К утиным рулетикам Сакё добавил горчицы, но переборщил, и чтобы перебить остроту, ударившую в нос, запил все вином.

Когда он доел примерно половину угощений, в зал вернулся Нагарэ.

— Ну как, понравилось?

— Понравилось — не то слово. Было очень вкусно, а еда показалась знакомой, будто я всю жизнь только ее и ел.

— Вот и славно. Рис уже готов, так что когда созреете, позовите меня, я принесу его.

— Спасибо! Сейчас, только выпью еще немного. — Сакё высоко поднял бокал.

Смешав жареную репу с пастой из черных бобов, он отправил все в рот. Пригубил вино. Потом принялся за курицу с яйцом, щедро присыпав перцем. Подлил еще вина. Все повторилось, затем еще раз, быстрее и быстрее. Наконец бутылка почти опустела.

Сакё закрыл глаза, вспоминая, как три дня назад стоял на сцене. Сам он был страшно доволен собой, вот только публика встретила его прохладно. Выступал он соло, так что винить в этом некого. Он был так уверен в танце, от музыки до исполнения, что когда в финале раздались жиденькие аплодисменты, он почувствовал себя совершенно выбившимся из сил. Из него как будто вынули душу.

— Прошу прощения, вам же еще о деле предстоит поговорить… Может, все-таки попробуете рис?

Нагарэ опустил на стол два горшочка.

— Ох, простите. Все так вкусно, что я уже…

— Сегодня у нас рис с крабовым мясом. Я использовал сливочное масло, поэтому блюдо чем-то напоминает плов. — Большой ложкой Нагарэ переложил рис из керамического горшочка Сигараки в миску и поставил перед Сакё.

— Да, запах у него совсем не как у японского блюда, — потянул носом тот.

— К нему обязательно нужен суп, но я подумал, что мисо здесь не подойдет. — Нагарэ снял крышку со второго горшочка, и Сакё увидел густой бульон с большим количеством ингредиентов.

— Минестроне? [Минестроне (букв. «суп со множеством ингредиентов») — итальянский суп из сезонных овощей, иногда с добавлением макарон или риса.]

— Да, что-то вроде. В последнее время в рамэнных [Рамэн — блюдо с тонкой пшеничной лапшой в бульоне, к которой могут добавляться также свинина, лепешки камабоко из рыбного фарша, соленья, побеги бамбука, грибы, яйца, водоросли и пр.] это блюдо называют «двойным супом». Для его приготовления смешивают бульон даси из морской капусты и сушеного анчоуса и мясной бульон на говяжьей кости. Потом добавляют нарезанные овощи и бекон. Я предусмотрительно сварил рис и суп в отдельных горшочках.

— Минестроне я люблю, — произнес Сакё, взяв миску с супом в руки и сделав глоток.

— Как закончите, я провожу вас в офис. А пока можете выпить чаю, — с этими словами Нагарэ поставил на стол большую чашку и испарился на кухне.

Сакё съедал пару ложек риса с крабовым мясом, затем глотал пару ложек бульона и вновь возвращался к рису. Спустя некоторое время, лишь на мгновение замешкавшись, он положил себе добавки.

Поначалу он слегка сомневался, можно ли после легких японских блюд есть такую жирную, с большим количеством масла пищу, но все его опасения оказались напрасными. Наверное, вся магия заключалась в супе. Так по крайней мере решил Сакё. На вкус бульон был нейтральным, но вот его аромат… Слово «пряный» было слишком простым для его описания. Впрочем, определение «глубокий» казалось чересчур претенциозным. Так или иначе, он обрамлял яркое послевкусие риса, делая его мягче.

«И когда же это я, любитель всего французского, в последний раз с таким чувством удовлетворения откладывал палочки после еды?» — В попытках вспомнить Сакё сложил ладони у груди, а затем потянулся к чашке.

— Итак, вы готовы?

— Большое спасибо! Все было очень вкусно. — Сакё приподнялся и слегка поклонился.

— Простите, что пришлось вас поторопить…

— Нет-нет, что вы. Я и сам долго копался.

Вытирая платком выступившие на лбу капельки пота, Сакё встал.

* * *

— Прошу, проходите, — донесся голос Коиси из-за двери, когда Нагарэ постучал. Офис детективного агентства находился в конце узкого коридора.

— На этом передаю вас Коиси. Она обо всем позаботится. — Хозяин ресторанчика развернулся и проследовал обратно в зал.

Зайдя в комнату, Сакё уселся посередине длинного дивана.

— Простите, что заставил вас ждать.

— Что скажете, понравилась вам стряпня моего отца?

— Да, накормил он меня просто замечательно!

— Простите, что перебиваю, но не могли бы вы заполнить эту форму? — Коиси, сидевшая напротив Сакё, положила планшет на журнальный столик между ними.

— Хорошо. — Взяв анкету, Сакё принялся вписывать ответы.

— Все-таки те, кто занимается танцами, и правда отличаются от остальных. Вы даже когда пишете, как будто пританцовываете, — улыбнулась Коиси.

Закончив, Сакё протянул ей планшет.

— От этого мне уже не отделаться. Даже когда я просто чищу зубы перед зеркалом — и то танцую.

— Господин Сакё Катаока. Это ваше настоящее имя?

— Да.

— А похоже на псевдоним.

— Такой в некотором роде у меня тоже имеется.

— В каком смысле? — Коиси слегка подалась вперед.

