В общем, одну дыру в моем сердце оставил ушедший «Сон», а другую, еще больше — исчезновение Эйприл. Я пыталась законопатить эти дыры, зависая в интернете и злясь на весь белый свет. А еще мне помогал «Сом», где встречались посты вроде этого:

...

В РЕКЕ ДЕЛАВЭР СНОВА НАЙДЕНЫ ДЕЛЬФИНЫ

Вчера в реке Делавэр очевидцы заметили двадцать дельфинов. К северу от мест, где недавно начались перебои со связью — см. тред [ПРОБЛЕМЫ С ИНТЕРНЕТОМ В НЬЮ-ДЖЕРСИ, ДЕЛАВЭРЕ И ПЕНСИЛЬВАНИИ]. Дельфинов обнаружили рядом с Трентоном, штат Нью-Джерси. Вероятно, они провели в пресной воде не один день. Большинство погибло, несколько особей спасены активистами. За последние две недели это уже вторая стая, заплывшая так далеко на север. Раньше подобного не случалось. К слову, дельфинов заметили недалеко от университета Райдера, где неизвестные проникли в лабораторию, см. тред [ВЗЛОМ ЛАБОРАТОРИИ В УНИВЕРСИТЕТЕ РАЙДЕРА].

Я кликнула по ссылке в конце, а оттуда вышла на другой пост:

...

НЕЗАКОННОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ В ЛАБОРАТОРИЮ ДЖОНСА ХОПКИНСА

С тех пор как пропала Эйприл, это уже четвертый подобный случай — и, пожалуй, самый чудной. Он не очень похож на происшествия в университете Райдера [ВЗЛОМ ЛАБОРАТОРИИ В УНИВЕРСИТЕТЕ РАЙДЕРА] и в филадельфийских больницах [НЕЗАКОННОЕ ВТОРЖЕНИЕ В БОЛЬНИЦУ НАЗАРЕТ] [НЕЗАКОННОЕ ВТОРЖЕНИЕ В БОЛЬНИЦУ МЕРСИ]. Взлом университетской лаборатории Джонса Хопкинса (да-да, той, что в Балтиморе) никто с этими случаями не связал. Виновниками посчитали борцов за права животных, потому что из лаборатории пропала группа обезьян.

Кроме того, исчезло кое-какое оборудование. Территория университета огромная и находится под круглосуточной охраной. Зоозащитники уже не раз катили бочку на местных ученых, так что в университете приняли все меры — тем не менее в лабораторию кто-то проник. Дело явно нечисто, поэтому открываю тред для обсуждения похожих случаев: [НЕЗАКОННЫЕ ВТОРЖЕНИЯ]. Пишите туда обо всем подозрительном в лабораториях, больницах или университетах.

Сперва я подумала, что передо мной простое совпадение. Кражи со взломом — обычное дело, как и акции в защиту животных. В то же время чувствовалось здесь что-то странное. Зачем зоозащитники забрали не только обезьян, но и оборудование? И кто, интересно, выделил на это средства? Увы, я плоховато разбиралась в службах обезьяньего спасения.

Так или иначе, ясно одно: в мире без Эйприл комфортнее всего я чувствовала себя в «Соме» — среди знакомых ников, в привычной атсновамосфере интриг и расследований. А главное — обитатели «Сома» сомневались, что мир стал прежним. Никто из них не верил в гибель Эйприл под завалом, и я чертовски рада была об этом читать.

Лишившись «Сна», многие словно остались без наркотика. Даже когда люди разгадали все последовательности, кроме «Боинга-767», я проводила ночи напролет, ломая над загадками голову. Настоящие сновидения казались мне бестолковыми, несуразными. Я всей душой любила «Сон» — и вдруг его вырвали из моей головы. Появились компании, обещавшие частично его восстановить, посылая электрические импульсы человеку в мозг. В «Соме» это активно обсуждалось, однако те, кто якобы возвращался в «Сон», доверия не внушали. Либо рекламщики, думала я, либо «Сон» им попросту приснился.

Все эти случаи со взломом напомнили мне последовательность из «Сна». Сначала случай в Нью-Джерси, затем два в Филадельфии. Теперь вот — в университете Джонса Хопкинса. Как будто злоумышленники двигались вдоль побережья на юг.

Места происшествий находились довольно близко друг к другу. К тому же в окрестностях Филадельфии начались подозрительные перебои со связью. А теперь еще и в реку неподалеку от Трентона заплыли дельфины.

— Нужно продолжать поиски, — сказала я маме.

