Эпилог

Осень, 887 от Р. X.

Дни становились все прохладнее. Ясными прозрачными вечерами воздух остывал задолго до наступления ночи, и вода казалась просто ледяной. Но Мелисанде нравилось холодное прикосновение стремительных струй к натруженным ногам, которым приходилось в последние дни недели нести двойную нагрузку.

Она прислонилась спиной к стволу дерева, узловатые корни которого послужили ей чем-то вроде кресла, и любовалась игрой солнечных лучей в его кроне. Скоро придет зима, и листья опадут, умрут вместе с прошедшим годом. О, это был непростой год в ее жизни!

Весной, с наступлением первых теплых дней, на побережье высадились полчища датчан. По чьим-то подсчетам там их было не меньше тридцати тысяч, но число постоянно росло. Среди них были разбойники с севера, Швеции — отовсюду, где находились любители легкой поживы. Они поднимались вверх по реке, они поднялись по Сене и осадили Париж.

Три раза они штурмовали их крепость. И трижды шайки быстро обращались в бегство под струями кипящей смолы и градом стрел.

Мелисанда одна командовала гарнизоном с помощью Брайса, так как именно его выбрали ее опекуном время отсутствия Конара: Брайс был из всех деверей наиболее дружен с Мелисандой и предан ее мужу. Предварительно они с Конаром до мельчайших деталей продумали план защиты крепости, и Мелисанда добросовестно постаралась вникнуть во все тонкости военной науки, преподанные ей мужем, не забыв ни одного из его наставлений. Правда, Конара не было в крепости лишь во время третьего штурма, когда он находился в походе под предводительством графа Одо, будучи его правой рукой и верным помощником в деле защиты побережья.

Короля Луи не было в Париже, когда столица подверглась осаде. Викинги, предварительно разорив Руан, неумолимо приближались к столице Франции. И здесь граф Одо, Бишоп Жослин, Конар и еще около двух сотен, не поддавшихся панике дворян, противостояли армаде захватчиков, приплывших на семистах ладьях. Город был сожжен, оранжевое пламя пожара поднималось до самых небес, но его защитники устояли. Тогда викинги обошли его стороной и проникли еще дальше в глубь страны, столица которой продержалась в осаде около года, и всякий раз, когда варвары вновь пытались подступиться к осажденной твердыне, граф Одо успешно отбивал их атаки. Казалось, этой войне не будет конца, и Конар однажды решил пробраться домой, презрев все возможные опасности на своем пути. Впоследствии он проделывал это не раз, и всегда оказывалось, что именно в этот момент он был нужнее всего в крепости. Что же касалось Мелисанды, то при его появлении она просто расцветала от счастья. Пылкость их чувств с годами не притупилась. Стоило Мелисанде увидеть, как ее супруг погоняет коня, торопясь вернуться домой, как по ее жилам разливался священный огонь Одина, и она замирала в предвкушении любви в нежных объятиях Конара.

И. конечно, Конар не оставил ее одну поздней осенью 885-го года, когда у них родился сын, и именно Конар настоял на том, чтобы мальчика назвали Мэноном, в честь ее отца, Мэнона Роберта, но все же вышло так, что ребенка стали звать Робби.

Мальчик превзошел все ожидания Мелисанды; он был именно таким, каким хотел бы видеть своего сына Конар.

У него были небесно-голубые глаза и густые, золотистые волосы. Он был крупным ребенком, подвижным и крепким с самого рождения, и сила, с которой он сжимал их пальцы в своих пухлых кулачках, неизменно вызывала всплеск родительской гордости. Конар ни минуту не покидал крепости во время родов Мелисанды — он сидел, попивая эль, в зале в компании Олафа, Эрин, Дариа и Мергвина, специально явившихся в замок по случаю появления на свет их первенца. И их семейный очаг стал островком счастья посреди залитой кровью разоренной страны. Конар пожелал непременно находиться подле роженицы в самые тяжелые часы, несмотря на то, что она обзывала его самыми ужасными прозвищами, какие только шли ей тогда на ум. (Эрин уверяла Мелисанду, что во время схваток она в своем праве и может говорить и кричать все, что ей угодно — и сразу и за все будет прощена.)

