Рубашка в мгновение ока упала на пол; обнажив бронзовую кожу, а его пальцы двинулись к верхней пуговице брюк.

– Вы на службе, – сказала Меган, действительно запаниковав. – Вам запрещено вступать в любые отношения с вашими узниками. Вы не имеете права даже пальцем меня тронуть.

– На мне нет фуражки с кокардой. Я, если помните, просто делаю одолжение своему другу. А насчет пальцев он ничего не говорил.

– Ну тогда я вам говорю! Не прикасайтесь ко мне. – Лукас разразился долгим звучным хохотом.

– В данном случае у вас нет выбора.

Меган подтянула покрывало повыше и отползла в изголовье кровати. Лукас подошел сбоку. Теперь его брюки были полностью расстегнуты.

– Идите сюда, красавица. То, что я вам предложу, будет не похоже на то, чем вы занимались раньше. – Он легонько дернул за угол покрывала.

Меган попыталась вернуть покрывало назад. Он дернул сильнее. Чем упорнее она сопротивлялась, тем жестче становились его действия. Оставалось либо позволить притянуть себя ближе, либо расстаться с покрывалом, и ей почему-то подумалось, что, бегая по комнате нагишом, она поставит себя в безвыходное положение.

Одним мощным рывком Лукас придвинул ее к себе. Кружевная материя вдруг показалась ей невероятно тонкой, так как сквозь нее ощущался жар, исходящий от его тела. Она зажмурила глаза, молясь, чтобы небо помогло ей каким-нибудь чудесным образом исчезнуть.

Теплое дыхание у щеки заставило ее насторожиться. Значит, его губы находятся поблизости. В следующий миг они коснулись ее рта. От его мягкой ласки часть ее страхов вылилась в тихий вздох. Губы ее слегка приоткрылись. Лукас просунул между ними язык и проник в рот, медленно исследуя внутри, выигрывая время. Наконец, углубив поцелуй, он скользнул под покрывало и обхватил ее грудь.

Она застонала и подалась вперед, инстинктивно прижимаясь к его мозолистой ладони, облегчая ему доступ к чувствительной плоти. Его рука сминала упругую округлость, теребя большим пальцем круглый, как галька, бугорок. Судорожно глотая воздух, Меган попыталась прийти в себя, когда Лукас освободил ее губы; Он провел языком вокруг ее соска, и обретенное ею минутное самообладание мгновенно улетучилось. Она шумно вздохнула и, выпустив покрывало, переместила руки ему на спину. Быстро пробежала пальцами вверх и дошла до его шевелюры.

Он двинулся к другому соску, потом стал поглаживать ее увлажнившуюся кожу, заставляя ликовать каждый нерв, каждую клеточку, пока ее тело не превратилось в изумительный проводник его невесомых прикосновений.

Наконец он оторвался и поднял голову. Их глаза встретились. Меган впилась ногтями ему в плечи, молча прося о продолжении колдовства.

– Где деньги? – спросил он прерывающимся голосом. Грудь его часто вздымалась.

Меган замотала головой, не желая позволить чему бы то ни было порвать сотканную вокруг нее паутину блаженства.

Лукас снова ее поцеловал, жестко и властно, пригибая к матрасу весом своего тела. Она почувствовала, как его восставшая мужская плоть прижимается к ее бедру.

– Говорите, – повторил он.

– Я не знаю, – сказала она, лишь наполовину понимая, о чем ее спрашивают.

– Скажите, где вы спрятали деньги.

– Я не знаю.

– Знаете, – настаивал Лукас. – Скажите мне.

– Я солгала, – сказала Меган, отпуская его плечи. Ее руки бессильно упали по бокам. – Я не знаю, где деньги. Меня там не было. Я все придумала.

Глава 7

Лукас несколько дольше задержал на ней пристальный взгляд и заставил себя оторваться от постели. Он застегнул брюки и, прошагав обратно к креслу, подобрал с пола ремень с кобурой, чтобы снова водворить оружие на бедро.

«Черт побери, чуть было не потерял контроль! – выругался он про себя. – Еще мгновение и, сметя все препоны, оказался бы внутри ее». Он потянулся за рубашкой и надел ее с такой поспешностью, что только чудом не порвал.