— А если ты ее не найдешь?

— Буду искать дальше. Эйприл жива.

Мама опустила глаза, и гнев, зревший у меня внутри, начал рваться наружу. Все хотели, чтобы я отступила, даже она!

— Не забудь про картошку.

— О чем ты?

Мама указала на горшок.

— Возьми его с собой. Тебе нужно о ком-то заботиться. — Она легонько прикоснулась к моей щеке. — Как и мне.

Тем вечером мы вместе приготовили ужин. Я принесла тарелку с пастой, села за стол и не успела заикнуться о поездке в Трентон, как отец ошарашил меня заявлением:

— Вы представляете, есть врачи, которые лечат зависимость от «Сна»! Об этом вышла статья в «Нью-Йоркере».

— Правда? — отозвалась мама, придав этой краткой реплике весьма красноречивую интонацию.

Мать словно намекала отцу: «Я вижу, куда ты клонишь, и Майя тоже, так что, пожалуйста, не надо».

Отец уловил предупреждение, но уже отпустил тормоза:

— Есть бедолаги, которые пристрастились к загадкам, как к наркотику. Когда «Сон» исчез, их разум продолжил поиски — так, во всяком случае, считают специалисты. Вернуться к прежней жизни таким людям нелегко.

— Я в порядке, пап.

— Мы с мамой и не ждем, что у тебя сразу все наладится. Но пойми, Майя, мы имеем право волноваться. Никто не знает, что именно Карлы проделали с нашим разумом. Многие ищут знаки там, где их попросту нет. Ты бы на что-нибудь переключилась… Когда выходишь на работу?

— Гилл… — начала было мама, но я остановила ее взмахом руки.

Отец знал, как устроен мир. Чтобы получить это знание, он трудился не покладая рук. Среди инвестиционных банкиров не так-то много темнокожих — и совсем не потому, что нас не интересует эта профессия. Папа всю жизнь боролся с враждебной системой. Сколько себя помню, он твердил, что мир не хочет видеть людей вроде нас богатыми, а потому наша задача — разбогатеть, несмотря ни на что.

Мать всегда охотно подталкивала меня в ту сторону, куда я направляла взгляд. Отец же полагал, что для процветания мне нужны более конкретные установки. Как минимум четкие карьерные планы. Он хотел, чтобы я — его единственная наследница — позаботилась о деньгах, которые он для меня заработал, а затем передала их своим детям. Вот почему мне непросто было рассказать родителям о своей ориентации. Отец беспокоился, как мой интерес к девушкам повлияет на продолжение рода. К счастью, он не высказал опасений вслух, но они читались у него на лице, так что мне все-таки пришлось обсудить с ним свое возможное потомство. А мне, между прочим, было семнадцать! Отец не возражал, когда я ушла с работы, чтобы заниматься проектами Эйприл и «Сомом», однако сейчас я стала его кошмаром наяву — типичной богатенькой дочкой с художественным образованием и без конкретной цели в жизни.

— Папа, я все понимаю, последнее время я не подарок. И все же поверь, Эйприл жива! И я не стану притворяться, что это не так! Мне нужно ее найти!

Папа обеспокоенно взглянул на маму. Мама не подняла глаз. Они считали, что Эйприл умерла. Еще бы — так думали все вокруг!

— Знаете что? — тихо сказала я и уже растянула губы, произнося «иди…», но вовремя себя одернула.

И пусть я замолчала, невысказанное «идите на хрен» так и зависло в воздухе. В нашем доме не ругались.

— Майя! — ахнула мама; отец гневно уставился на меня.

Я никогда не кричу — во всяком случае, на людей. Могу прикрикнуть на телевизор, где какой-нибудь сенатор отпускает расистские шуточки. Или на фотошоп, когда он зависает. А на людей не кричу. Тем более — на родителей.

И все-таки я сорвалась.

— Она не умерла! — Вскочив, я хлопнула рукой по столу, отчего вилки с ножами звякнули о тарелки.

— Не смей так разговаривать с матерью! — ледяным тоном сказал отец.

Я наклонилась к нему через стол и прошептала — точнее, прошипела:

— Я уезжаю искать Эйприл.

А затем — потому что стоит мне выйти из себя, и я чертовски пугаюсь — добавила:

— Позвоните мне завтра, когда мы все успокоимся. Я буду в Нью-Джерси.

Уже у двери я заметила горшок с землей, в котором прятались свежепосаженные, разрезанные на кусочки картофелины. Со вздохом я взяла горшок и вышла на улицу.