Под громкую музыку у меня кружится голова. Так что во всем, что случилось после этого, виноват Брайан Ферри [Д. Мельхиседек. Древняя Тайна Цветка Жизни. Том 1 / Д. Мельхиседек — М.: «София Медиа», 1998] (и вино. Я говорила про вино?). Но, насколько я могу предполагать, дальнейшее развивалось примерно следующим образом.

1) Мистер Зубы берет меня за руку и мы выходим на край танцпола.

2) Бокал хэндс-фри у меня на шее пополняется, и мистер Зубы даже раздобыл для меня соломинку, чтобы я могла всего лишь склонить голову и пососать (фигурально выражаясь) немного «Шираза», если мне вдруг захочется. Разумеется, я выпиваю Все Вино Сразу, и мистер Зубы любезно предлагает снова наполнить бокал. Я любезно соглашаюсь и пью еще. Все повторяется до тех пор, пока я не чувствую, что у меня немеет тело. «А пальцы на ногах у меня до сих пор целы? — размышляю я как бы между прочим. — Что-то я не ощущала их в последние полчаса…»

3) Зал наполняется стоматологами, пока нам не приходится прижиматься друг к другу.

4) А потом… а потом…

Я смотрю на женщину с такой же юбкой Zara десятилетней давности, как у меня, с такой же прической десятилетней давности, как у меня, и с таким же нервным смехом, который получался у меня в последние десять лет (внимание, спойлер: это я), и мысленно кричу ей: «ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ПОЦЕЛОВАТЬСЯ С МУЖЧИНОЙ, КОТОРЫЙ ОПРЕДЕЛЕННО НЕ ТВОЙ МУЖ! ОСТАНОВИСЬ! ОСТАНОВИСЬ НЕМЕДЛЕННО! ЭТО АБСОЛЮТНО И ВНЕ ВСЯКОГО СОМНЕНИЯ НЕ ОТЕЦ ТВОИХ ДЕТЕЙ! ОСТАНОВИСЬ И ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО!»

Но она не останавливается.

Секунд двадцать я даже не знаю, что и думать. Что я должна чувствовать? Ужас? Чувство вины? Наверное, чувство вины. Но должна ли? Может, мне отказаться от дальнейшего общения и выбежать в слезах? В фильме Ричарда Кертиса [Песня «Дальше действовать будем мы», группа «Кино», альбом «Группа крови», 1988 г.] так бы и произошло, правда? Быстро! Кто-нибудь проверьте…

Но я устала. И это так непохоже на меня. Потому что — да ладно, кто вообще согласится играть такую роль? Замужняя мать двоих детей, целующаяся взасос с незнакомцем под пение Брайана Ферри на конференции стоматологов в каком-то зале у шоссе М42?

Потом я вспоминаю все споры, которые накопились у нас с Грегом за последнее десятилетие — споры о том, кто больше выкладывается (я…), и ценит ли это другой партнер (он не ценит…). И я думаю: «И это все?» Вот так все и будет следующие восемнадцать лет? Или еще дольше? И это во время повышения цен на жилье, во время финансовой неопределенности, когда дети остаются жить с родителями неизвестно как долго… (Черт бы побрал тебя, экономика!) Пока мы будем сидеть молча рядом друг с другом, думая, о чем бы заговорить, и считая часы до сна? Я клялась быть рядом с ним, пока смерть не разлучит нас. Но в наши дни люди живут вечно, не так ли?

Я почти уверена, что слышу голоса, раздающиеся с каждого моего плеча.

Хороший ангел (миниатюрная блондинка в металлическом платье, похожая на Кайли Миноуг): «Вам нельзя расходиться, вы только что сделали ремонт в ванной! Вы запланировали сделать пристройку следующей весной; у вас два замечательных ребенка, и ты же не хочешь быть “женщиной, которая разрушила свой брак на конференции дантистов”!»

Не очень хороший ангел (вроде «Шираза»): «Грег-Шмег… На самом деле ты хочешь, чтобы кто-нибудь забрался тебя под юбку и как следует отымел до беспамятства. Такого давно уже не было. Уж точно не после Брексита…»

А затем… ничего.

Я просыпаюсь в гостинице Premier Inn конференц-центра, голая, но с бейджиком «Элис Рэт» на шее, поверх гостиничного ватного одеяла с сомнительными пятнами. Похоже, одна. Аккуратно расставленные по цветам тюбики и флакончики на прикроватном столике говорят о том, что это мой номер. Но все же… что-то не так.

Я ощущаю себя побитой и потрепанной и едва приподнимаю тяжелую голову. Приходится приподыматься на локтях и перекатываться в духе бойцов спецотряда к краю кровати, после чего удается сесть. Комната кружится на 360 градусов, поэтому я решаю не выпрямляться, и вместо этого соскальзываю с кровати на пол. Во рту стоит неописуемо-противный едкий вкус, а все поры тела источают кисловатый запах вины. Я заползаю в ванную, плещу на глаза водой, поднимаю голову и вижу женщину с тонкой щелью вместо рта, лицом цвета горохового супа и шваброй растрепанных волос. Она худая до истощения — можно отчетливо разглядеть выступ каждого ребра, — но живот обвисший из-за того, что у нее не было времени на физические упражнения начиная с 2009 года. И еще, возможно, из-за поглощаемых иногда по ночам мяса и сладкого. Глаза ее — тонкие красные щелочки, яркий пример того, что в журналах называется «винной опухлостью».

