— Что вам нужно, милорд?
— Ты дала мне слово, Мелисанда, что выполнишь! мои желания сегодня ночью.
— Я слишком плохо себя чувствую.
— Миледи, вы даже можете умереть, но сдержат! свое слово вы должны!
Она гордо вскинула голову, глаза ее сверкнули.
— Вы жестокое чудовище, вы ведете себя как…
— Викинг?
Она замолчала, с ненавистью глядя на него.
— А мне кажется, что я веду себя как муж — ни больше, ни меньше.
— Ваша кровь выдает вас! — язвительно прошипела она.
Конар громко рассмеялся, открыл дверь и, с поклоном пропуская ее вперед, произнес:
— Может быть, и так! И все же, миледи, я хочу посмотреть, как вы будете выполнять свое обещание!
Глава 12
Конар остановил Мелисанду у лестницы.
— Миледи, мы должны войти вместе.
С минуту она молчала, и было видно, что это стоит ей больших усилий. Но не прошли они и полпути, как Мелисанда остановилась, и ее бездонные фиалковые глаза смело встретили взгляд Конара.
— Вместе?! Потому что мы такая прекрасная пара? — заметила она с сарказмом, слегка поддразнивая его. — Как странно! Они поверят чему угодно, но только не тому, что мы чужие друг для друга.
— Некоторые из них знают, что нам недолго оставаться чужими, — улыбнулся он. — Мой брат давно уже беспокоится, не слыша по ночам наших стонов.
Она залилась краской и отвела глаза.
— Неужели это так обязательно — обсуждать все со своей семьей?!
— Но ведь именно ты сказала мне, что они считают нас чужими, — с усмешкой ответил он и, входя в зал, предупредил:
— Веди себя хорошо!
Здесь уже собрались все обитатели замка, ждали только их. Рианнон быстро поднялась со своего места и подошла к ним.
— Мелисанда, все мы надеемся, что ты чувствуешь себя лучше. Жар спал?
— Видно что-то напугало ее у ручья, — ответил за нее Конар ровным голосом. — Но теперь, мне кажется, Мелисанда уже в состоянии отобедать с нами.
Мелисанда, бросив на него быстрый благодарный взгляд, поздоровалась с Рианнон.
— Я так рада видеть всех вас, Рианнон…
Конар взял руку жены.
— Ты видишь, они тоже очень рады тебе, дорогая.
Он подвел Мелисанду к их месту за длинным столом. Садясь, она еле заметно улыбнулась Брайсу. Мысль о ее возможной близости с Брайсом разожгла в Конаре огонь горячей ревности. Они говорили о лошадях, о музыке, о чем-то еще спокойными, тихими голосами. Сначала Конар пытался вслушиваться в их разговор, но потом повернулся к своей соседке — Рианнон.
— Ты так спокойно все это воспринимаешь! — шепнула она, и ее глаза сверкнули из-под длинных ресниц. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного — у тебя ведь каменное сердце, не так ли, милый?
В ответ он только поморщился, и она засмеялась при этом.
— Ты временами безумно напоминаешь мне Эрика и твоего отца тоже. Эй, очнись! Ну как ты не можешь понять, что твоя жена — прекрасна?
— Я никогда не говорил, что она уродлива, напротив, я восхищаюсь ее красотой и с нетерпением жду ночи.
— Нет, я не имела в виду чувства такого рода; и мертвец воскреснет, увидав такую красивую женщину. Нет, я имела в виду любовь. Ты ведь не любишь свою жену, Повелитель Волков?!
— Послушай, ты же прекрасно знаешь, что не в твоих силах оскорбить меня. — Он коснулся ее руки. — Дело в том, что я не могу сказать, что мне не нравится Мелисанда, просто она… — Он пожал плечами, подбирая! нужное слово, и после паузы добавил: — Она выводит меня из себя при первом же удобном случае. Все очень, просто: я для нее викинг — и не более.
Рианнон взяла со стола кубок и стала с наслаждением, ^ мелкими глотками пить вино.
