Инструктор. Очень честный. Смерть сына. Мучительная болезнь жены. Убийство. Два дня неизвестности. Явка с повинной…

В голове Сики возник первый вопрос.

Почему, убив жену, Кадзи Соитиро не выбрал смерть?

3

Сики покинул полицейское управление на служебном автомобиле. Поскольку было уже поздно вызывать закрепленного за ним водителя, за руль сел закончивший дежурство полицейский Цутикура. После того как они отъехали, Сики сообщил ему о деле Кадзи Соитиро. В зеркале заднего вида он видел покрасневшие глаза Цутикуры, и похоже, что причиной этому был не только недостаток сна из-за ночного дежурства.

До центрального управления на машине примерно пятнадцать минут. Сики, приглушив звук радиосвязи, разговаривал с Каматой по телефону, которым было оборудовано заднее сиденье.

Тот сообщил, что Такано Мицугу был доставлен в больницу Кумано и сейчас ему делают промывание желудка. В сознание не приходил. Гематурия [Гематурия — медицинский термин, обозначающий наличие крови в моче сверх величин, составляющих физиологическую норму.], в моче обнаружен паракват. Состояние неблагоприятное. Сики дал указания объяснить ситуацию главному врачу и поставить дежурить в палате двух охранников. Лучше перестраховаться. Не дай бог, Такано придет в себя и откусит себе язык. Тогда все пропало.

Предотвратить самоубийство…

«Почему же Кадзи не выбрал смерть?» — выходя из машины, снова подумал Сики. Разумеется, причина умереть здесь совершенно другая, нежели в делах, подобных делу Такано. Совершив недостойный полицейского поступок, инспектор в значительной мере лишился доверия полиции. И должен взять на себя ответственность. Попросить прощения и умереть. Если б Сики услышал о том, что Кадзи оставил прощальное письмо с извинением и покончил с собой, это не потрясло бы его так сильно, как сообщение о явке с повинной. Полицейские не должны так поступать. Тем более что Кадзи как инструктор подавал пример молодым…

Сики вошел в центральное управление и посмотрел на часы. Ровно восемь. Поднявшись на третий этаж, он открыл дверь в уголовный отдел. Все без исключения поднялись со своих мест с застывшими лицами.

Во всех управлениях к старшему следователю по особо важным делам относятся с особым почтением. Руководящими должностями первого отдела расследований главного управления, помимо начальника и заместителя, считались должности старшего следователя, криминалиста и следователя по межрегиональным делам [Следователь по межрегиональным делам — в Японии следователь, который координирует процесс расследования в случае, если произошла серия преступлений в двух и более населенных пунктах или префектурах.]; но когда случалось происшествие, вне зависимости от стажа в должности, старший следователь пользовался огромным авторитетом. Получить право занять этот пост мог только человек из состава отдела особо опасных преступлений, расследующего исключительно кровавые и громкие дела, такие как убийство, ограбление, поджог или изнасилование, который в течение многих лет практически постоянно находился на местах преступлений. Но Сики, в отличие от своих предшественников, помимо богатого «полевого» опыта, обладал к тому же незаурядными способностями дознавателя.

— Нет времени, — произнес Сики, отодвинув предложенную ему чашку чая, и, следуя за начальником уголовного отдела Коминэ, поспешил в старую часть здания. По этому узкому коридору, ведущему в комнату для допроса, он ходил когда-то постоянно.

— Ямадзаки пришел?

— Да, он в восьмом.

Помощника полицейского инспектора Ямадзаки Сики назначил своим помощником. Помимо выполнения непосредственных обязанностей записывать показания подозреваемого, необходимо также обладать проницательностью для того, чтобы угадывать изменения, которые могут возникнуть по ходу допроса. Также нужно деликатно передавать информацию, поэтому не любой человек здесь подойдет. С Ямадзаки они когда-то проработали бок о бок пять лет и понимали друг друга с полуслова. Это очень в духе Ямадзаки — ждать именно в восьмом кабинете. Как ни странно, даже привыкшие к допросам матерые подозреваемые часто раскалывались именно там.

Однако сегодня Сики категорически отказывался быть суеверным.

— Будем проводить в третьем. Передай Ямадзаки, — приказал он Коминэ и толкнул дверь в кабинет под номером три.

Его обдало горячим воздухом давно не проветриваемого помещения. Ничего не изменилось. Тесная комнатка размером примерно в 2 цубо [Цубо — японская мера площади. 1 цубо=3,3058 м2.]. Низкое зарешеченное окно. Стальной стул. И еще один напротив. У левой стены письменный стол и стул для секретаря. Больше ничего. В этой бесцветной закрытой комнате ты и заключенный — друг против друга. Раньше здесь было основное «поле боя» Сики. Психологического боя…

Обернувшись на звук открывшейся двери, он увидел беспечное лицо Ямадзаки.

— Привет!

— Давно не виделись.