Взор его вновь обратился к Меган. Она пыталась успокоиться и старалась дышать ровно. Лукас смотрел, как дышит ее взбудораженная грудь. Наблюдая за ее равномерными движениями, он постепенно осознавал, что вел себя неподобающе. Скольким бы мужчинам она ни распахивала объятия, не имеет никакого значения. Выступая в роли блюстителя закона, как в данном случае, он не должен посягать на ее права. Даже если ее потемневшие глаза и набухшие соски, казалось, взывали к ласкам. Даже если, находясь от нее в десяти футах, он не мог не думать о физической близости с ней. С тех пор как умерла Энни, у него не было интимных отношений с женщинами.

Минуло пять лет его холостяцкой жизни. Пять долгих лет воздержания.

Лукас провел рукой по голове, мимоходом отметив, что волосы стали короче.

Он поднялся с кресла и сделал шаг к постели. Меган схватила покрывало и забилась в подушки.

В дверь постучали. Он устало вздохнул и, прежде чем ответить, застегнул рубашку. Потом приоткрыл дверь, оставив только узкую щелку, загораживая собой завернутую в покрывало Меган.

– Прибыли ваши покупки, мистер Кэмпбелл, – доложила горничная.

– Спасибо. – Придерживая дверь ногой, он взял бумажный сверток с вещами для Меган.

– Обед скоро будет готов, – сказала горничная. – Вам его сразу доставят. Сэр, могу я прислать кого-нибудь унести ванну?

Лукас кивнул.

– Спасибо, просто замечательно, – добавил он, прежде чем закрыть дверь.

Он вытащил из-за голенища нож с ручкой цвета слоновой кости и разрезал тонкую бечевку.

– Вот, возьмите. – Лукас швырнул распакованный сверток на кровать, чтобы Меган посмотрела свои юбки с блузками. – Здесь должно быть все, что нужно.

Она привстала и, заглянув через край бумаги, тихо спросила:

– Все для меня?

– Мои обновки на мне. – Он вытянул руки и посмотрел на свою – теперь уже помятую – хлопковую рубаху. – Та дама в лавке решила, что меньшим количеством вам не обойтись. – Он пожал плечами. – Я небольшой знаток женских туалетов, поэтому последовал ее советам.

Меган подняла на него глаза, в которых еще оставались следы влаги.

– Спасибо.

Лукас чувствовал себя не в своей тарелке..

– Не за что, – сказал он угрюмо. – Лучше одевайтесь, пока они не пришли за ванной.

Меган слегка улыбнулась, схватила сверток и побежала за атласную ширму из красного дерева, таща за собой шлейф из покрывала.

Через пару минут вошли несколько человек забрать фарфоровую ванну. Лукас сел в парчовое кресло у окна, чтобы не мешать людям выполнять свою работу. Чуть позже в дверях появился мрачный человек постарше в сопровождении трепыхающейся горничной. Он нес небольшой квадратный стол, а она давала указания, куда его поставить. Мужчина постелил чистую скатерть с белым кружевом и расставил серебряные приборы, поместив в центре вазу со свежесрезанными цветами.

Горничная цокнула языком и махнула слуге, чтобы тот ушел с дороги. Она внесла в комнату два блюда, доверху нагруженные картофелем, зеленой фасолью и толстыми кусками жареного мяса. Поставив кушанья на стол, она по-свойски подмигнула Лукасу и попятилась к двери.

Горничная ушла, а он бросил взгляд на цветы на столе и заметил их отражение в зеркале над комодом. Он замер и почти перестал дышать. Помимо букета, в зеркало было видно ширму и стоящую сзади совсем нагую Меган, расслабленную и довольную. Вокруг нее лежали ее новые вещи, которые она любовно рассматривала каждую по отдельности. Лукас не сводил с нее глаз как зачарованный. Даже если бы ему свалилась на голову булла весом в тысячу фунтов, он не смог бы оторваться от такого зрелища.

Меган взяла желтую юбку, приложила ее к талии и отложила в сторону. Потом надела панталоны, блеснув шелком в ярких лучах лампы, и натянула через голову комбинацию того же цвета. В первую минуту Лукас пожалел, что фигура с такими дивными пропорциями теперь будет спрятана от его глаз.

Но белое белье только подчеркивало лилейную матовость кожи, привлекая внимание к длинным стройным ногам.