— Как я отметил в вашей анкете, семья Катаока — потомственные актеры театра Но [Но — один из видов традиционного японского драматического театра. Окончательно оформляется из народных представлений в XIV в. Сцена имеет каноническую конструкцию, актеры играют в масках в сопровождении музыки и песнопений. Реплики произносятся с особой техникой речитации, позы также регламентированы.]. Мой отец Сэйсэцу — уже восьмое поколение. Когда-нибудь, возможно, я продолжу семейное дело и его сценическое имя перейдет мне.

— Вот это да! Потомственные актеры. А что, может быть такое, что вы не продолжите?

— Такое, конечно, нечасто случается, но все же… — Сакё усмехнулся.

— Хотя разница-то невелика — что тут, что там танцевать.

— Вовсе нет! — резко возразил ей Сакё.

— Почему? — стушевалась Коиси.

— Это две совершенно разные вещи. В театре Но артист скользит по поверхности, находясь в одной плоскости, в танце же — перемещается в трехмерном пространстве.

— Я вроде бы поняла, о чем вы, но… Ладно, давайте вернемся к делу. Что именно вы ищете? — Коиси направила разговор в привычное для себя русло.

— Какэсобу.

— Это ведь суп с гречневой лапшой соба, да?

— Здесь ее так называют? Вообще, это просто теплая соба с бульоном, без прочих дополнительных ингредиентов.

— Да, так и есть. Вот только мне казалось, что на вкус она везде одинаковая, разве нет?

— Я тоже так думал. Но теперь, когда я вспоминаю о той самой какэсобе, то понимаю, что она очень отличалась.

— А где вы ее ели? — Коиси приготовилась записывать.

— В ресторанчике «Вакамия» в квартале Кагурадзака [Кагурадзака — один из кварталов Токио, расположен в районе Синдзюку. Знаменит традиционными японскими ресторанами.].

— Так какэсоба и в Токио популярна? — На мгновение она остановилась.

— Нет, обычно ее в таких местах не подают. Но тот случай был особенным.

— Не могли бы вы рассказать поподробнее? — Коиси вновь поднесла ручку к бумаге.

— Как я уже говорил, я уехал из родительского дома и профессионально занялся танцами. Сэйсэцу, мой отец, конечно же много раз пытался убедить меня вернуться. Он частенько приезжал в репетиционный зал, а иногда даже заявлялся ко мне в гримерку прямо перед выступлением, чтобы поговорить. Я же твердо решил, что посвящу жизнь танцам, и не горел желанием возвращаться в семью. Всякий раз, когда отец приходил, я говорил ему об этом.

— Я, конечно, ничего не понимаю в танцах, да и особой разницы с театром не вижу, но все же что плохого в том, чтобы вернуться? Мне даже немного жаль вашего отца.

— Возможно, это прозвучит эгоистично, но мне бы не хотелось потратить всю свою жизнь на сохранение древних традиций семьи. Со времен Дзэами [Дзэами Мотокиё (ок. 1363 — ок. 1443) — японский актер, драматург, теоретик театра Но. Автор двадцати четырех трактатов об актерском искусстве.] повелось, что в театре абсолютно неважно, кто будет на сцене — я или кто-то другой. В танцах же все по-другому. Там все — мое творчество. Может быть, когда-нибудь танец станет традиционным японским искусством. И я буду словно Дзэами.

Сакё плотно сжал губы.

— Все это чересчур сложно для меня, — глубоко вздохнула Коиси.

— В тот день отец, обычно ограничивавшийся парой-тройкой фраз, вдруг пригласил меня в ресторан. Это было года три назад. Мы решили пойти туда после моего выступления. Я знал, что отец наблюдает за мной с балкона, а после выступления он заглянул ко мне в гримерку.

— И так вы оказались в том ресторане? — Коиси застрочила в блокноте.

— Место было необычным — не только мой отец, мастер искусства Но, но даже я, нищий танцор, смотрелся там инородно. Скорее, это место подходило для популярного артиста балета.

— Возможно, это заведение имело для вашего отца особенное значение?

— Я уверен, так и было. Столовое вино, которое нам принесли, тоже не было похоже на то, что обычно подают в японских ресторанчиках. К нему шла легкая закуска, такую предлагают в Киото. Отец же ни о чем серьезном так и не заговорил — все время мы просто болтали о том о сем.

— Как отец с сыном?

— С самого детства я воспринимал отца как наставника. Поэтому я всегда говорил с ним в очень вежливых выражениях, — Сакё отвел взгляд.

— С родным отцом? Это ведь так неестественно… [Вежливую речь (кэйго) в японском языке обычно используют по отношению к незнакомым людям, а также при общении в формальных ситуациях. Внутри семьи этот стиль обычно не применяется.]

— Меня так воспитали. Для меня это было абсолютно нормально.

— И именно в этот момент на сцене появляется какэсоба.

— Верно. Мой отец, как и я, любит выпить, так что мы с ним опустошили две бутылки красного и белого. А после началось. Отец, обычно редко говоривший о моих выступлениях, в этот раз высказался весьма жестко.

— Я, конечно, совсем в этом не смыслю, так что вряд ли пойму, но все же, что именно он вам сказал?

— Он все повторял какую-то бессмыслицу — будто мои танцы у всех на виду. Конечно, на виду. Я все-таки на сцене выступаю, — усмехнулся Сакё.

— У всех на виду? Да, артисты Но говорят на каком-то своем языке. Настолько утонченном, что сказанное остается загадкой, — согласилась с ним Коиси.