— Ты должен понять, что значит жить в таком доме, как твой. С тех пор, как в семьсот девяносто девятом году разорили Линдесферл, мы теперь боимся жестокости Северянина. И очень трудно примириться с тем, что он, вероятно, станет твоим союзником.
Конар молча смотрел на нее, выжидая.
Она продолжала:
— Ты должен признать, что когда викинги нападают, они унижают своих врагов, разоряют огромные города, насилуют, грабят.
Неожиданно Эрик повернулся к Рианнон и встретил взгляд Конара.
— Она что, опять говорит обо мне? Но Конар только покачал головой.
— Нет, на этот раз — обо мне, — непринужденно ответил он.
Рианнон улыбнулась, и Эрик быстрым и нежным поцелуем коснулся ее губ. Конар вежливо отвернулся и взялся за их с Мелисандой кубок: по обычаю они должны пить из одного кубка. Его рука коснулась пальцев жены. Их глаза встретились, и он понял, что ее не занимал ни разговор с Брайсом, ни его разговор с Рианнон. Она смотрела на другой конец стола, где сидели старый Мергвин и Бренна.
Неожиданно она резко отдернула руку от кубка, словно железо обожгло ее.
— Пожалуйста, выпей сначала ты, — попросил Мелисанду Конар.
— Нет, милорд, ни в коем случае, — холодно ответила она. — Вы всегда первый.
— Выпей вина, Мелисанда, и я уверен, тебе станет гораздо лучше.
Со скорбным выражением лица она все же последовала его совету и сделала такой глубокий глоток, после которого поставила кубок на стол уже пустым.
— Пожалуй, чем больше вина, тем лучше для меня, — сказала она.
— Вполне, может быть. — Он как будто не заметил ее проделки. — Я прикажу служанке принести еще.
Немедленно появилась молодая девушка с длинной косой до пояса и вновь наполнила кубок до краев, немного вина даже вылилось на стол.
Мелисанда резко отвернулась. Конар хотел ей что-то сказать, но тут к нему обратился Брайс:
— Ты поживешь здесь, Конар?
— Да, но я не знаю точно, как долго. Ты же понимаешь: все зависит от ветра.
Брайс нахмурился. Конечно, многое зависит и от ветра. Однако если бы Конар захотел отправиться в плавание, то ничто на свете не помешало бы ему сделать это. Но он решил не обсуждать это с Конаром и заговорил о другом.
— Как хорошо, что ты приехал. Я уверен, что Мелисанда просто на седьмом небе от счастья. Ей было так одиноко здесь, — добавил он через некоторое время.
Тут Мелисанда довольно сурово взглянула на весельчака Брайса, и тот замолк.
— Это действительно безмерное счастье, — процедила она.
Конар улыбнулся и принялся за огромный кусок оленины в собственном соку.
Стол был роскошен: говядина, свинина, оленина, крольчатина, домашняя птица. Да, повар сегодня постарался на славу, несомненно!
«Вот как надо вести хозяйство, — подумал Конар! с внезапной злостью. — Мелисанде следовало бы кое-чему поучиться здесь».
И еще он подумал, что Мелисанде доставляют удовольствие только две вещи: надевать золоченую кольчугу да спорить с ним по любому поводу.
Мелисанда, почувствовав на себе его взгляд, обернулась и залилась краской. После чего, отведя глаза, она потянулась за кубком.
Но Конар остановил ее и отобрал наполненный вином сосуд.
— Я хотел бы, чтобы ты чувствовала себя здесь уютно, — тихо проговорил он, — и чтобы не потеряла разум и соображение раньше, чем выполнишь данное тобою обещание.
— Я никогда не смогу чувствовать себя уютно рядом с тобой, — зло ответила она.
— Тогда тебе придется научиться притворяться, — ответил он, с трудом подавляя поднимавшуюся в нем волну гнева.
Внезапно за столом затихли разговоры: в центр зала вышел юноша. Несмотря на то, что он начал читать по-саксонски, как и все здесь, выговор все же выдавал в нем ирландца.
Он представился как Вильямуш, сын Падрайна, менестрель [Менестрель — средневековый певец и музыкант.] в доме Эрика Мак-Олафа. Сегодня он приветствует другого Мак-Олафа, конунга [Конунг — предводитель норманнов] Конара, который пришел к ним с моря.