Меган тем временем облачилась в блузку с рюшами, оставив незастегнутыми несколько пуговиц сверху. Лукас ожидал, что теперь она наденет желтую юбку, отложенную раньше, но она отдала предпочтение той, что выбрал он. Он таки оказался прав – красный цвет великолепно сочетался с огненным оттенком ее волос.

Пока она складывала в стопку оставшиеся вещи, Лукас отметил, что корсет остался без употребления, и почему-то порадовался. Последними она взяла прозрачные шелковые чулки и, закатав их клубочком, положила рядом с подвязками.

Когда она вышла из-за ширмы, Лукас сел прямо и прочистил горло.

– Ну как, все годится?

– Превосходно. Спасибо вам. – Она одернула юбку с таким видом, словно женская одежда была для нее чем-то вроде пут. – Не стоило доставлять себе столько хлопот.

– Вам же нужно что-то надевать, пока ваша одежда в стирке.

– Но две юбки, две блузки… – начала она. На щеках у нее появился привлекательный нежный румянец. – И все другие вещи… слишком уж много.

Лукас встал и, подвинув к столу второе кресло, сел напротив.

– Садитесь, а то ваш обед остынет.

Меган подошла к столу и села, расправляя юбку и выставив перед собой одну ногу. Лукас увидел, как из-под фалд выглянула голая ступня, и улыбнулся.

– Я не думаю, что две вещи – слишком много, если вы будете их носить, – сказал он.

– В том-то и дело, – возразила она. – Вряд ли я их надену, когда получу обратно свою старую одежду.

– Вы не любите одеваться как леди?

Меган подвинулась ближе к столу и принялась раздирать мясо с хрустящей корочкой.

– Когда занимаешься извозом, надевать дорогие платья с ворохом нижних юбок не слишком практично – только создает помехи в работе.

– Поэтому вы предпочитаете мужскую одежду?

– Не то чтобы всегда, – сказала Меган, сначала проглотив мясо. – Моя мать упала бы в обморок, если бы я решила появиться перед ней в брюках. Но мама в Нью-Йорке, а мне нужно держать на плаву «Экспресс». Люди, особенно мужчины, больше вас уважают, если вы носите то же, что и они. Да разве мои кучера стали бы меня хоть чуть-чуть слушаться, будь я в пышном платье с кружевом и веером? Они бы посмеялись надо мной, а потом за моей спиной нажаловались Калебу.

– Вашему брату?

– Да. Но он не является совладельцем. Такова была воля папы. По завещанию «Адамс экспресс» перешел ко мне.

– Ваш отец изначально хотел, чтобы вы стали его преемницей?

Меган засмеялась и набросилась на крупный кусок картофеля.

– Отнюдь. Первое время он рвал и метал. Я начинала с работы над книгами. Сидела дома и входила в образ, пока это не стало моей второй натурой. Калеб по-настоящему никогда не интересовался бизнесом, и если пытался приобщиться к делу, то только чтобы сделать приятное папе. Я думаю, разводить скот на ранчо ему подходит больше.

Она подняла глаза и встретила взгляд Лукаса.

– А Энни всегда ходила в платьях? – спросила она и тут же спохватилась. О Боже, что на нее нашло!

Вероятно, Лукас подумал о том же, так как, проглатывая большую порцию вина, слегка поперхнулся.

– Так да или нет? – снова спросила Меган.

– Вы всегда выпаливаете первое, что придет на ум? Или вам доставляет удовольствие копаться в чужой жизни?

– Мне казалось, я задала не такой уж трудный вопрос. Могли бы ответить просто «да» или «нет».

– Разумеется, – произнес Лукас, – но вам мало моего ответа, вы сейчас же зададите новый вопрос, который, я уверен, уже на подходе.

Меган поджала губы.

– Я всегда была слегка невоздержанна на язык. Тут уж, видимо, ничего не поделаешь. Мне думается, у большинства людей в мозгу есть ситечко. Поэтому они не говорят чего не следует. Мое ситечко, должно быть, сломалось.

Лукас не выдержал и захохотал.

– Нечего смеяться. В самом деле, такое положение дел не приносит мне ничего, кроме неприятностей. Вероятно, у меня что-то с психикой. Наверное, мне нужно обратиться к доктору. Возможно, в его медицинских книгах описаны подобные расстройства.

