Хелен Диксон

Завещание Сомервилля

Глава первая

Ева Сомервилль — богатая красивая девушка — была единственным ребенком обожавших ее родителей, выполнявших любой ее каприз. Ева представляла свое будущее в самых радужных тонах: счастливое замужество, дети и полное благополучие.

Ей исполнилось семнадцать, когда умерла от чахотки мать, а у отца обнаружили рак. Скончался же он в результате несчастного случая. Еве не было и двадцати лет.

В Этвуд на похороны сэра Джона Сомервилля съехались родственники, друзья и знакомые со всех концов Англии.

К несчастью для Евы, Бернтвуд-Холл наследовался по мужской линии и должен был перейти к кузену сэра Джона — Джеральду Сомервиллю. Собравшиеся шепотом обсуждали, что при новом владельце ожидает мисс Еву. Надо надеяться, завещание составлено так, что в обиде она не будет.

Во время траурной церемонии Ева не отходила ни на шаг от бабушки со стороны матери, леди Пембертон, которая старалась утешить и поддержать Еву. Старая леди держалась с величественным спокойствием, только руки, судорожно сжимавшие трость, выдавали ее волнение.

По окончании траурной церемонии близкие покойного возвратились в Бернтвуд-Холл, роскошный особняк на лесистой возвышенности в южной части Этвуда. В этом процветающем, густонаселенном городе Сомервилли жили с XVI века, играя важную роль в развитии угледобывающей промышленности.

В гостиной за огромным столом сидел адвокат Джона Сомервилля, Алекс Соумс, склонив седую голову над завещанием покойного. Присутствовать пригласили лишь наиболее достойных лиц из обслуживающего персонала, Джеральда Сомервилля, Еву, ее бабушку и мистера Маркуса Фицалана из Неверли, городка, расположенного в пяти милях от Этвуда.

Маркус Фицалан — высокий, стройный, широкоплечий — приковывал к себе все взгляды. Его внешность и манера держаться выдавали в нем удачливого бизнесмена. Двигался он легко и стремительно, осанка выдавала в нем человека с достоинством. Черные густые волосы, зачесанные назад, подчеркивали высокие скулы, придававшие его лицу некоторую суровость.

В свои тридцать лет он был необычайно красивым мужчиной, с огромным обаянием, которое Ева испытала на себе три года назад. Ей было неприятно вспоминать об этой мимолетной встрече, не только унизительной, но и чуть было не оказавшейся роковой для нее.

Встреча эта запятнала репутацию девушки и послужила поводом для разрыва с ней отношений человеку, за которого она намеревалась выйти замуж.

Ева заметила Маркуса Фицалана еще при отпевании отца в церкви. Он сидел сбоку от нее, чуть впереди. Орлиный нос придавал ему несколько заносчивый вид, твердо очерченные губы обещали наслаждение, которое Еве довелось испытать. Из-под широких черных бровей смотрели ясные голубые глаза. Еве не верилось, что это тот самый мужчина, который так страстно целовал ее три года назад.

Ощутив на себе взгляд, Маркус медленно повернулся в ее сторону. Глаза их встретились, он вопросительно поднял брови. Ева поспешно отвернулась, негодуя на себя за то, что ноги ее сделались ватными, а сердце заколотилось бешено, как тогда, при их знакомстве.

И вот они вместе сидят в гостиной Бернтвуд-Холла…

Его присутствие здесь было ей неприятно, она желала бы избежать встречи с человеком, на которого затаила тяжкую обиду.

Но бабушка, любившая общаться с местной знатью, не замедлила после возвращения из церкви познакомиться с импозантным джентльменом и захотела во что бы то ни стало представить ему внучку, не зная, что тот стал причиной ее бесчестия. Спасая от него дочь, Джон Сомервилль привез тогда Еву к бабушке, в Камбрию, изображая очередной родственный визит. К счастью, репутация Евы не была испорчена безнадежно, инцидент был скоро забыт, Ева вернулась домой, но чувствовала себя глубоко оскорбленной.

— Я хочу представить тебя мистеру Фицалану, Ева. Они с отцом были закадычными друзьями, даже партнерами в бизнесе, а ты с ним будто и незнакома. Странно как-то, — сказала леди Пембертон.

