Он откинулся на спинку стула, чтобы официант мог налить вино в их бокалы.
— О, ты имеешь в виду один из тех клубов, в которых обычно собираются какие-то мрачные джентльмены? — весело спросила Одри. — И вы все там тесно рассаживаетесь за одним столом, степенно цедите херес и говорите о политике, так?
— Не совсем так.
— Тогда о каком же таком старом добром клубе ты завел речь?
Она поднесла бокал к губам и отпила маленький глоточек. Вкус холодного белого вина был великолепен. Но поскольку она давно ничего не ела, напиток моментально всосался в пустой желудок и с кровотоком быстро достиг конечного пункта назначения — мозга.
— О джаз-клубе, — ответил Джон.
— Ах да, джаз…
— Еще одна страничка культуры, для которой у тебя тоже совсем не остается времени, не правда ли? — Он наполнил ее опустошенный бокал вином и пристально посмотрел ей в глаза.
— В этих джаз-клубах… — Их взгляды встретились. В ее зеленых глазах по-прежнему плясали веселые искорки. — Наверное, там такая скука! Весь вечер — только негромкая медленная музыка, а под ее аккомпанемент — только душещипательные, тихие беседы…
— Впечатление от вечера в джаз-клубе может зависеть от женщины, которую мужчина привел с собой в клуб.
При этих словах Одри чуточку зарделась, а он прикоснулся губами к бокалу вина и бросил на нее загадочный взгляд. На минутку она представила, как Джон танцует в джаз-клубе с незнакомой женщиной, нежно обнимая ее… Девушкой тотчас овладела дикая, необъяснимая ревность. По всем признакам, у него сейчас не было никаких женщин. По крайней мере с того времени, как она заняла место секретарши в его офисе. И он все чаще и чаще стал проводить вечера дома именно в те дни недели, когда она приезжала после работы присмотреть за Эллис. Ну и что из этого? Зато субботу и воскресенье он мог проводить где угодно и с кем угодно. По всем ее прикидкам, у этого крепкого и сексуального мужчины могла появляться новая девушка каждый выходной.
— А я в этом очень сильно сомневаюсь, — категоричным тоном прореагировала на его утверждение Одри.
— Почему же? Разве ты не согласна с тем, что мужчина и женщина, танцуя в паре под хорошую музыку, могут испытывать глубокие эротические чувства?
— Я предпочитаю танцевать одна и причем под быструю музыку.
Она ответила ему скороговоркой и облегченно вздохнула, когда увидела официанта, принесшего им еду. Слава Богу, теперь можно сменить тему беседы, и к тому же она в самом деле проголодалась. Но как только они начали есть, Джон опять поставил ту же пластинку.
— Ты когда-нибудь была в каком-нибудь юту-бе, где играют и слушают джаз? — спросил он ее.
— Нет.
— О Боже, ты не была ни в джаз-клубе, ни в оперном театре, нигде…
— Если честно, мне бы хотелось посещать и джаз-клубы, и театры, и даже оперу… — Ее взгляд стал задумчивым и грустным. — Но все это стоит денег, а их у меня сейчас, как я уже говорила, в достаточном количестве нет. К сожалению. А так я бы с удовольствием заглядывала время от времени в какой-нибудь тихий, рафинированный клуб, чтобы спокойно и о чем угодно поговорить с моим добрым спутником, чтобы потанцевать с ним и чтобы… он мог увидеть на мне что-нибудь очень элегантное… например, маленькое черное платье… или удлиненное темно-зеленое с глубоким вырезом на спине…
Она замолчала и закрыла глаза. После третьего бокала вина ее голова пошла кругом, Слова заметно поплыли. Джону стало жаль девушку. Он слегка дотронулся до ее волос и сказал:
— У тебя есть миниатюрное черное платье, но…
— И не одно, а несколько, — встряхнувшись, прервала она его. — Целый гардероб! Причем очень шикарный…
— Хорошо. У тебя есть шикарные, элегантные платья, но случая и повода, чтобы продемонстрировать их, не подвертывается, так?
— Именно, — кивнула она и выжидающе уставилась на своего собеседника.