– Вы думаете, он выискал бы там лекарство для починки поломанной заслонки в вашей голове? – сказал Лукас, все еще давясь от смеха.

– Не заслонки, – поправила Меган. – Ситечка. – Лукас схватился за живот и согнулся пополам.

– Я что-то плохо себе представляю, что за ситечко! – воскликнул он, покатываясь со смеху. – Может, все-таки заслонка? Да, слово «заслонка» будет уместнее. У большинства людей в голове имеется такая дверца, которая в нужный момент захлопывается и не дает сболтнуть глупость. У вашей заслонки петли, должно быть, нуждаются в смазке, так как она стала хуже закрываться.

Он зашелся в беззвучном смехе и шлепнул рукой по столу, так что серебряный прибор подпрыгнул со звоном.

Меган в досаде откинулась на спинку кресла и скрестила на груди руки. Чему тут радоваться? Что у нее умственное расстройство? Вовсе не смешно.

Раскатистый хохот Лукаса постепенно уменьшился до тихого всхлипывания, и Меган снова сосредоточилась на трапезе. Снаружи толстый кусок мяса выглядел пережаренным, но внутри оказался розовым и нежным. Она отправила в рот маленький кусочек, стоически не обращая внимания на сидящего напротив самодовольного человека, который все еще давился от смеха.

Прошло несколько долгих минут, и, когда у обоих почти ничего не осталось на тарелках, Лукас вдруг сказал:

– Всегда.

Меган с недоумением подняла глаза, уже успев забыть, о чем она его спрашивала.

– Не поняла. Что «всегда»?

– Энни всегда ходила в платьях, – пояснил он.

– О! Ваша жена, наверное, была настоящей леди.

– Да. Я не помню, чтобы она когда-нибудь выглядела неухоженной или усталой. Даже к концу дня, после работы, от которой у других спина бы разламывалась.

Меган вцепилась пальцами в свою вилку. Непонятно почему, но слова Лукаса обидели ее. В сравнении с прекрасной Энни Маккейн она показалась себе какой-то замарашкой. Однако внезапный укор совести, подобно удару кинжала, привел ее в чувство. Боже милостивый, как можно позволить себе такую несуразность? Какие могут быть сравнения, когда человека уже нет в живых?

Однако сравнение напрашивалось само собой. И если проводить параллели, ясное дело, в выигрыше оказалась бы жена Лукаса. Она покорила его сердце и родила ему сына. А что дала ему она, Меган? Поносила последними словами, какие только могла придумать. И мешала свершить возмездие. Его жена, по-видимому, была необыкновенной женщиной. Красивой, изящной, сладкоголосой, доброй, не то что она. Поставить их рядом – Энни Маккейн смотрелась бы как новенькая двухместная коляска с желтыми оборочками возле кучи с навозом.

Пытаясь развеять внезапно завладевшее ею чувство, Меган замахала рукой перед лицом, будто вокруг нее вьются пчелы.

– Напрасно вы связались со мной, – сказала она с легкой горечью. – Я уверена, вы предпочли бы сейчас проводить время с какой-нибудь леди.

– А вы разве не леди?

– Неужели в ваших глазах я выгляжу как леди?

– Смотря из чего исходить. Если говорить об одежде, то я должен отмстить, что ваша теперешняя экипировка выглядит очень мило и очень вам идет. Юбка придает красный отлив волосам, от которого появляются искры в ваших глазах. В то же время вещи не столь экстравагантны в сравнении с тем, что носят большинство леди, пользуясь вашим выражением. Что касается ваших брюк – в них вы не увидите ни одну леди.

– Вы совсем не правы, – упрямо сказала Меган, осушая свой бокал вина.

– Естественно, – продолжал Лукас, – любой, в ком есть хоть унция здравого смысла, распознает в вас леди по тому, как вы держитесь.

Произнесенные слова заставили Меган навострить уши и взглянуть на него внимательнее. Глаза Лукаса сияли, как два сапфира, темно-синие и бездонные.

– Ваша спина всегда пряма, как шомпол. Даже сейчас, когда вы подобрали под себя одну ногу, ваш позвоночник не соприкасается со спинкой кресла. Вы держите голову высоко и, обращаясь к людям, смотрите им в глаза – говорите ли вы им вежливые слова или обзываете гнусными прозвищами.