И она старательно осыпала его всевозможными ругательствами, а он лишь кивал, соглашаясь с каждым них по отдельности и со всеми сразу, и позволял больно царапать свою руку, обнимал ее, когда она кричала во время схваток. Обнимал, хотя она требовала, чтобы он убирался и оставил ее в покое.

Он лишь улыбался и напоминал ей, что никогда, никогда не оставит ее.

И вот на свет появился их сын.

И Мелисанде показалось, что она готова простить несправедливости, которым подвергла ее судьба, что солнце стало светить ярче и мир стал прекраснее и богаче красками с того дня, когда в ее жизнь вошел Робби. Над ним хлопотала вся семья, даже бедная Мари де Тресси обливалась слезами при мысли, что она лишена радости материнства.

Конар обожал малыша, и самые чудесные часы они проводили все вместе, лежа в их просторной кровати, восхищаясь его пухлыми ручками и сильными ножками и предрекая ему чудесное будущее.

Иногда Мелисанде даже бывало стыдно за то, что она так счастлива в то время, как ее родная страна переживает тяжелейший период своей истории. Их крепость словно оказалась отрезана от внешнего мира, и в зале замка Рагвальд и Мергвин часами могли спорить о движении небесных светил, о химии и медицине, о предсказании будущего. Все обитатели замка обожали Робби, и дом был полон тепла и любви. Даже в самых счастливых воспоминаниях детства Мелисанда не могла бы найти столь чудесного времени.

О, как бы она хотела, чтобы ее отец взглянул на счастье, вошедшее в его дом.

Однако Франция по-прежнему полыхала в пламени войны, и Конару то и дело приходилось покидать свой замок. В конце 886-го года Луи Жирный воспылал желанием вернуться в Париж. Хотя Одо убеждал короля держаться достойно, тот попросту откупился от викингов, разбойники пообещали ему не нападать на столицу, обошли ее стороной и двинулись дальше в глубь страны.

Конар давно уже из заморского принца превратился в одного из самых популярных французских рыцарей, известного в округе под прозвищем Повелителя Волков. Одо пожаловал его новыми земельными угодьями, и хотя даны считали их своими, им все же пришлось потесниться, так как они слишком хорошо знали, какие грозные стены окружают крепость Повелителя Волков.

Время летело незаметно. И вот уже Олаф с гордостью повез на прогулку своего внука, которому недавно исполнилось два года. Мелисанда знала, что они развлекаются где-то поблизости. Ведь даже теперь, когда не стало Жоффрея, она не рисковала отправляться на прогулки без провожатого. Конара, занятого на бесконечных военных советах с Одо и другими дворянами, уже много дней не было в замке, и она неустанно и горячо молилась о его возвращении. Ее тесть, зная, как Мелисанда любит это место возле ручья, предложил ей проехаться сюда вместе с Робби, а то скоро выпадет снег, и прогулки придется прекратить вовсе. Они захватили с собой хлеб, сыр, бурдюки с вином и с молоком и устроили замечательный пикник под сенью пожелтевших деревьев.

А сейчас дед с внуком отправились исследовать окрестности, и она сидела возле ручья одна, любуясь осенними красками, окунув ноги в воду, мечтая о чем-то своем.

Для нее наступили счастливые времена. Жизнь стала осмысленной, богатой событиями. Конечно, они часто ссорились с Конаром, но их горячность делала чувств еще более насыщенными, глубокими, а любовь более прочной.

Она услышала за спиной шелест листьев и обернулась.

Это был он, он вернулся.