Одри, конечно же, солгала насчет шикарного гардероба. Никаких элегантных платьев с глубокими вырезами на спине у нее не было и в помине. Но под влиянием какого-то необъяснимого импульса ей вдруг захотелось произвести на него впечатление, захотелось доказать ему, что она — не просто его личная секретарша, способная точно выполнять указания босса, находить общий язык с маленькими детьми и получать удовольствие от посещения пивных баров и ночных клубов сомнительной ориентации. Она докажет назло ему, что не является такой уж культурной отщепенкой и что, помимо шикарного гардероба, у нее есть еще и глубокое внутреннее содержание.
Итак, слова сорвались с губ. Жребий брошен. Разворачиваться назад нельзя — не будет пути. Не успела она подумать об этом, как до ее слуха донеслось бормотанье Джона:
— Значит, миниатюрное черное платье…
— Совершенно верно, — икнула девушка. — Очень миниатюрное и очень черное. М-да.
— На тебя уже подействовало вино. Ты уверена, что высказываешь трезвые мысли? — напрямую спросил он ее.
— Совершенно уверена. — Одри сердито нахмурила брови.
— В таком случае… — Джон Моррисон попросил у официанта счет и внимательно посмотрел на свою спутницу. Слишком внимательно, чтобы это ей понравилось. И она бросила ему нетерпеливым тоном:
— В таком случае… что?
— В таком случае, — пробормотал он, — надо обязательно найти повод для того, чтобы ты могла облачиться в свои великолепные одежды и показаться в них на публике. Ты согласна со мной?
— Я только и мечтаю об этом все время!
В эту минуту Одри нравилась самой себе почему-то больше, чем когда-либо. И, как подсказывала ей интуиция, Джону она тоже нравилась. Ему с ней было явно хорошо, иначе зачем бы он приехал к ней в столь поздний час? И с какой стати повел бы ее в ресторан? Ей с ним тоже было неплохо. В его компании она почти всегда чувствовала себя уютно, легко и даже весело.
Веселой и подвижной она была с самого детства. В ранние годы жизни ее также отличали острый ум и смекалка. Несмотря на то, что Одри была первой болтушкой среди всех сестер и братьев, мать всегда могла положиться на нее, зная, что дочь отнесется к любому ее поручению очень ответственно и честно. Девочка всегда помогала ей убираться в доме, с удовольствием нянчилась с малышами в то время, как сестры постарше сходили с ума по мальчикам, убегали из дома на свидания и без конца шили невообразимые платья для вечеринок.
У нее было много друзей среди местных мальчишек, потому что благодаря своему бойкому, смелому характеру она ни в чем не уступала любому из них, в том числе вожакам.
И вот сейчас, за этим двухместным столиком в китайском ресторанчике она вновь, как в детстве, проявила смекалку и хитрость, прибегнув к невинной лжи, и вмиг стала в глазах своего симпатичного собеседника загадочной, интригующей женщиной. Ну как же при таких способностях, при таком природном даре она может не нравиться себе!
Впрочем, в этих простых джинсах и джемпере у нее вряд ли было много шансов по-настоящему заинтриговать Джона. Но вот когда он увидит ее в миниатюрном черном платье, тогда держись — она наверняка загипнотизирует его!
— Ну-с, мы готовы сняться с якоря, капитан? — бодро обратилась Одри к Джону и поднялась из-за столика. Девушку чуточку качнуло в сторону, и он поспешно подхватил ее под руку. — Мне так понравился этот вечер! Все было прекрасно, сэр. От души благодарю.
— Ты достаточно твердо держишься на ногах, чтобы мы смогли совершить прогулку на своих двоих обратно?
— Разумеется, сэр. Однако, — ее зеленые глаза озорно блеснули, — если я вдруг не удержусь на своих двоих, сможешь ли ты по-джентльменски донести меня на руках до моего подъезда?
— Это великолепное вино явно нашло общий язык с твоими хорошенькими мозгами, — пробормотал он, когда они вышли на пустынный тротуар и в бодром темпе зашагали в направлении к ее дому. Каждое их слово, каждый шаг отдавались в спящих темных зданиях двукратным эхом.
