Хелен Купер
Где-то там гиппопотам
Яну Баттеруорту — с благодарностью за эту книгу и за все остальные
Музей закрыт
В самый темный, самый жуткий час ночи, когда все давным-давно должны спать, в одной из комнат Музея Гарнер-Ги моргала тусклая лампа-иглобрюх. Слабый свет едва рассеивал тени вокруг стоящего на столе портативного печатного станка. Но одно, последнее приглашение все же было напечатано. И как-то появились на обороте четыре мелко написанных слова, хотя огромное перо держать было ужасно трудно. Вот какие слова:
...Приходи — сейчас или никогда!
Потом свет мигнул и погас.
Ничего не происходило до самого рассвета, когда входные двери со скрипом отворились и конверт вылетел наружу. Пчелиная почта понесла его сквозь свинцовый туман. Куда? На улицу Тримил, 33а.
Глава 1. Приглашение
Дом 33 по улице Тримил располагался совсем в другом конце города. Там, в подвальной квартирке под магазином, жили мальчик по имени Бен Мейкпис и его мама. Глаза у Бена были темные и зоркие, как у воробушка, а волосы рыжие и вечно взъерошенные. Иногда он помогал в магазине. А иногда — по дому. Этим утром он пошел забрать оставленное разносчиком молоко и обнаружил прислоненный к бутылке конверт. Бен всегда опасался писем. Иногда все еще приходили письма, адресованные папе, но Бен с облегчением заметил, что это не из таких. Однако маминого имени на конверте тоже не было. На самом деле письмо было вообще без адреса. И даже не запечатано. Бен понадеялся, что это не очередной счет. Он заглянул внутрь. Заметил край тонкого листка с какой-то картинкой и решил, что это реклама. Вытащил листок из конверта, чтобы рассмотреть получше. На картинке было изображено множество животных, а Бен очень любил животных, хотя в их доме никого не разрешалось держать, даже собак и кошек. Впрочем, животных с этой картинки никто не стал бы держать дома.
Здесь были и жираф, и гиппопотам, и нахохлившийся сыч, а в правом нижнем углу — похожий на землеройку зверек с носом-хоботком. Сердце у Бена забилось как бешеное, потому что он вспомнил свой самый страшный секрет. Секрет, о котором он не рассказывал никому.
— Что ты там застрял? — окликнула его мама.
Бен виновато сунул листок обратно в конверт. Он поставил молоко на стол, а рядом положил письмо.
У мамы Бена были такие же, как у него, карие глаза, а вот волосы совсем другие. Она как раз шла наверх в магазин, но остановилась и посмотрела на письмо.
— Пришло вместе с молоком.
Мама открыла конверт и надолго замолчала. Потом пробормотала сердито:
— А я-то думала, Музей Гарнер-Ги давно закрыт.
Бен забрал листок и, уминая хрустящие миндальные хлопья, внимательно его изучил. Землеройка на картинке держала в лапах перо, как будто только что дописала фразу:
...Загляни на часок…
— Похоже на приглашение. Бесплатное, — заметил Бен. — Может быть, музей снова открыли.
— Все может быть, — мама закусила губу.
— Я бы сходил.
— Серьезно? — мама явно напряглась.
— Тут написано — на двоих.
— У меня и времени-то нет.
Мама, слегка побледнев, просматривала почту. Бен знал, там полно счетов. Мама волнуется из-за денег. Да и магазин не на кого оставить.
Их магазинчик назывался «Разные разности», и раньше там продавались только товары для тех, кто любит мастерить, а теперь было все на свете: кисти, краски, шелковые нитки для вышивания, пуговицы, шерсть, карандаши, бумага, наклейки, модели, которые можно раскрашивать, разные интересные книжки, всего понемножку — что дети любят. Иногда в магазине было людно, чаще нет, но, если в субботу случался наплыв покупателей, мама просила Бена помочь.
Завтра как раз была суббота.
Бен помахал приглашением.
— Можно я в воскресенье сам схожу?