— Да не стоит, бабушка, — возразила охваченная паникой Ева. — Он беседует с четой Листеров. К чему мешать им?

— Пустяки, Ева! Не бойся, мистер Фицалан тебя не съест.

Листеры отошли от своего собеседника, и Маркус повернулся в сторону леди Пембертон и Евы. Он поймал ее взгляд и пристально всмотрелся в бледное личико. До чего же она хороша! Даже еще красивее, чем была тогда! А губы, губы дрожат!

И ему вспомнилось, какими теплыми и податливыми были эти губы, целовавшие его с такой нежной страстью, каким податливым было ее невинное тело, все крепче прижимавшееся к нему.

Повторить бы сейчас то, что произошло между ними три года назад на ярмарке в Этвуде!

В тот день к нему нежданно-негаданно подошла удивительно красивая девочка и довольно неловко попыталась флиртовать с ним. Как потом выяснилось, девочка заключила пари с расшалившимися подружками, что сможет очаровать симпатичного молодого человека. Но, не зная законов природы, она оказалась в его власти. Волей-неволей Ева из соблазнительницы превратилась в жертву и с наслаждением таяла в его руках. Он же не без злорадства наблюдал за тем, как они поменялись ролями. К несчастью, мужчина, за которого она собиралась выйти замуж, стал свидетелем этой сцены и порвал с Евой.

Но и для Маркуса тот случай не прошел бесследно. Долгое время он не мог выкинуть Еву из памяти. Она разбудила в нем чувства, которых он дотоле не испытывал.

— Мистер Фицалан, разрешите представить вам мою внучку, Еву Сомервилль. Только что я сказала ей, что удивляюсь, как это могло случиться, что вы не были официально представлены друг другу. А ведь вы были близким другом Джона.

— Да, это так, хотя несколько лет назад у нас с вашей внучкой состоялось мимолетное знакомство, — произнес Фицалан спокойно, не желая смущать Еву в столь тяжелый для нее день. Но Ева, естественно, поняла, о чем речь, и рассердилась: не время и не место напоминать ей о том, что произошло между ними. — Рад снова встретиться с вами, — невозмутимо продолжал Фицалан. — Полагаю, не случись с вашим отцом такого несчастья, он бы в ближайшее время привез вас в Бруклендс — наше имение. Примите мое искреннее соболезнование. — И Маркус пожал ее дрожащую руку. — Какая трагедия! Нам его будет очень недоставать.

— Благодарю вас, — с трудом проглотив комок в горле, произнесла Ева с вежливой улыбкой.

— Ваша бабушка, по-моему, только что вернулась из Лондона, — сказал Маркус, лишь бы что-нибудь сказать, когда леди Пембертон отошла от них.

«Ах, хоть бы он отвязался и завел разговор с кем-нибудь еще, чтобы мне не мучиться рядом с ним», — подумала Ева, преодолевая неприязнь.

— Да, бабушка гостила у моей тети. По пути в свое имение она заехала в Бернтвуд-Холл побыть со мной и отцом. А тут это несчастье. Хорошо еще, что она успела повидать отца.

— Странно, что вы не поехали с ней в Лондон.

— Поехала бы, но отец болел…

— Понимаю, — тихо произнес Маркус. — Ваш отец часто говорил о вас, и мне кажется, будто я знаю вас очень давно.

— Неужели?! — резко вскинулась Ева, но сразу овладела собой. — Вы меня удивляете, мистер Фицалан. Он так часто уезжал из дому по делам, даже уже будучи больным, что непонятно, когда он успевал рассказать обо мне совершенно чужому человеку.

— Ну, совершенно чужим я ему не был. Да и мы с вами, — Маркус многозначительно поднял брови и пристально посмотрел ей в глаза, — тоже не совсем чужие друг другу.

— Мне вы чужой, несмотря на то, , что произошло между нами при предыдущем знакомстве. — Ева старалась говорить как можно спокойнее и не выдавать своей неприязни к Маркусу. — Но отец, когда бывал дома, всегда много говорил о вас. По сути дела, не проходило дня, чтобы он не хвалил вас.

Говорила она холодно, с сарказмом.