За его спиной поднявшиеся музыканты заиграли тихую, нежную мелодию.
Вильямуш говорил о том, как Конар прославил свой род, о величии и блеске Эйре. Потом, как любой хороший рассказчик, он начал перечислять деяния Конара; он рассказал о его знаменитом походе к французским берегам за невестой, о том, как Конар спас дочь графа Мэнона и отомстил за смерть ее отца. Окончив свою хвалебную речь, он повернулся к Мелисанде и уже тихо прибавил:
— Великий воин нашел величайшую красоту.
Возгласы одобрения были ему ответом. Только Мелисанда не проронила ни единого слова. Равнодушным, ничего не видящим взором она смотрела на молодого менестреля.
Вдруг она поднялась и, подойдя к музыканту, попросила у него лютню.
— Мелисанда хочет приветствовать тебя по-своему, — тихо шепнул Конару Брайс и улыбнулся, увидев, как тот нахмурился. — Она нас тут часто развлекала. Голос у нее, как у птички. Да, Конар, ты слишком долго не появлялся дома.
И в самом Деле — слишком долго. Он понял это, когда Мелисанда запела. Голос у нее действительно был прелестен — сильный и нежный. Петь для нее было не сложней, чем говорить; пальцы легко перебирали струны. Конар наслаждался звучанием ее голоса. Зачарованный, он не сразу даже понял, что слушал только ее голос, не разбирая слов песни.
Она пела о несчастном воине, обреченном всю жизнь скитаться по морям и в море же умереть.
Песня, как он сразу понял, была о пленении Альфреда датчанами, однако в ней пелось про викингов.
Она пела о нем.
Он понял это.
А когда Мелисанда умолкла, зал разразился буйными, восторженными криками.
«Ну, конечно, — подумал Конар, — голос у нее, как у жаворонка, сама она — воплощение небесной красоты волосы ее сияют иссиня-черным блеском, ее глаза — как фиалки, окруженные стрелами ресниц, словно выточенными из черного дерева».
Мелисанда слегка улыбнулась и протянула лютню музыканту. Вернувшись на свое место, она заговорила с Дариа. А Конар заметил, что Мергвин наблюдает за его женой. Седые брови были сведены, лоб изборожден морщинами: все в его лице выражало недоумение.
Мелисанда тем временем замолкла на полуслове, схватилась за голову и тихо застонала. Конар спокойно наблюдал, как Брайс подбежал к ней. Дариа уже помогала ей усесться поудобнее.
Рианнон кричала, чтобы принесли воды.
— Ничего страшного, — слабо проговорила Мелисанда.
Очаровательная улыбка вернулась к ней, вновь заиграла на ее лице. И в самом деле — ничего страшного. Конар это прекрасно знал и продолжал наблюдать ней, ничем не обнаруживая своих чувств.
Вокруг Мелисанды еще крутился народ — беспокоились о ее состоянии и, перекрикивая друг друга, давали полезные советы.
Но вот она встала.
— Простите меня, — произнесла она со слабой улыбкой, — но я думаю, что крепкий и долгий сон — это все что может мне сейчас помочь. Мне, конечно, очень жаль, ведь Конар здесь первую ночь.
— Конар? — Рианнон повернулась к нему с широко раскрытыми глазами, она, казалось, ни на секунду не допускала мысли, что он может беспокоить больную жену.
— О, я думаю, ей непременно нужно ложиться. Немедленно, — произнес он подчеркнуто вежливо.
Потом встал, медленно обогнул стол и приблизился к Мергвину.
— Я отведу тебя наверх, милая, а Конар пока что останется здесь, — убеждала Мелисанду Дариа.
О Господи! Как Рианнон могла подумать, что Мелисанду и вправду интересует Конар, Все, о чем она сейчас заботилась, — так это оказаться подальше от всех окружающих.
Конар положил руки на спинку стула Мергвина.
— Она действительно больна? — Он спросил это так тихо, чтобы его мог услышать только старый друид.