— Ты избегаешь ответа на мой вопрос: сможешь ли ты поднести меня к моему подъезду на руках? — спросила она уже при подходе к дому.
— Конечно. О чем речь? — сухо ответил мужчина, и Одри весело рассмеялась. — Ты не веришь в мои силы?
Джон остановился и вплотную придвинулся к ней. Не может быть, чтобы он отнесся к ее прихоти серьезно. Впрочем, как знать. Ведь на его глаза падали тени от уличных фонарей, и их выражение в этот момент уловить было невозможно.
— Предупреждаю: я вешу больше, чем ты думаешь. — Девушка поперхнулась и несколько раз кашлянула. — Такой холод! Боюсь, если мы теперь не побежим, я отморожу себе что-нибудь.
— Не отморозишь, — услышала она над самым ухом его горячий шепот, и в тот же миг большие, сильные руки легко подхватили ее тело, и темно-серый асфальт заскользил под ней быстрым, бесшумным ручьем.
Через несколько минут они приблизились к наружной двери ее дома, и Одри нежно прошептала ему на ухо:
— А теперь опусти меня.
Но мужчина будто не слышал ее. Одной рукой он открыл дверь, занес свою продрогшую ношу в фойе и, почти не замедляя шага, стал подниматься по лестнице. Когда он остановился перед ее «дырой», девушка повторила уже приказным тоном:
— Опусти же меня наконец!
— Всему свое время, дорогая, — спокойно ответил Джон. — Достань, пожалуйста, ключ из сумочки.
— Я не могу. Я вся зажата вместе с сумочкой.
Она специально прижимала сумочку к себе, чтобы ее соски не терлись о широкую мужскую грудь.
— А ты попытайся.
Сделав вид, будто она прилагает невероятное усилие, Одри расстегнула на сумочке молнию и вытащила из нее связку ключей, которую тут же перехватил одной рукой Джон; другой он продолжал удерживать на весу их владелицу. Когда он нес ее на улице, а затем поднимал по лестнице, она даже через пальто чувствовала стальные бицепсы его рук и груди, и, несмотря на холод, вся горела. Но это был лишь внутренний жар — жар возбуждения, желания. Правая рука мужчины, как скоба, захватила чуть выше колен и ниже ягодиц ее ноги, а левая обнимала спину, так что его пальцы едва не касались ее груди. От холода и возбуждения Одри невольно все сильнее и сильнее прижималась к нему всем телом и ей нестерпимо хотелось, чтобы его пальцы прикоснулись к ее напрягшейся груди и ощутили торчащие соски. Ну хотя бы случайно!
Но пальцы не касались. У него стальные не только бицепсы, но, должно быть, и нервы, решила девушка и больше уже ни о чем не просила его до тех пор, пока они не добрались до ее этажа.
И вот он открывает дверь, на руках вносит Одри в комнату и наконец ставит ее на пол.
— Ну ладно! Все просто прекрасно! — В голосе Одри послышались раздраженные нотки. — Значит, решил продемонстрировать мне мужскую силу и стойкость? Или в тебе вдруг проснулась любовь к спорту, и теперь ты на ночь глядя должен обязательно позаниматься тяжелой атлетикой?
— Нет, дело совсем не в этом, рыжик.
— А в чем же?
Их взгляды встретились, и у Одри вдруг пересохло во рту, потому что она увидела в его глазах не пляшущих веселых чертенят, которым все равно, кого подразнить, а серьезную, глубокую задумчивость. Ее охватило беспричинное беспокойство и в то же время какое-то томительно будоражащее волнение, и она сказала:
— Я должна идти спать. Наверное, я выпила лишнего…
— А я, выполняя свой джентльменский долг, не должен пока мешать твоему сну, спящая красавица. Очевидно, еще не пришло время тебя будить. — Он говорил тихим, ласковым голосом. — Будучи настоящим джентльменом, я не должен также позволить тебе уехать на Рождество в Канаду, где ты будешь традиционно сидеть за праздничным столом вместе со всеми родными и рассказывать им про чудо-город Нью-Йорк. Поэтому я решил предложить тебе вместо канадского турне совершить вместе со мной вылазку в мой любимый джаз-клуб, где можно очень вкусно поужинать и вообще приятно провести вечер…
— Ты так решил? — От охватившего Одри негодования ей, казалось, стало трудно дышать.