Ну, конечно, кто, кроме Конара, мог так ловко сидеть в седле на спине у черного, как смоль, Тора, у кого еще такой широкий разворот плеч, такие сияющие латы на груди и так небрежно закинутый за плечо алый плащ. Голову его прикрывал шлем, ведь времена для путников были опасными, и из-под забрала она могла различить лишь яркий блеск его бесподобно синих глаз. Вот перед нею, ее муж, ее рыцарь.

Викинг. Златовласый, рослый, стремительный, ловкий, сильный. И как всегда при виде его Мелисанду охватило счастье.

— Конар! — невольно воскликнула она, порываясь вскочить и броситься ему навстречу.

— Постойте, сударыня! — приказал он, мгновенно спешившись и нетерпеливо скинув шлем, торопясь прийти ей на помощь. А она явно в этом нуждалась, так как трудно было подняться на ноги из-за тяжелого живота. Ее вторая беременность уже подходила к концу.

— Я могла сама встать…

— Упряма, — перебил он. — Как и всегда. Но раз уж я здесь, позволь мне помочь тебе. Не напрягайся.

Словно не замечая ее изрядного веса, он легко приподнял ее, уселся сам на корни дерева и устроил у себя на коленях.

— Так тебе удобно?

— О Конар! — она обняла его и крепко поцеловала в губы. Их поцелуй затянулся, и она вся затрепетала возбуждающей нежности его прикосновений. Наконец она нашла в себе силы оторваться от него, и он слегка застонал, сверкнув глазами, когда его рука пробежала по округлившемуся животу.

— Ах, любовь моя! Имей же милосердие к мужу, который отсутствовал так долго, а вернулся, не успев еще стать отцом!

Она потерлась носом о его колючую щеку.

— Прелестно. Тогда запрети мне радоваться твоему возвращению.

— Никогда, — провозгласил он. — Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась, поуютнее устраиваясь у него на руках.

— Спасибо, очень хорошо. И Робби…

— Я видел его вместе с отцом. Они оба чувствуют себя отлично. Я видел это своими глазами.

Мелисанда улыбнулась, но тут же помрачнела.

— А что творится со страной, Конар? Что вы решили на совете?

— Они собираются низложить Луи, — со вздохом отвечал он. — Все члены совета просто в ярости, да и как можно оставаться верными королю, получая взамен лишь предательство?

Она погладила его по щеке, зная, что он все еще тяжело переживает то, что произошло под Парижем.

— И что случится тогда?

— Старая империя Карла Великого развалится, любовь моя, — он заглянул ей в глаза. — Королем западных франков станет Одо, а мы будем продолжать ему верно служить.

— Но это должно только обрадовать тебя.

— Да, пожалуй, — он помолчал, а потом добавил: — К нам отошли бывшие земли Жоффрея, а, кроме того, еще кое-какие угодья к востоку от крепости. Радует ли это тебя?

— И да, и нет, — пожала она плечами. — Вряд ли меня может всерьез обрадовать что-то, имеющее отношение к Жоффрею.

— Ну да, — кивнул Конар, — но это если смотреть с одной стороны, но ведь есть и другая!

— Что ты имеешь в виду? — с интересом воскликнула она. А он с улыбкой провел пальцем по ее губам.

— Если бы не козни Джеральда, с помощью которых он старался овладеть тобою для себя или для своего сына, я бы не зачал нашего чудесного сына. Ну а потом, если бы Жоффрею не приспичило в ту ночь выкрасть тебя, я бы так и не узнал, что моя своенравная, непокорная, хотя и бесподобная, женушка вдруг решила превратиться из фурии в любящую женщину.

— Но ты ведь знал об этом еще до того, как услышал мои слова, — возразила она.

— Но ты их все же произнесла, и именно перед лицом Жоффрея, разве ты не помнишь? Он как раз собирался привязать меня к конским хвостам и разорвать на части. Но тут ты выскочила вперед и объяснила ему, что никогда не сможет убить нашу любовь.

