Вторая половина рабочего дня прошла быстро, Гарри приехал домой и провел тихий вечер с родителями, что их очень обрадовало, после ужина он чуть-чуть посмотрел телевизор и пошел спать пораньше. Сегодняшний день был не слишком богат на события, но завтра мы оторвемся по полной программе.
О да, хороший день завтра, сегодня, во вторник. Весьма познавательная поездка в метро на работу, за беглым чтением «Дейли ньюс» — спортивные новости и четвертая страница, — а тут еще и «Еврейская ежедневная газета», «Энквайрер», «Ла Пренса», «Таймс», «Ньюсуик», «Нью-Йоркер», «Мэд магазин», Гарольд Роббинс, Альбер Камю (Камю в восемь утра, в переполненном вагоне метро?!), «Леди Клейрол» (леди она или нет, знает только ее гинеколог), ударопрочный кейс (гм, это уже интересно), огромная темно-коричневая родинка, из которой торчат и шевелятся наподобие усиков не меньше пяти жестких черных волосков, а также чихание и кашель в ассортименте. Гарри выбрался из ямы в земле истинным космополитом, уцелевшим в тоннелях тьмы. Он пару секунд постоял на углу, среди гула автомобильных гудков, в толпе спешащих прохожих, дыша ровно и глубоко, и зашагал на работу — сражаться с гигантами индустрии.
Вполне энергичное утро, решение нескольких не особенно заковыристых проблем, затем — звонок на обед, сиречь урчание пустого желудка. Обед. Кстати, а что с этой как ее там?
Привет, как дела? Он улыбнулся с легким поклоном.
Привет, незнакомец, она слегка приподняла брови, какой сюрприз.
Можно присесть?
У нас свободная страна, и это общественная скамейка.
Гарри сел рядом с ней, пристроив на коленях пакет с сэндвичем и мысленно посмеиваясь над ее очевидными проявлениями враждебности и над причинами этой враждебности. Как хорошо наконец-то вернуться домой. Мэри покосилась на него с подозрением. После такой напряженной работы.
Тебя не было в городе? В ее голосе явно звучала надежда.
А почему, как ты думаешь, я пропустил наши обеденные свидания? Сказал он, улыбаясь ей в лицо. Ты же не думала, что я забыл? Она чуть ли не виновато пожала плечами. Мне неожиданно позвонили в тот день, и пришлось срочно лететь в Чикаго.
Правда? Она улыбнулась, смягчившись. И ты только сегодня вернулся?
Вчера поздно вечером. Я позвонил бы тебе на работу, но я не знаю, как называется твоя контора.
Это не важно. Я все равно тут сижу чуть ли не каждый день, она опять улыбнулась, и ее напряженные плечи заметно расслабились.
Хорошо, он нежно погладил ее по коленке, улыбнулся и откусил сэндвич.
Ветерок был приятным и теплым, отражения в озере — безмятежными, птицы вполне дружелюбно летали над головой, мимо промчалась белка, на секунду застыла на месте и сморщила нос. Прелестный денек и прелестное время для милой болтовни, смеха и радости, совершенно очаровательные полтора часа. Гарри выкинул в урну их бумажные пакеты, и они вместе с этой как ее там пошли по дорожке, и рука Гарри легонько касалась ее плеча. Он постоял на углу, пока она не вошла в здание, и помчался по Пятой авеню к себе в офис.
Сорок минут опоздания. Кажется, кое-кто из сослуживцев неодобрительно поднял бровь. Кажется, Гарри привлек к себе чуть больше внимания, чем обычно, когда спешил к своему столу. Не хмурится ли начальство за закрытой дверью? Если да, не беда. Долго хмуриться оно не будет. Никто его не убьет за опоздание на пару минут. Он без проблем выполнит свою работу, и такого больше не повторится. Так что расслабься и не хмурь брови. Все хорошо. У меня все под контролем. И вообще, жизнь прекрасна. Жизнь это миска, полная ягод.
На следующий день обед в парке получился еще прекрасней. На этот раз ему не пришлось преодолевать ее враждебный настрой, они оба были расслаблены и довольны. Гарри собирался вернуться в контору еще до конца перерыва и демонстративно посматривал на часы, и говорил Мэри, что ему обязательно нужно быть в офисе не позже двух, а лучше раньше, потому что он ждет очень важный звонок из Чикаго, насчет той срочной работы, когда мне пришлось лететь к ним.
А что там такого важного и срочного? Ты никогда не рассказывал, чем занимаешься.
Ну, мы сейчас разрабатываем систему для координации действующих национальных и международных коммуникационных систем, чтобы объединить их в единую сеть для распределения телеметрических данных и сопредельных фиксированных реестров…
Ладно, ладно, она рассмеялась и замахала руками, не надо. Он тоже рассмеялся и больше уже не пытался рассказывать о работе, но продолжал поглядывать на часы.