При упоминании о своей грубости Меган покраснела.

– А ведь до шестнадцати лет, пока вы жили в Нью-Йорке, вас воспитывали по самым строгим канонам, как надлежит благороднейшей леди.

– Откуда вы знаете?

– Поинтересовался у Брандта Донована, чтобы составить о вас собственное мнение. Я не люблю сюрпризов. – Лукас выждал секунду и продолжал: – Составленный образ, правда, слегка погрубел. Возможно, Запад подпортил. Вы стали более толстокожей. Так легче себя защитить. И для уверенности, чтобы вас всерьез воспринимали как хозяйку и руководителя «Адамс экспресс», надели брюки. А также для того, чтобы оградить себя от внимания некоторых мужчин.

– Каких еще мужчин? – саркастически сказала Меган.

– Тех, что наверняка обивали бы ваш порог, если бы видели вас в подобающем платье.

– Вот еще!

– Вы мне не верите?

– До сих пор никто не обивал моего порога.

– А Эван с юнцами?

– Я же вам сказала, что я все выдумала. Хотела вас разубедить таким образом. Увы, не получилось.

– Какая жалость!

– Да, жалко.

– Ладно, расскажите мне о мужчинах в вашей жизни. Помимо тех юнцов.

– Не расскажу.

– Нет?

Она покачала головой:

– Мне нечего рассказывать.

– Вы хотите сказать, что за вами так никто и не ухаживал? Ни один мужчина? – В голосе Лукаса звучало недоверие. – И даже в те времена, когда вы еще не перестали носить платья?

– Ну, был один. Бобби Спенсер. Но он не в счет.

– Почему? – спросил Лукас.

– Ему было шесть лет. – Меган отвернулась, опасаясь увидеть, что он снова расхохочется. Но Лукас держал себя в узде, хотя по чуть заметным вибрациям в голосе чувствовалось, что он борется со смехом.

– Шесть?

– Да, тогда ему было шесть лет. А мне семнадцать. Он обычно провожал меня после воскресной службы и дарил цветы. Его матери не раз приходилось заходить к нам и уводить его домой.

– Остроумно. И все же я вам не верю. Я готов заключить пари на все похищенные деньги компании, что вы были вынуждены палками отбиваться от поклонников.

– Ничего подобного. Я полагаю, Калеб и без палок управился бы. У людей коленки подкашивались, стоило ему только глянуть на них с высоты своего роста.

– Такое чувство мне знакомо.

– В самом деле? Неужели кто-то был так высок, чтобы вас запугать, с вашим ростом?

– Нет, с тех пор, как мне было шесть лет, – ухмыльнулся Лукас. – Я имел в виду вас. Ваш взгляд порой бывает так холоден, что у людей может возникнуть желание начать чиркать спичками.

– И вы от него мерзли?

– Было раз или два. И здесь, в гостинице, все убеждены, что вы опасная женщина.

– Неправда! – выдохнула Меган.

– Правда. Когда я сюда поднялся, горничная дрожмя дрожала, бедняжка.

– Если бы вы не приковали меня к ванне, я бы не стала поднимать шум.

– Нет, конечно. Вы были бы сейчас в двадцати милях отсюда.

– Я уже говорила вам, что не убежала бы.

– Разумеется. Вам приятно быть в моей компании, особенно зная, что при первой возможности я отправлю вас в тюрьму.

– Могло быть и хуже.

– То есть?

– Если бы меня похитил Фрэнк, – сказала Меган. У нее побежали мурашки по коже от одной мысли о Фрэнке.

– А что, колоритный субъект, не правда ли? Как вы думаете, у него в лохмах много разной живности водится?

– Фу! Не знаю и знать не хочу. – Лукас засмеялся.

– Вы спать не собираетесь? – Он отодвинул свое кресло и встал.

– Пока нет, – сказала Меган, спуская на ковер обе ноги. – Я не слишком устала.

– Гм… тогда возникнет небольшая проблема, – нахмурился он.

– Какая проблема?

– Мне нужно отъехать на время, но я не могу оставить вас одну без наручников или непривязанную.

– Куда вы едете? – Меган подсунула руки под колени, чтобы не сучить ногами по полу.