Хоть бы у меня просто был инсульт. Это лучше, чем помешательство. Но, потрогав губы, я понимаю, что уголок не опустился. Вот черт!
— Пожалуйста, объясните мне, что происходит, — произношу я самым авторитарным тембром голоса президента торговой палаты.
Джорджия открыла рот, но Элоуин подняла палец.
— Джейкоб объяснит.
Джорджия хочет поспорить, но Элоуин только пожимает плечами.
— Ты слишком эмоциональна. А я — слишком прямолинейна. Зандер отпустит кучу шуточек или, что еще хуже, не пошутит ни разу. А Джейкоб будет лаконичным и выдаст все существенные факты.
Все, даже я, посмотрели на Джейкоба. Ему явно не понравились аргументы Элоуин, но все молча соглашаются со странным единодушием, о котором мне придется спросить их позднее. Джейкоб отставляет кружку. Спина у него снова очень прямая даже в той позе, когда он, сидя, подается вперед и опирается локтями о колени.
Кажется, он обдумывает свои слова, и в комнате воцаряется полная тишина, словно все затаили дыхание.
Я точно не дышу.
— Я даже не знаю, с чего начать, но Элоуин права, — кидает он резко и серьезно. — То, о чем я тебе расскажу, гораздо больше, чем события на кладбище. Ты любишь факты, так что начну с начала.
«События на кладбище», — сказал он. Так, словно все это было… правдой. Я смотрю на свои руки. Они больше не светятся, но это странное покалывание внутри, словно меня ударило током, не прекратилось.
Джейкоб подождал, пока я снова посмотрю на него.
— Сант-Киприан — это рай для волшебников, хотя мы также принимаем в свой круг любых магических существ, которые согласны следовать нашим правилам.
Я засмеялась. Не сдержалась, простите. Волшебники и магические существа. Это говорит именно Джейкоб, да еще и с таким серьезным лицом, что это просто ни в какие ворота.
Но никто не смеется и даже не улыбается.
— Хэллоуин только в октябре, — напоминаю я. Но и теперь никто не засмеялся. Никаких ухмылок, которые подтвердили бы, что мы с Джейкобом шутим. Я напрягаюсь.
— Мы живем среди людей, но, как бы это сказать… скрытно, — продолжает он. Он говорит хорошо знакомым мне тоном, но смысл его слов от меня ускользает. — Мы хотим избежать судов над волшебниками и казней через повешение — всего, что люди делают, когда нас разоблачают.
— Сара Вилди, — шепчу я, и во мне просыпается осознание. Сара Вилди. Повешена за ведьмовство. За преступление, которого не существует. Несколько веков назад она была той, что боролась за правое дело. Она была — и остается — моим героем. Моя вера в ее силу — не магическую, а женскую, человеческую — отчасти сформировала мою личность.
Джейкоб кивает.
— Сара боролась, как и все остальные девушки Салема и других городов мира. В конце концов наши предки поняли, что так дело не пойдет. Если ведьмы живут среди людей, то это всегда заканчивается плохо. Поэтому ведьмы выбрали Сант-Киприан, чтобы построить другое общество, и у них получилось. Но создание скрытого мира в мире обычном требует соблюдения многих правил. Чтобы все мы были в безопасности.
Он говорит о важных вещах, многие из которых звучат как выдумка, но уже подходит к самому важному для меня вопросу.
— Ты хочешь сказать, что я ведьма? — спрашиваю я ровным голосом.
Ведьма. Настоящая ведьма. Я вспоминаю существ, что окружили нас на кладбище и с которыми я, олень и Джейкоб боролись вместе. Мощное чувство, которое меня охватило, когда я криком приказывала им умереть. И гудение внутри, от которого я не могу избавиться до сих пор.
— Все мы — ведьмы, — словно оправдывается Джорджия.
И я цепляюсь за ощущение того, что они оправдываются, чтобы как-то осмыслить тот бред, который они мне втолковывают. Джорджия чувствует свою вину.
Ведь если я ведьма и все они — тоже, то мне стоит, глядя в глаза своих друзей, поинтересоваться…
— Вы что, скрывали это от меня целых двадцать восемь лет?
— Нет, — твердо произносит Джейкоб. Только я открыла рот, чтобы с ним поспорить, как, словно профессор на лекции (хотя обычно это я говорю так с людьми), Джейкоб тут же продолжил: — Когда в Сант-Киприане рождается волшебник, в первые восемнадцать лет его или ее обучают основам колдовства. — Зеленые глаза Джейкоба уже не светятся, но все так же пристально смотрят на меня. — Нас тренируют, обучают и готовят. Не важно, насколько много у нас силы, но первые восемнадцать лет мы развиваем свои способности. Но у некоторых из нас то ли из-за смешения кровей, то ли из-за каких-то других факторов силы нет. И не появляется, сколько бы они не старались ее развить.