Это был не спектакль, а суровая необходимость. Гарри так нравилась эта игра, что он мог заиграться и совершенно забыть о времени, как это случилось вчера, а ему не хотелось снова опаздывать на работу. Игры с Мэри вновь разожгли тот росток возбуждения в самых глубинах его нутра, тот восторг, что питается предвкушением и ожиданием, но ему не хотелось рисковать работой ради игры, какой бы захватывающей и приятной она ни была.
Гарри Уайт вернулся в контору почти за пять минут до конца обеденного перерыва и самодовольно уселся за стол, мысленно рисуя одобрительные улыбки на вчерашних хмурых лицах.
Игра с этой как ее там, разумеется, предполагала, что ее надо немножко помариновать. И чем дольше она маринуется, тем сильнее его возбуждение, тем плотнее свивается в кольца этот росток, пробивающийся изнутри, и заполняет его всего, и тянется к самым кончикам пальцев.
И, конечно, чем дольше она будет мариноваться, тем сильнее распалится. Ему хотелось, чтобы она нервничала и мямлила в нерешительности — что уже началось, — неуклюже пытаясь придумать, как ему сказать, что она хочет снова увидеться с ним, и не только в обеденный перерыв; пытаясь выведать, где он живет (она спросила сегодня, долго ли ему ехать в метро до работы, и он ответил, что ездит в автобусе, минут двадцать) и что делает в свободное время, куда ходит и с кем…
...Гарри с легкостью отбивал
все удары-вопросы, хотя и признался, что он не женат, чему она явно обрадовалась, и он знал, что именно так и будет. Каждым своим ответом Гарри только подстегивал ее любопытство, так что их обеды на свежем воздухе у озера или короткие прогулки по берегу были для него настоящей забавой. Приятной игрой, волнующим отдыхом. И было вполне очевидно, что Мэри тоже радуется этим встречам. Возможно, даже сильнее, чем Гарри, но, разумеется, по-другому и по иным причинам.
Одна из причин — и достаточно важная, — по которой Гарри нарочно затягивал эту игру, чего, кстати, ни разу не делал раньше, заключалась в том, что ему нравилось ее общество, по крайне мере, в те короткие отрезки времени, которые они проводили вместе. Не больше нескольких часов в неделю, потому что Гарри установил себе правила: встречаться с ней не больше чем два дня подряд и не чаще трех дней в неделю. Через пару недель игра вышла на новый уровень, поскольку теперь, в дополнении к прочим целям, Гарри хотел посмотреть, как долго он сможет продолжать игру… или, наверное, правильней будет сказать, как долго ему будет хотеться ее продолжать. Ладно, время покажет. Время, счастливое время, покажет, когда Гарри позволит этой как ее там его соблазнить. О да, скажу вам, так приятственно наблюдать, как весна мчится навстречу лету в Центральном парке, как листва на кустах и деревьях с каждым днем становится все гуще, как глаза Мэри все ярче горят нетерпением. О да, Гарри знал, так и есть: весь Нью-Йорк превратился в большой праздник лета.
У озера в Центральном парке тоже был маленький праздник. Мэри все больше и больше рассказывала о муже и о своем недовольстве семейной жизнью, ставшей для нее полным разочарованием. Гарри благоразумно воздерживался от нападок на ее мужа, потому что иначе она бы стала его защищать и вспоминать, что в нем есть хорошего, но он перестал защищать его сам и находить оправдания и/или объяснения его поступкам и равнодушному отношению к жене, которой так не хватает внимания и заботы. Он просто слушал, с заинтересованным лицом, как Мэри ругает мужа, называя его скотиной, хвастливым ничтожеством и сукиным сыном. Он меня вовсе не слушает, никогда… как слушаешь ты — Гарри изобразил на лице понимание и сочувствие, — он просто включает телевизор или вовсе выходит из комнаты, и если я иду следом и пытаюсь добиться, чтобы он меня все-таки выслушал, чтобы он понял, что я тоже живой человек со своими чувствами и потребностями, он называет меня тупой бабой и идет в бар с друзьями. Ох, она раздраженно тряхнула головой, временами мне кажется, что будь у меня пистолет, я бы его пристрелила на месте.
Лучше не надо, Гарри ласково прикоснулся к ее руке, тебя отправят в тюрьму, и я лишусь твоего общества. И я, и весь мир вместе со мной. Мэри улыбнулась ему, но сразу нахмурилась, когда он сказал, что ему жаль ее мужа.
Тебе его жаль?! Это он вечно где-то шатается со своими друзьями, приходит, когда ему вздумается, и уходит, когда ему вздумается, не глядя, сжирает ужин, который я так старалась ему приготовить, потом рыгает мне прямо в лицо и уходит. Да, именно так. Ни «пожалуйста», ни «спасибо», вообще ничего. Он идет веселиться, а я, значит, должна мыть посуду и целый вечер сидеть одна. Все, мне надоело корячиться у плиты. Пусть жрет готовые блюда из кулинарии.