— Лично я вспоминаю о нашем знакомстве без тени теплоты, — продолжила она. Пусть знает, что от той впечатлительной, наивной девочки не осталось и следа.

Маркус нахмурился.

— То, что произошло между нами, случилось так давно. Теперь, я полагаю, мы можем стать друзьями.

— Вряд ли мы станем друзьями, мистер Фицалан. Думаю, впредь наши пути не пересекутся.

— Кто знает, мисс Сомервилль, — сказал он тихо. — От Этвуда до Неверли рукой подать. Мы с вами, полагаю, неизбежно будем встречаться на каких-нибудь светских мероприятиях.

— У нас разный круг знакомых, мистер Фицалан, и если у меня будет возможность выбора, я, уж простите, постараюсь избежать встречи с вами.

— А ведь в прошлую нашу встречу вы отнеслись ко мне куда более благосклонно, — сказал он, глядя на нее с иронией. — Вы, если мне не изменяет память, были очень, очень милы со мной.

— У вас хорошая память. — В ее глазах мелькнула искра гнева. — А я не раз корила себя за то, что произошло.

Не обращая внимания на ее откровенно недружелюбные реплики, Маркус улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

— Как же, припоминаю, вы ушли крайне недовольная.

— Я и сейчас недовольна, я никогда не получу удовольствия от общения с вами. А сейчас прошу простить меня. Мне необходимо поговорить, пока все не уехали.

И, не интересуясь тем, какое впечатление произвели на Маркуса ее слова, Ева повернулась к нему спиной и направилась к подруге, Эмме Паркинсон.

В отличие от Сомервиллей, в роду которых титулы и состояние веками передавались из поколения в поколение, Фицаланы добились многого недавно, благодаря деду Маркуса, который сумел разбогатеть на добыче угля и купить примыкающий к имению Сомервиллей участок, где основал собственную шахту «Этвуд». Он построил Бруклендс — роскошный дом, вызывающий зависть и восхищение соседей, но впоследствии допустил ряд ошибок и был вынужден продать свою шахту Джону Сомервиллю.

Сидя в гостиной напротив Евы, Маркус с удовольствием рассматривал ее. Красивая, стройная, живая, с прелестной юной грудью, обтянутой черным платьем. Совсем еще девочка. Но взгляд у этой девочки гордый и вызывающий, не так уж она, видно, наивна, да и характер твердый и решительный, под стать его собственному.

Соумс начал оглашать завещание. В первых его строках перечислялись щедрые подарки, которыми покойный благодарил челядь за верную службу. Слуги, выслушав, покидали комнату.

Джеральд Сомервилль с растущим нетерпением слушал Соумса. Вот сейчас откроется шкатулка с драгоценностями и на него свалятся сокровища. По закону он наследует титул и фамильную собственность кузена, значит, станет богатым. Этого момента он ждал всю свою жизнь, проклиная скудость и унылость своего существования, а узнав о смертельной болезни Джона, радостно потирал руки. Наконец-то! Наконец он сможет развернуться в карточных притонах Лондона, к которым пристрастился после смерти родителей, надеясь с помощью карт улучшить свое положение.

— То, что я сейчас зачитаю, девочка, может стать для тебя шоком. Но не забудь, ведь отец писал завещание в самое трудное время своей жизни, — сказал Соумс, жалостливо глядя на Еву, которую знал с рождения.

Ева сидела на самом краешке стула. До этой минуты она воспринимала все происходящее как чистую формальность, но слова Соумса заставили ее насторожиться. По его тону она поняла, что не все будет так, как она предполагала.

— Шок? Почему? Что вы имеете в виду, мистер Соумс? Я не сомневаюсь, что отец позаботился обо мне.

— Позаботился, разумеется, но, возможно, не так, как ты ожидала.

Он перевел глаза на Джеральда, который ни на секунду не отводил от адвоката настороженного взгляда.

— Вся фамильная собственность: земля, дом и прочее, как здесь, так и в Лондоне, — переходит к вам, сэр.

Похолодевшая Ева старалась не смотреть на Джеральда, который не скрывал своего торжества. На ее долю осталось немного, но все-таки, думала она, не мог же отец не обеспечить ее.