Мама молча перебирала счета.
— Ты всегда говоришь, что в моем возрасте уже была совершенно самостоятельной.
— Говорю, — буркнула мама.
На что она сердится?
— Так я могу пойти?
— Ну не знаю… Я, конечно, за самостоятельность, но это далековато. И тебе там не понравится.
— А где это?
Бен перевернул листок. Адреса не было — только четыре коротких слова:
...Приходи — сейчас или никогда!
Он заглянул в конверт. На дне притаилось маленькое коричневое перышко — и больше ничего.
Мама сказала:
— Музей ниже по реке, на другой стороне, кажется, между мостом и плотиной — но у плотины тебе точно делать нечего.
— Не пойду я к реке, — вздохнул Бен. — Я тебе уже миллион раз обещал близко к воде не подходить. Мне просто хочется в музей. Это же не очень далеко, почему ты меня не пускаешь? Ты что-нибудь знаешь? Тебе там не нравится?
Даже не доев кашу, мама начала распаковывать коробку с художественными принадлежностями для магазина. Бен испугался, что она так и будет молчать — обычное дело, она часто не отвечала, если хотела прекратить разговор.
Но нет, мама заговорила снова:
— Я не говорила, что не нравится. Они, ну… А с чего это ты начал интересоваться музеями?
— Просто стало интересно. Может, в интернете посмотреть?
Мама закусила было губу, но сдалась.
— Посмотри перед школой, если успеешь. Скорее всего, у них и сайта никакого нет — разве что там все сильно изменилось. Когда-то музей возглавляла одна старушка, хотя она уже, наверно, умерла.
Времени оставалось немного. Бен не смог найти ни одного упоминания о Музее Гарнер-Ги, зато нашел очень продвинутый сайт только что отреставрированного суперсовременного Научного музея. Мама заглянула сыну через плечо.
— Может, лучше сюда сходишь? Музей в самом центре, от нас близко. Чучел там тоже хватает. И директорша на вид такая умная. Только с приветливостью у нее, по-моему, беда.
— Похожа на гигантское насекомое, — захихикал Бен. — Ни за что туда не пойду, она меня съест.
— Не вредничай, — помимо воли мама улыбнулась.
Бену не хотелось снова огорчать маму, поэтому он больше не заговаривал о музее. Перед уходом в школу он сунул приглашение на полку, где хранил свои сокровища. Он решил расспросить о музее учительницу. Вдруг она что знает.
Музей открыт
День в Музее Гарнер-Ги проходил как обычно. Нынче здесь, как всегда, по углам таились тени, и немудрено: окна маленькие, стены темные, свет тусклый — генератор работал вполсилы, даже когда был новеньким. Теперь-то он отнюдь не новый, и люстры едва тлели, как лампочка фонарика, у которого садятся батарейки. Порой свет мигал, порой отключался совсем, погружая залы в сумеречную тьму, пахнущую медом, нафталином, запертыми ящиками и текучим временем.
При всем при том внутри было очаровательно — если удавалось попасть внутрь.
Если удавалось попасть внутрь, был шанс увидеть стеклянный улей с живыми пчелами. Или огромное яйцо вымершей слоновой птицы, или солнечные часы, такие маленькие, что в столовой ложке поместятся.
Если удавалось попасть внутрь, был шанс увидеть серебряную бутылочку, в которой, по слухам, сидела ведьма. Или потрясающую, редчайшую коллекцию чучел, всевозможные мрачноватые экспонаты в шкафах, витринах и сосудах — и в каждом что-то магическое и таинственное.
Если удавалось попасть внутрь — а обычно не удавалось. Музей Гарнер-Ги чаще бывал закрыт.
Нередко Констанция Гарнер-Ги, старая-престарая директриса музея, плоховато себя чувствовала и не открывала двери для публики. Она выжидала, надеясь на невозможное; мечтала, пока время и деньги утекали сквозь пальцы, а добрые пожелания и благодарственные слова давнишних посетителей роились во мраке, как привидения.