От меня не ускользнул странный взгляд, который Зандер бросил на Элоуин, но мне сейчас не до них. Джорджия стискивает мое колено. И никто в комнате не знает, куда отвести взгляд, лишь бы не смотреть на меня.
— Когда нам исполняется восемнадцать, мы проходим тест, — продолжает Джейкоб. — Он определяет уровень силы и генетическую предрасположенность — каким именно волшебником ты станешь. Это будет та роль, которую ты исполнишь во благо нашего сообщества.
А вот это мне знакомо. Я читала аннотации к современной беллетристике, которую отказываюсь продавать в своем магазине. В некоторых книгах как раз рассказывалось про леших и домовых.
— Как лешие и домовые?
— Нет, — прерывает Джейкоб мрачным тоном, каким обычно говорит о ламах. — Я не об этом.
— Лешие, домовые, водяные — это как знаки зодиака в астрологии или энеаграммы, которые классифицируют существ, — объясняет Джорджия. — Люди любят проходить тесты на «ведьмовские» типы личности в интернете. Думают, что используют магию, если заговаривают росток томата, чтобы тот хорошо рос.
— На самом деле волшебники не такие уж и милые, — соглашается Зандер.
— У разных типов волшебников нет точных названий, как на стикерах продуктов в супермаркете. Никаких симпатичных картинок с изображениями той или иной ведьмы, которые можно выложить на «Пинтерест», — говорит Элоуин. — Магия это в основном про заклинания на кровь, подчинение воле колдуна и проклятия, которые нельзя снять.
Все ненадолго замолчали. Джорджия поглаживает мне ногу, и мне становится немного легче.
— Хотя было бы неплохо систематизировать волшебников с помощью наклеек, как в магазинах, — улыбается она.
И если не брать в расчет саму тему разговора, сейчас я впервые за день почувствовала, что у меня в голове что-то встает на свои места. «Черт возьми, да мы, наверное, и правда ведьмы!» — думаю я.
Джейкоб вздыхает. Он все еще сидит в своей излюбленной позе с прямой спиной, и все мы молча и выжидающе смотрим на него.
— Если волшебник по крови не обладает достаточной силой для того, чтобы пройти тест, ему предлагают два варианта, — начинает рассказывать он мне. — Один — это изгнание. Ему придется уехать, никогда не практиковать магию и не возвращаться домой до тех пор, пока не поступит особое разрешение.
— Ребекка, — шепчу я, и эта догадка приходит откуда-то изнутри. Конечно, все эти разговоры о магии — полное безумие, но в какой-то степени они могут ответить на мои вопросы. Почему сестра меня бросила? Почему никогда не возвращалась? Мы были такими разными, при этом одна родилась в первый, а другая — в последний день одного и того же года. Она хотела быть непокорной, а я хотела быть ответственной. И все же мы были близки. Я никогда не понимала, почему она уехала. И возможно, сейчас я хочу поверить в слова Джейкоба, потому что они объясняют поступок сестры.
Если ее изгнали, значит, она не сбежала. Ей пришлось уехать. И ей не разрешили вернуться домой. Пусть это будет правдой! Я хочу этого каждой клеточкой моего тела. Но чтобы поверить в изгнание Ребекки, мне придется принять и все остальные слова Джейкоба. Возможно, я действительно хочу поверить. Джейкоб понимающе кивает:
— Да, когда Ребекку назвали «лишенной силы», она предпочла изгнание.
— Звучит унизительно, — моргая, говорю я.
— Так и есть, — посмеивается Зандер.
Я хочу понять, что значит этот термин, но сейчас мне лучше сконцентрироваться на всей картине в целом.
— Но я же все еще здесь, — хмурюсь я. — Меня же не изгнали.
— Второй вариант для тех, кто «лишен силы», это стирание памяти, — объясняет мне Джейкоб. Никто даже не пошевелился, но я чувствую, как все разом напряглись. — Тебя лишили воспоминаний о магии. Ты можешь остаться в Сант-Киприане, сосуществовать с нами, но ты не сможешь видеть наш мир. Ты будешь помнить людей, места, вещи, но так, словно никакой магии никогда не было. Это мера предосторожности, чтобы люди не могли раскрыть правду о нас.
— Ты хочешь сказать, что я выбрала забвение? — с недоверием спрашиваю я. Конечно, я бы ни за что не покинула Сант-Киприан, но разве я из тех, кто позволит стереть себе память? И вдруг меня посетила еще одна мысль. Неужели до того, как меня заставили все забыть, я была другим человеком?
Уголки губ Джейкоба слегка приподнимаются — так он старается спрятать от меня улыбку. Именно такое странное выражение лица было у него, когда он сказал «она убила их всех одним махом».
— Ты себя знаешь, Эмерсон. Конечно, ты пыталась придумать свой собственный, третий вариант.