— Может быть, она плохо себя сейчас чувствует из-за перевозбуждения на этом пиршестве… — начал было Мергвин.
Конар крепко сжал его плечи.
— Она больна? — повторил он.
— Нет.
— Спасибо, — пробормотал Конар и отпустил плечи доброго старика.
Он пробрался сквозь толпу и подошел к жене. Взяв ее за руки, он поймал ее тревожный, обеспокоенный взгляд.
— Если ты больна, любовь моя, то я не позволю тебе подниматься по лестнице. Я никогда не прощу себе, если с гобой хоть что-нибудь случится.
— Но ты же только что приехал, — пролепетала она. — Ты так редко видишь своих братьев, свою семью… Они, наверное, хотят поговорить с тобой.
— Они поймут, я уверен.
— Конечно, Конар, — откликнулась Рианнон. — Может, вам чем-нибудь помочь?
— Я думаю, что Мелисанда права, — сурово ответил Конар, пристально взглянув на жену. — Я уверен, что крепкий сон быстро вылечит ее. Спасибо вам всем и спокойной ночи! — произнес он громко, чеканя каждое слово. И понес Мелисанду через зал, твердо и уверенно.
Пока он нес жену по лестнице, она не проронила ни слова, только нервно теребила краешек его рубахи, изредка бросая на Конара гневные взгляды.
Тяжелую дубовую дверь, что вела в комнату Мелисанды, он открыл одним ударом плеча, не спуская глаз с жены. Она вскрикнула, когда он, не особенно церемонясь, бросил ее на кровать. Она все же попыталась ускользнуть через потайную дверь, но он преградил ей дорогу.
— Ты обещала.
Это были единственные слова Конара. Она закусила губу, прищурилась, но отступила назад.
— Я больна, — упрямо повторила она. — Я слишком слаба сейчас для этого.
Он презрительно фыркнул.
— Ты совершенно здорова, любовь моя, нечего мне сказки рассказывать!
— Как ты смеешь! — вспыхнула Мелисанда. — Да как ты смеешь думать, что знаешь хоть что-то обо мне. Если ты еще хоть на шаг приблизишься ко мне, викинг, клянусь, я буду кричать.
В ответ он только притянул ее к себе и грубо обнял. Она кричала все время, пока он пытался уложить на кровать.
— Кричи, Мелисанда, кричи! Кричи громче! Пусть все в доме услышат тебя. Никто не будет соваться в спальню к молодоженам, зато все они будут твердо знать, что ты и в самом деле моя и что я не отдам тебя никому и никогда.
Она не двинулась с места, но побелела как мел, судорожно сжав кулаки.
— Все, чего ты хочешь, — прошипела она, — это совокупления. Так пастух выжигает клеймо на своей лошади.
Конар разъярился. Ох, как он жалел, что позволил когда-то Мелисанде завоевать его сердце!
Но было в ее голосе что-то такое, что пробуждало в нем полузабытую нежность. Перед этой нежностью меркли его гнев и желания, злоба и даже решительность. Он мягко коснулся пальцами ее щеки и неожиданно заметил, как резко контрастирует его грубая рука с мраморной чистотой ее кожи. Глаза ее устремились на него — такие глубокие и такие загадочные в своем таинственном мерцании.
— Поверь мне, Мелисанда, ты ошибаешься. На свете не найдется ничего такого, чего я желал бы сильнее, чем тебя.
Она прикрыла глаза.
— Я не верю тебе.
— Когда я сделаю это, ты поверишь. Она едва заметно покачала головой.
— Ты дала слово, Мелисанда. Ты дала слово, и ты его сдержишь, слышишь?!
— Я не могу, — всхлипнула она.
Он так сильно прижимал ее к себе, что невольно почувствовал неистовое биение ее сердца. Неужели она так боится? Она, бесстрашная Мелисанда, отважная и непокорная?
— Как странно, — произнес он задумчиво, — я думал, дочь Мэнона держит свое слово.
Она снова пристально взглянула на него. Конар произнес именно те единственные слова, которые могли подействовать на нее. И он почувствовал, как дрожь пробежала по ее юному телу… Как странно — она так безумно разозлила его сегодня. А потом еще этот вечер в зале…
Конечно, он мог бы взять ее быстро, силой, но не этого хотелось ему теперь. Ему хотелось нежности и близости с ней.