— Никогда не думала, что буду выглядеть настолько усталой, — говорю я вслух, и ведьма в зеркале повторяет мои слова.

Охххх…

Я не узнаю это свое новое отражение. Или, скорее, не хочу узнавать. Но мысли у меня путаются. Даже временами пропадают. Я заставляю себя медленно дышать, сдерживая тошноту. Кажется, что сам воздух скисает от моего дыхания. Я включаю душ и делаю воду горячей настолько, что зеркало покрывается паром, скрывающим меня от меня самой. Отдираю шнурок бейджика от липкой груди, проклинаю пышно расцветший целлюлит на бедрах и отчаянно растираюсь гостиничной фланелевой мочалкой, видавшей лучшие дни.

«Мыться хорошо, — думаю я. — И правда хорошо. Надо мыться чаще…»

Жалко, что нельзя вымыть и внутренности, но я стараюсь как следует протереть все доступные поверхности, а затем тщательно чищу свой предательский рот, который так подвел меня прошлым вечером, новенькой жесткой щеткой. В результате у меня возникает рвотный рефлекс, но я решаю, что это справедливая цена за (относительную) чистоту рта.

И тут меня охватывает чувство вины.

Она опускается, словно свинцовый груз, сначала в грудь, затем в желудок, пока я не думаю о том, что было бы неплохо согнуть колени и опуститься на холодный, покрытый плиткой пол ванной в отеле.

Шарлотта и Томас.

Семи и пяти лет.

Смеющиеся. С опухшими глазами после утреннего пробуждения. Прыгающие вниз по лестнице в развевающихся ночных халатах. Поедающие сваренные всмятку яйца с «солдатиками» — ломтиками ветчины. Усердно вытирающие лица салфетками, пока они не покраснеют и не засияют. Или, как прикидываю я, если все идет по плану, пахнущие мятным ароматом и играющие с электрическими зубными щетками, которые им подарили на Рождество. Я скучаю по ним. И мысль о том, что я могла сотворить нечто, что может им навредить, пронзает меня, словно колючка. Потому что какие бы у нас с Грегом ни были проблемы, он их отец. Поэтому мне нужно налаживать жизнь с ним. Любым способом. Чтобы было лучше.

Было легче, когда он работал. Ему было зачем вставать по утрам. Он прикладывал усилия, брился, иногда даже гладил свои рубашки. Поначалу он говорил, что остается дома лишь на время. «Пока не подвернется что-нибудь», — повторял он. Поэтому я стала работать усерднее, задерживаться допоздна. Заслужила повышение, а вместе с ним и «привилегию» выступать на конференциях вроде этой. Грег сказал, что он будет присматривать за детьми, а заодно воспользуется возможностью начать работу над «Историческим путеводителем по Стоунхенджу», задуманным им еще в студенческие годы, но который пришлось отложить из-за жизни, так сказать. Поэтому вторая спальня стала настоящим святилищем со схемами храмов друидов, фотографиями горных пород и стопками научных журналов. Только вот «присмотр за детьми» как-то не удался. И я по-прежнему готовила, убиралась по дому, отвозила их в школу или к няне. А он только вспоминал, что их нужно забрать, после чего плюхался на диван или засыпал в своем «кабинете» на «дневной кровати», которая, что любопытно, стала и его «ночной кроватью».

Он даже не пытался устроиться на работу вот уже несколько месяцев. А когда я спрашивала, можно ли почитать его книгу или по крайней мере те главы, что уже написаны, он начинал мяться, бормотать что-то вроде: «Нужно читать сразу все в контексте». Так это и продолжалось до сих пор.

Ну да, технически я ужасный человек. Я подыскиваю себе оправдания. И быстро убеждаюсь в том, что охватившее меня этим утром грандиозное похмелье — это мое «Наказание, Часть 1».

Я роюсь в сумочке в поисках анальгетиков, беру две таблетки и вспоминаю, что это особое лекарство с работы, на упаковке которого большими буквами было написано: «Один раз в день. НЕ ПРЕВЫШАТЬ РЕКОМЕНДОВАННУЮ ДОЗИРОВКУ».

Я пытаюсь проглотить одну. Или обе. Это не срабатывает, отчего меня еще сильнее охватывает беспокойство и кружится голова.

Ну вот, умно, очень умно… Я упрекаю себя, прежде чем мне не приходит мысль о том, что можно было бы перекусить. Обычно я не завтракаю, но убеждаю себя, что это один из тех дней, когда нужно сделать исключение. Может, какой-нибудь фрукт? Половинку грейпфрута?

«Ресторан» — еще одно помещение без окон — забит детьми с родителями, направляющимися к ближайшему тематическому парку. Здесь пахнет влажными салфетками и отчаянием, а уровень децибелов зашкаливает.

— Араминта? Хочешь сегодня коровье молоко с кашей? Мама обычно дает тебе полужирное или жирное? Попробуй вот это и скажи, как тебе… — обращается к двухлетней девочке мужчина в блейзере с запонками у стойки буфета. Одна женщина усердно загружает рогалики себе в сумочку, а другая разрезает пополам пять вареных яиц, вынимает из них желток, а остальное выбрасывает.