— Постарел ты…

— И вы. — Даже не улыбнувшись, Ямадзаки протянул Сики пачку документов. — Это ордер на арест и признательные показания.

В этот момент раздался стук в дверь, и заглянувший человек произнес:

— Сики, извини, что помешал…

Это был инспектор Сасаока из административного отдела. Они в одно время учились в школе полиции, но его высокомерная манера общения ужасно раздражала Сики. Да и тот, похоже, его недолюбливал. Маловероятно, что у Сасаоки было какое-то личное дело; значит, появился он здесь по поручению административного департамента… Интересно, зачем он пришел?

Из-за спины Сасаоки выглядывал молодой человек в костюме. Ровный пробор, лоснящиеся щеки, лицо как у куклы чревовещателя.

— Это мой подчиненный Курита. Помощник начальника отдела, отвечает за кадры.

— Из департамента прислали?

— Ну он хоть и молодой, но очень способный. Не стесняйся — он в твоем распоряжении.

— В моем распоряжении? В каком смысле?

— Разве ты не слышал? Он будет ассистировать на допросе.

Что за чушь?..

Сики вспомнил похожее на дайфуку [Дайфуку, или дайфукумоти (букв. «большая удача») — японская сладость, небольшая рисовая лепешка с начинкой.] лицо Иё.

— Ты хочешь сказать, что я должен проводить допрос под вашим наблюдением?

— Не придирайся. Он просто координатор.

— У меня есть помощник. Ты мне мешаешь. Забирай этого молокососа и исчезни!

Сасаока покраснел до ушей.

— Это приказ главы департамента.

— Какого департамента? Уголовного или административного?

— Можешь считать, что обоих. Глава уголовного департамента не возражал.

Высказавший все Сасаока стоял с торжествующим видом.

Сики был вне себя от ярости. В то же время он чувствовал ужасную беспомощность. Не смог возразить? Получается, что уголовный департамент не имеет никакого авторитета? И если административный департамент, в руках которого и кадры, и деньги, примет решение ввести принудительные меры, он может бесцеремонно вторгаться даже в допросную комнату, святая святых уголовного отдела?

Да пошли вы к черту!

Сики плюхнулся на стул, предназначенный для следователя.

— Через десять минут я начинаю допрос. Освободите помещение.

— Да, я сейчас уйду, но Курита…

— Я сказал, освободите! — не дослушав, заорал Сики.

У следователя существовал определенный ритуал. Знавший об этом Ямадзаки быстро вышел из комнаты. Сасаока и Курита с удивленными лицами последовали за ним.

В комнате снова стало тихо.

Сики закрыл глаза. Сделал глубокий вдох.

…Отключись… От всего…

Он программировал себя, пытаясь выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточиться.

…Вот так.

Каждое расследование представляет собой книгу. А подозреваемые — герои этой книги. У каждого из них своя история. Однако герои не могут выйти из книги. Только когда мы раскроем ее, они смогут что-то рассказать нам. Иногда они хотят, чтобы мы заплакали. Иногда разжигают в нас ярость. Они всегда хотят что-то сказать. Просят, чтобы мы прочитали их историю. Нам достаточно лишь спокойно перелистывать страницы. Они ждут. Ждут, сгорая от нетерпения. Ведь пока мы не перелистнем страницу, они не могут начать говорить.

Сики открыл глаза.

Как раньше, у него не получилось. Но, по крайней мере, он смог успокоиться. Что ж, в таком состоянии уже можно начинать.

Через обещанные десять минут Ямадзаки и Курита вошли в комнату и сели на свои места. Еще через минуту дверь за спиной Сики открылась. Не поворачивая головы, он ждал.

Обойдя стол, перед ним предстал человек в костюме без галстука. Он стоял прямо перед Сики с другой стороны стола спиной к окну. Молодой конвойный снял наручники и веревку [В Японии принято, помимо применения наручников, обвязывать вокруг поясницы задержанного веревку — так его доставляют на допрос.]; пальцы его чуть заметно дрожали.

— Садитесь.

Курита вытаращил глаза. Голос Сики был настолько мягким, что, казалось, это другой человек. Ямадзаки же совсем не волновался. Это тот самый «добивающийся признания Сики», которого он знает уже пять лет.

Однако внутри у старшего следователя все кипело.

Лицо поклонившегося в знак приветствия Кадзи Соитиро было более спокойным и умиротворенным, чем у Сики. Глаза абсолютно ясные. Как у убийцы может быть такой ясный взгляд? Он же убил собственную жену — и такие глаза…

Сики посмотрел на часы.

— Седьмое декабря, восемь часов двадцать три минуты. Начинаем допрос. Сики, старший следователь по особо важным делам первого отдела расследований главного управления.

— Кадзи Соитиро. Очень приятно.

Уверенный, четкий голос.

Сообщая о праве не отвечать на вопросы, прирожденный следователь Сики почувствовал разгоравшееся в нем волнение. Какую же историю он начнет сейчас читать?