— А тебе, Ева, — Соумс взглянул на нее, — назначено ежегодное содержание в размере двух тысяч фунтов.

Он замолчал. Она ждала продолжения, уверенная, что отец подумал о ней, но продолжения не последовало. Удивленная, смущенная, Ева смотрела на Соумса, ничего не понимая.

— Но это… это невозможно. Произошла какая-то ошибка. Мой отец был очень богатым человеком. Он не мог не оставить мне еще чего-то из своего состояния.

— Никакой ошибки нет, — тихо промолвил адвокат. — Главное состояние — акции угольных шахт и различных промышленных предприятий — отец нажил своим трудом, к фамильной собственности оно не относится. Часть этих ценных бумаг твой отец незадолго до гибели передал мистеру Фицалану.

С лица Евы сошли последние краски, рука ее судорожно ухватилась за воротник траурного платья. Потрясенная, она не верила ушам своим. Все вокруг молчали, пораженно глядя на нее, пока мертвую тишину не нарушил Джеральд. Только что он ликовал, но, сбитый с толку словами Соумса, встревожился до крайности: выходило, что не все имущество Джона становилось собственностью Джеральда. Не обращая внимания на мучительные переживания Евы, отразившиеся на ее лице, он засыпал адвоката вопросами.

Леди Пембертон сидела, гордо выпрямившись, у задней стены, ничем не выдавая своего волнения, хотя видела и слышала все, что происходило вокруг. Только золотой набалдашник своей трости она сжала с такой силой, что казалось, резко обозначившиеся на тыльной стороне ладони костяшки прорвут кожу.

Маркус один понимал, как глубоко страдает Ева. Слишком молодая и неопытная, она в этот момент не представляла себе, как жить дальше. Остановив на ней пристальный, испытующий взор, он по ужасу в ее глазах, по неестественной бледности лица хорошо представил себе, каким ударом явилось для нее решение отца.

Сэр Джон часто отзывался о своей дочери как о девушке с сильным характером, способной постоять за себя, но сейчас Маркус видел перед собой совсем юное создание, которому нелегко найти выход из создавшегося положения.

Сердце его смягчилось, ему захотелось подойти к Еве, утешить ее. Но его удерживало воспоминание о том, с какой нескрываемой враждебностью она разговаривала с ним после отпевания.

— Неужели я больше ничего не получу? — спросила Ева спокойно, но так тихо, что Со уме с трудом ее услышал. — Мой богатый отец оставил мне какие-то гроши, обрекая меня на голод?

Соумс, не выдержав напряженного взгляда Евы, смущенно опустил глаза на бумаги перед собой.

— Нет, все не так безнадежно, как кажется с первого взгляда.

— Тогда сообщите мне все как есть. И где мне теперь жить?

— Отец и не думал тебя обойти, ты же знаешь, твои интересы были для него превыше всего. Но для получения достойного наследства тебе необходимо выполнить поставленное им условие, которое может показаться несколько странным.

— Условие? Какое?

— В течение шести месяцев после кончины отца вы с мистером Фицаланом должны пожениться.

Ева поразилась настолько, что не могла выдавить из себя ни звука. Маркус поднялся со своего места.

— Если вы оба выполните это условие, — поспешно добавил Соумс, — шахта «Этвуд», принадлежавшая только твоему отцу, станет вашим общим достоянием.

Какой удар для Джеральда! Лицо его побледнело, он с ругательствами вскочил на ноги, привлекая к себе все взоры.

— Этот номер, сэр, не пройдет! — крикнул он. — Я такого не допущу! Шахта «Этвуд» — основная часть состояния сэра Джона и должна перейти по наследству вместе со всей остальной собственностью.

— Это не так. Землю, на которой расположена шахта, сэр Джон не купил, а взял в аренду у вдовы Фицалана-старшего на срок, истекающий через пятнадцать лет. Плата за аренду устанавливается в зависимости от количества добытого угля. Сэр Джон хотел, чтобы аренда возвратилась к Фицаланам, если только Маркус женится на его дочери.