— Гм-м-м! А ты опять спрятал меня за своей спиной.

— Конечно, но твои слова огнем горели в моем сердце! — заверил он Мелисанду. Она же глядела, не отрываясь, в его глаза и не могла удержаться, чтобы не поцеловать его снова, чтобы не насладиться вкусом его губ, раз уж все остальное было им нынче заказано.

Ах, это было восхитительно! Всякий раз, целуя его, она ощущала поднимавшийся из самых глубин ее естества нежный трепет. Страсть, желание. Лихорадку в крови, живое тепло внизу живота, между бедер.

Она вдруг прервала их поцелуй, почувствовала легкий толчок в животе. Это ощущение было явно не связано с их поцелуем.

— Конар!

— Да?

— Ничего! Ничего! Не стоит волноваться, — и она снова поцеловала его.

Но толчки продолжались, все сильнее и сильнее. У нее перехватило дыхание. Она оторвалась от его губ.

— Конар!

— Да?

— Это не из-за твоего поцелуя.

— Нет.

— Хотя, конечно, и не без твоего участия, — улыбаясь, добавила она.

— Стало быть…

— Ребенок! — тихо прошептала она.

Он тут же вскочил на ноги, не выпуская ее из рук. Они мигом оказались возле Тора.

— Милорд, это может затянуться еще на долгое время.

— Но ведь второй ребенок может родиться гораздо быстрее!

— Конар, Мергвин предупредил меня, что у нас будет дочь.

— Ну, значит, быстрее родится она! — нетерпеливо поправился Конар, вскакивая на Тора сзади нее.

Через несколько минут они уже были в крепости. И ей пришлось удостовериться — хотя и не без доли удивления — что Конар оказался прав. Их дочь появилась на свет всего через пару часов, так что Мелисанде не удалось наградить своего супруга и половиной тех эпитетов, которых он удостоился во время первых родов.

Малютка была просто прелестна. Она не была ни блондинкой, ни брюнеткой, она была огненно-рыжая. Ее глаза могли соперничать в синеве с летним небосводом, только их оттенок, пожалуй, был глубже.

— Фиалковые, — констатировал Конар. Он сидел в изголовье кровати, где Мелисанда лежала с малышкой на руках, и внимательно разглядывал дочку.

Роды были нелегкими, и глаза счастливой матери закрывались от усталости. Эрин вовремя заметила это и поспешила забрать у нее новорожденную. Полусонная, Мелисанда почувствовала прикосновение Конара, и ее пальцы снова сжали его руку.

— Нет, сударь, не оставляйте меня! — прошептала она.

Он устроился возле нее таким образом, что ее головка оказалась на его плече.

А потом она услышала его тихий, нежный шепот:

— Нет, любовь моя. Я никогда не покину тебя.

Она улыбнулась, закрыла глаза и лежала совершенно обессиленная, но такая счастливая.

Ведь она знала, что он сказал чистую правду.

Викинг, ирландец, мучитель, демон, друг, рыцарь, защитник.

Муж.

Любовник.

Он никогда не оставит ее.

А она будет любить его всегда, его, Повелителя Волков. Всю свою жизнь, до скончания дней.

Они хозяева своего времени, они хозяева своей жизни, они хозяева самого чудесного, что есть в жизни — своей любви. Прошлое вызывало в ней сейчас лишь легкое удивление.

Как она могла сражаться с ним, ненавидеть его и бояться своей любви?

Ах, но ведь им столько пришлось пережить! Он сполна заплатили за то счастье, что пришло в их дом. И теперь они безраздельно принадлежат друг другу. У них есть Робби, а теперь и эта малютка…

Она гадала, что может сказать Мергвин об их дочери их будущем.

Уютно свернувшись в объятиях своего повелителя она наконец-то заснула, не переставая улыбаться.

И ей приснились чудесные, чудесные сны.