нашлось других, более достойных кандидатур? Кстати, а как же так получилось, что эта завидная вакансия оказалась не занятой? — Девушка напрягла все свои логические способности, пытаясь разгадать истинный замысел сделанного ей предложения по трудоустройству. Нет, что-то Джон Моррисон не договаривает. Наверняка что-то скрывает от нее. Ведь когда речь заходит о трудоустройстве, кандидат должен представить рекомендации, пройти собеседование, преодолеть определенные бюрократические препоны. Рабочие места не сваливаются с потолка, как перезревшие груши с веток. Нет, что-то тут не так, подумала она и добавила к сказанному: — Я имею в виду, что высокопоставленные сотрудники компаний никогда не остаются без секретарши. Такая вакансия заполняется без особого труда, ведь правда? Как говорится, свято место пусто не бывает.
— Вы задаете вполне резонные вопросы, рыжик. — Джон улыбнулся. — Но пусть они вас не волнуют. Попробую объяснить сложившуюся ситуацию. Моя прежняя секретарша два месяца назад вышла на пенсию и уехала жить к своей овдовевшей сестре во Флориду. С тех пор я провел собеседования с десятком кандидаток на освободившуюся должность, но ни одна из них по тем или иным причинам меня не устроила. Дело еще в том, что при отборе кандидатур я руководствуюсь не только стандартными, так сказать, общепринятыми соображениями. Есть еще пара соображений… гм… частного характера.
— И что же это за «частные» соображения? — спросила Одри и, отщипнув кусочек ужасно вкусного пирожного, прямо заглянула ему в глаза.