— Свежей и благоухающей, ожидающей и изнемогающей — такой я тебя хочу, — прошептал он ей на ухо.
Она не ответила, и он, не сводя с нее глаз, встал с кровати.
— Я дам тебе еще несколько минут, Мелисанда. Когда я вернусь, я надеюсь, ты будешь готова сдержать свое обещание.
Он повернулся, подошел к стене и, отодвинув гобелен, открыл потайную дверь в смежную комнату и вышел, осторожно прикрыв ее за собой.
«Ты безмозглый болван», — подумал о себе Конар. Затем подошел к очагу и стал греть руки над сумрачно тлеющими углями. — «Интересно, что же последует теперь? Может, Мелисанда, уже воспользовавшись моментом, убежала и теперь рассказывает Рианнон о какой-то страшной болезни, постигшей ее, и уверяет, что ей нужен покой?»
— Ах, женщина! Но это должно произойти, и произойти этой же ночью, — прошептал он.
И все же Конар не двинулся с места, утомленный и измученный, мечтая лишь об одном, — чтобы все эти проволочки побыстрее кончились.
Его лицо покраснело от жара, исходящего от пламени. Наконец он отошел от огня и, задумавшись, взглянул на дверь. Конечно, она ушла. И теперь ему придет силком возвращать ее обратно. Он не знал еще точно, что собирается для этого предпринять, но знал только одно — Мелисанда должна быть здесь, и с ним. С Конаром.
Его сердце казалось вот-вот выпрыгнет из груди, даже затаил дыхание, входя в комнату.
Она была там. Она переоделась в легкое платье и с яла спиной к вошедшему Конару, глядя на огонь. Она распустила длинные волосы, и они шелковой волной покрыли ее спину.
Конар быстро подошел к ней и нежно коснулся плеч. Потом стал медленно и ласково перебирать пряди ее шелковистых волос. Но она все еще дрожала, и это приводило его в бешенство. Он приник губами к ее шее и почувствовал, как бешено стучит ее кровь. Он развязал мягкий розово-лиловый шнурок туники и отступил на шаг: ее одежда с тихим шелестом упала на пол. Она слегка вскрикнула, но продолжала стоять спиной к нему. Он прижался губами к ее плечу, его руки ласкали спину, повторяя все ее изгибы.
— Я думал, что ты сбежишь, — сказал он, осторожно поворачивая ее к себе лицом. Мелисанда тяжело дышала ее соски упирались ему в грудь, ее обнаженное тело остро чувствовало его близость.
— Я всегда держу свое слово, — холодно произнесла она.
— Правда? А может быть, тебе просто некуда было бежать?
Ее фиалковые глаза дико сверкнули из-под густых ресниц.
— Пожалуйста, не мог бы ты… закончить со всем этим поскорее.
— Как угодно, любовь моя, как угодно.
Ему было все же досадно, что она так спокойно приняла это решение без его помощи.
Он положил ее на кровать и лег рядом, чувствуя ее дрожь.
Все кончилось довольно быстро.
— Ну, теперь, милорд, вы довольны? Все — ваше, женитьба законная, а, следовательно, окончательная. Теперь-то оставите меня в покое, а?
Он молча гладил ее волосы. Прикосновение к ним было похоже на прикосновение к шелку.
Он улыбнулся.
— Я же говорил тебе, Мелисанда, что я хочу только тебя.
— И все то, что полагается вместе со мной?!
— Тебя, — повторил он твердо. Потом сел и наконец-то снял с себя рубаху. Мелисанда посмотрела на его широкую мускулистую грудь, перевела взгляд ниже и увидела длину и мощь его вновь напряженной и растущей прямо-таки на глазах плоти.
— Нет, — пробормотала она, отодвигаясь.
— Да, — возразил Конар, склоняясь над ней. Она твердо уперлась руками в его грудь. Но губы ее…
Но губы ее нежно приоткрылись в ожидании его поцелуя.