— Совершенно верно. Я так решил. Мы пойдем туда в следующую субботу. Как ты на это смотришь?
— Я смотрю…
— Вот и прекрасно. Я заеду за тобой в семь сорок пять. И, пожалуйста, не беспокойся — мы проведем в этом клубе действительно приятный вечер. — Джон наклонился к ней и почти коснулся губами ее уха, отчего девушку опять бросило в жар. — Поверь мне.
6
В течение последующей недели Одри была занята тем, что совершала набеги на магазины. Она выкраивала на них время в обеденные перерывы, по окончании рабочего дня и целиком убила на «тупоумную гонку» субботу и воскресенье. За эту неделю бедняжка наверняка посетила не меньше сотни магазинов и отделов верхней женской одежды в центральном и других районах Нью-Йорка.
Хорошо еще, что ее босс как раз на эти дни уехал по делам за границу, и ему не пришлось наблюдать за странными метаниями своей секретарши.
Девушка лихорадочно искала миниатюрное черное платье. Слава Богу, она его нашла. И купила. Хотя обошлось оно ей раз в десять дороже, чем стоил билет в оперный театр. Хорошо еще, что у нее сохранились кое-какие деньги на банковском счету.
А началась вся эта свистопляска из-за того, что Одри солгала. Какой леший дернул ее за язык в том китайском ресторанчике, когда ей вдруг взбрело в голову сказать Джону, что у нее есть необыкновенное миниатюрное платье черного цвета, которое она еще ни разу не надевала, потому что не подворачивался подходящий случай? Неужели она не осознавала тогда, что всякое вранье впоследствии ложится на самого лгуна тяжелым бременем сожаления?
Да, теперь Одри сожалела о сказанном. Но поезд уже ушел. Вылетевшее слово не поймаешь. Пить надо было меньше, упрекнула себя девушка.
Прошло еще несколько дней; наступила пятница, и Одри приехала к Эллис. Когда они после ужина занялись мытьем посуды, девочка сказала:
— Вчера звонил папа.
— Да? И как он там, в Лондоне?
Джон почти ежедневно звонил и ей в офис или присылал телеграммы, но все их контакты носили сугубо деловой характер.
— Он возвращается завтра утром. — Эллис вся так и просияла от радости. — Сказал, что купил мне какую-то вещичку, но не сказал, какую.
— Гм-м… — Одри ополоснула последнюю тарелку и отжала мыльную губку. Через десять минут должна будет подойти Алберта, чтобы подменить ее. — У тебя запланировано что-нибудь на завтрашний вечер? Может быть, папа с дочкой захотят где-нибудь уединиться, поужинать вместе, а заодно и поговорить без всяких свидетелей?
— Папа с дочкой… поужинать вместе… поговорить? — Девочка посмотрела на нее такими умными глазами, словно ей было не восемь лет, а гораздо больше.
— Конечно. Между родителями и детьми бывают и такие отношения.
— Да, но когда речь заходит о чем-то таком, мой папочка становится… — На несколько секунд она замолчала, подыскивая нужное слово для характеристики отца. — Слишком рассеянным.
— И все-таки, мне кажется, вы могли бы провести вечер вдвоем, — продолжала мягко настаивать девушка. И у нее была причина для такой настойчивости: вследствие обстоятельств, не подвластных ее контролю, ей не хотелось идти завтра на запланированный ужин с Джоном (об их вылазке в джаз-клуб он напомнил ей по телефону сегодня утром), и она надеялась, что вместо нее с ним встретится Эллис. Поэтому Одри старалась уговорить девочку провести субботний вечер с отцом. — Завтра с утра вы с Албертой могли бы пройтись по магазинам, закупить продукты, которые любит отец, потом приготовить для него какое-то особое блюдо…
Но Одри не закончила фразу, потому что ее увещевательный монолог прервался твердым детским голосом:
— Нет смысла что-то готовить для него дома. — Эллис искоса взглянула на приходящую няню. — Разве вы не собираетесь идти завтра с моим отцом на ужин? Ведь вы договорились об этом еще до его поездки в Англию.