Впервые за этот день Ева внимательно взглянула на Джеральда. Родители его умерли, в их доме, что в трех милях от Бернтвуд-Холла, продолжал жить его младший брат, симпатичный молодой человек. Джеральда же, проводившего большую часть времени в Лондоне, она месяцами не видела. Когда-то он был в Бернтвуд-Холле частым гостем, хотя ни Еве, ни ее отцу он не нравился.

Но сегодня он ей был еще более неприятен. Его праздная жизнь и излишества сказались на когда-то красивой внешности. А теперь, в двадцать восемь лет, он располнел и несколько обрюзг. Но не это потрясло Еву: его лицо выражало откровенную угрозу, глаза сверкали ненавистью. На вялых губах играла злобная усмешка. Он показался ей человеком, способным на все что угодно.

Она перевела взгляд на Маркуса. Тот по-прежнему стоял в гордой, независимой позе, неколебимо спокойный, уверенный в себе.

А Еве казалось, что она распадается на куски.

Глава вторая

Фицалан всем своим видом выражал хладнокровие. Еве казалось, что ему впору встревожиться.

— Вам это было известно? — едва оправившись от первого потрясения, спросила его Ева, стараясь не выдать голосом свой гнев. — Отец говорил с вами на эту тему?

— Нет, не говорил.

Маркус подавил в себе захлестнувшую его волну благодарности сэру Джону: он возвращает ему шахту «Этвуд», причем исключительно из этических соображений, ибо доходов от других шахт и прочих источников с избытком хватает на то, чтобы он, Маркус, мог содержать Бруклендс в приличном состоянии и жить, ни в чем себе не отказывая.

Необходимость жениться на дочери сэра Джона также его не смущает, лишь бы она дала согласие. Сейчас она не скрывает своей враждебности, но, обладая магнетической властью над женщинами, удивляющей его самого, он, бесспорно, сможет ее со временем уговорить. До сих пор он умудрялся ни один из своих романов не заканчивать женитьбой — любовь стала для него развлечением. Но шахта «Этвуд» стоила того, чтобы выполнить поставленное Сомервиллем условие.

Ева бросала на него разъяренные взгляды. Подумать только! Отцу следовало бы вызвать на дуэль и застрелить Маркуса Фицалана, обесчестившего и унизившего его дочь! Вместо этого он легкомысленно устраивает ее брак с человеком, чуть ли не погубившим ее.

— Я никогда не соглашусь на это! — гневно воскликнула она, теряя контроль над собой. — О чем думал отец, выставляя это условие? И почему он меня не предупредил?

— Быть может, просто не успел, — вмешался Соумс. — Погиб-то он внезапно.

— Так вот, я сразу заявляю, что никогда и ни за что не приму этого условия.

Маркус приблизился к столу.

— Может, тебе стоит подумать? — спросил Соумс.

— Никогда! Какая дикость! Просто не верится, что отец хотел выдать меня замуж на таких условиях! Знаю, порою я доставляла ему много хлопот, но его поступок говорит о том, что болезнь поразила не только его тело, но и мозг. Или… или это был какой-то хитрый трюк с его стороны.

— Вот уж нет! — ледяным тоном парировал Маркус. — Ваш отец ни безумцем, ни хитрецом не был. Вы к нему несправедливы. Он был сама порядочность. Редкостный добряк, который думал прежде всего о других, о себе же — в последнюю очередь.

Маркус был прав. Ева пожалела, что заподозрила отца в хитрости, но Фицалан не вправе делать ей выговоры.

— Кому-кому, а уж вам-то это хорошо известно, не так ли, мистер Фицалан? — съехидничала Ева. — Вы с отцом часто и подолгу бывали вместе, так не входило ли в ваши намерения накрутить его так, чтобы аренду на шахту «Этвуд» он снова передал вам? В конце концов, ни для кого не секрет, что вы спите и видите, как бы снова ее заполучить.

Лицо Маркуса потемнело, глаза засверкали, Ева видела, что он еле сдерживается.

— Ошибаетесь, мисс Сомервилль. Смею вас заверить, что добиваться желаемого с помощью лести или обмана не в моем характере. Я относился к вашему отцу с величайшим уважением. Мы были близкими друзьями, я хотел, чтобы он прожил еще много лет, и надеялся на это. При иных обстоятельствах и будь вы мужчиной, я бы заставил вас раскаяться в ваших словах.