— Ах да! — Лицо Одри озарила лучезарная улыбка, которая наверняка могла бы затмить даже стоваттную лампочку. — Я совсем забыла! — солгала она.
— Как это вы могли забыть?
— Очень просто. — Одри сказала это таким тоном, будто забывать об условленных ужинах давно уже стало для нее привычным делом.
— Вы приготовили свое маленькое черное платье?
— А как ты узнала, что у меня есть такое платье? — полюбопытствовала девушка и, уперев руки в бедра, с прищуром посмотрела на маленькую собеседницу.
— О, о нем вчера упомянул папа, когда звонил из Лондона. — Девочка хмыкнула и удивленно взглянула на Одри. — Он надеется, что вы не забыли о назначенной встрече, и ему до смерти хочется поскорее увидеть ваше черненькое платьице. Лично я не могу даже представить вас в таком одеянии.
Моей подопечной явно не хватает дипломатического воспитания, разочарованно подумала приходящая няня.
— И папа тоже не представляет вас в этом платье, — с безжалостной откровенностью продолжала говорить Эллис. — Ведь вы всегда носите такие нелепые, скучные костюмы.
— Вовсе не нелепые! — Одри не выдержала и расхохоталась. — Если бы они были нелепыми, то не казались бы скучными. Но подожди еще годочков десять-пятнадцать, моя девочка, и если тебе самой придется столкнуться с необходимостью работать, ты тоже, как и многие другие женщины, обнаружишь, что возможности твоего гардероба не беспредельны.
— А как выглядит это ваше черное платье?
— Оно очень маленькое, миниатюрное… Э-э, одним словом, маленькое — это главная его характеристика.
По сути дела, это было самое миниатюрное, самое тесное платье из всех, какие она имела за всю свою жизнь. Продавщица скромного магазинчика на Манхэттене, где Одри заприметила и сразу примерила это платье, сказала, что сидит оно на ней великолепно и выглядит она в нем сексуально и блистательно. На седьмой день бесплодных поисков отчаявшаяся секретарша из «Моррисон энд кампани» опять заглянула в тот же скромный магазинчик, вновь выслушала восторженное песнопение продавщицы насчет того же миниатюрного платья, которое было сшито «как специально для вашей элегантной фигуры», и пошла ва-банк — купила дорогую обновку.
— Значит, вы купили это платье для работы? — спросила Эллис и с удивлением заметила, как ее наставница почему-то вдруг густо покраснела.
— Да. Для работы, — ответила Одри и с горечью подумала, что вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность приобретать дорогие вещи еще и для повседневного использования.
— А я сначала думала, что это платье для выходных дней.
— Нет, Эллис, не совсем для… выходных.
— Потому что я бы не возражала, если бы и для выходных, — неожиданно затараторила девочка. — Я имею в виду… вы даже в этих своих нелепых рабочих костюмах все равно выглядите нарядно. Совсем не так, как, например, выглядела девушка, которую папа недавно приводил в дом, чтобы представить мне. Она была просто ужасная.
— Ты хочешь сказать, некрасивая? — Одри сосредоточилась, взяла себя в руки: ей ни в коем случае не следовало даже пытаться выуживать из ребенка информацию, которая ее никак не касалась. — Может, у нее на лице была сыпь?
— Нет, нет, Клара — красивая девушка, но… вы знаете…
— Занудная?
— Слишком заумная и самоуверенная.
Красивая, умная и уверенная в себе, мысленно подправила Одри слова девочки, которыми та описала незнакомую женщину. Очевидно, эта Клара была одной из последних в нескончаемой веренице любовниц или просто залетных подружек Джона. Что ж, у каждого человека своя река жизни, и ее течение никому не дано повернуть вспять.