Никакого риска.

Никаких исключений.

«Сейчас это не имеет значения», — подумал я, глядя на свои покалеченные яйца.

Приходилось не только заботиться о том, чтобы внезапно не стать папашей и не подцепить венерическую болезнь, но и поддерживать высокую успеваемость.

Все это делалось ради скаутов [Скаут — устоявшееся название спортивного агента, выискивающего перспективных игроков.] и потенциальных клубов. Тем и другим требовалось совершенство.

Они хотели лучших игроков из лучших школ и престижных университетов страны.

Они хотели наглядных доказательств успеха: спортивных кубков и безупречных аттестатов.

Изнуряющий труд, но я старался изо всех сил.

К счастью, учился я прилично.

Не скажу, что блистал, но хорошистом был.

По большинству предметов получал отличные оценки: от А+ до А—. Исключение составляли естественные науки, где я дотягивал только до С.

Ненавидел я эти чертовы науки, особенно химию.

От одной мысли о периодической таблице элементов покрывался мурашками.

Не хотел в это вникать и неизменно спал на уроках.

Родители не удивились, что в этом триместре, выбирая предметы для выпускного аттестата, трех естественно-научных дисциплин я сторонился как чумы.

Пусть биология, химия и физика останутся упертым ботаникам.

Я предпочитал основы ведения бизнеса и бухгалтерский учет.

Диковинная страсть для повернутого на регби, но мне было в самый раз.

Получу бакалавра в бизнесе, поиграю лет до тридцати пяти, уйду из спорта раньше, чем тело начнет разваливаться, и продолжу учиться на магистра.

Как видите, у меня был план.

И там не имелось свободного места.

Ни для подружек.

Ни для гребаных травм.

Мать дико бесилась от мои предпочтений и строгого распорядка.

Называла меня ограниченным.

Говорила, что я слишком многое в жизни упускаю.

Умоляла меня побыть ребенком.

Но закавыка состояла в том, что я перестал быть ребенком в десять лет.

Начав всерьез заниматься спортом, все прочее я попросту отодвинул, а детские мечты об игре в регби превратились в концентрированную, ненасытную, управляемую одержимость.

Последние семь лет я провел в зверском режиме двадцать четыре на семь и был в той форме и того размера, чтобы тело говорило само за себя.

Отец на меня не давил.

Он успокаивал мать, убеждал ее перестать волноваться, говоря, что могло бы быть хуже. Например, если бы после занятий я накуривался какой-нибудь дрянью или напивался до беспамятства в пабе, как мои одноклассники.

Вместо этого я тренировался.

Первую половину дня я отдавал учебе, вторую — тренировкам на поле, вечера — спортзалу, а по выходным занимался тем же самым, чередуя по своему усмотрению.

Исусе, да я уже не помнил, когда в последний раз пропустил поход в спортзал, чтобы потусоваться с ребятами, или съел рожок мороженого, не думая о пустых калориях и несбалансированности макроэлементов.

Я правильно питался, упорно тренировался и выполнял все приказы, распоряжения и рекомендации наставников.

Нелегкий образ жизни, но я сам его выбрал.

Я доверял своей интуиции. Я с фанатичным рвением следовал за своими мечтами, наслаждаясь тем, что почти достиг поставленной цели.

А пока я ее не достиг (но обязательно достигну), я буду приносить жертвы и сохранять целеустремленность, оставаться верным избранному пути и не буду отвлекаться на всякие сопливые подростковые драмы.

Потому-то мне сейчас и было так паршиво.

Какая-то девчонка, существо женского пола, с которой я был знаком всего пару часов, сумела сделать то, что до сих пор не удавалось никому, — вышибла меня из колеи.

Эта Шаннон «как река» влезла в мою голову, что конкретно бесило.

Не нравилось, что мысли о ней отнимают у меня драгоценное время.

Время, которое я не собирался отдавать никому и ничему, кроме регби.

«Мисс Линч перевели из Баллилагинской муниципальной школы, потому что там на нее нападали словесно и физически. И что же с ней случилось в первый день в Томмене? Вот это!»

«Вы заверили, что в вашей школе ничего подобного не случится. Но случилось, и в первый же день!»

«Шаннон, уже не знаю, как дальше с тобой быть. Да, малыш, не знаю. Я думала, здесь у тебя все будет иначе».

Что за чертовщина происходит?

Что с ней случилось-то?

И какого хрена это не дает мне покоя?

Я едва знаком с этой девчонкой.

Мне вообще должно быть по фигу.

Исусе, надо на что-то отвлечься.

Выкроить время, посмотреть какое-нибудь идиотское реалити, что угодно, лишь бы отгородиться от сегодняшних событий и этих тоскливых синих глаз.

Волевым усилием я прогнал мысли о ней и стал сосредоточенно массировать травмированные части тела, обдумывая возможную стратегию и тактику матча в пятницу.

Подлатав себя, влез в школьную форму, проверил время на телефоне и обнаружил, что если потороплюсь, то успею к последнему уроку.

Прочитал пару новых сообщений от Беллы. Она спрашивала, не стало ли мне лучше, и предлагала встретиться.

Я коротко набрал: «Все еще неисправен» — и стал ждать ее ответа.

Он пришел почти мгновенно, а за ним еще несколько.

Меня уже тошнит от этого дерьма, Джонни.

Не люблю, когда меня игнорируют.

О тебе только и разговоров, знаешь.

Говорят, твоя игра на поле — дешевая показуха.

В газетах пишут.

Говорят, ты теряешь хватку.

Я согласна.

Ты бесполезный говнюк с бесполезным членом.

Я знаю, что ничего с тобой не случилось.

Ты просто пытаешься отвертеться, чтоб не брать меня на церемонию награждения в конце месяца.

Почему ты ни разу не водил меня на эти сборища?

Я никогда НИЧЕГО у тебя не прошу.

Если тебе не до меня, то я знаю кучу парней, которые будут вести себя иначе…

Тяжело вздохнув, я быстро проглядел все сообщения.

М-да, ситуация начинала выходить из-под контроля.

Я чувствовал, как вокруг моей шеи затягивается петля.

Быстро настучал ответ: «Делай что хочешь. Я тебе не сторож», убрал телефон и направился к учебным корпусам. Зашел в школьную канцелярию.

— Джонни! — проворковала секретарша Ди, когда я переступил порог. — Уже вернулся? — спросила она, медленно оглядывая меня с ног до головы. — Но, дорогуша, мистер Туми за тобой не посылал.

Наша секретарша была невысокой худенькой женщиной около тридцати; крашеная блондинка, она питала слабость к ученикам старших годов, особенно к регбистам.

Голубые глаза, слишком густо подведенные черным, и комочки туши на ресницах прекрасно сочетались с обилием пудры и кроваво-красными губами.

Ди была не лишена привлекательности.

Неплохая фигура и фантастическая задница.

Но в ней было что-то от молодящейся старухи.

Несмотря на ее тягу к молодым парням и вопиющие непристойности, эта женщина вызывала у меня странное восхищение. За все годы учебы она не раз помогала мне в разных ситуациях: выписывала освобождение от занятий, покрывала прогулы, спускала на тормозах проступки и не давала хода разному дерьму, которое могло бы плохо отразиться на мне.

На третий год обучения, вернувшись из спортивного лагеря, я подарил ей футболку сборной Ирландии, на которой расписались почти все игроки команды.

Я вспомнил о подарке в последнюю минуту, зная, что должен как-то отблагодарить Ди. Она потратила немало усилий, убеждая педагогический совет перенести для меня срок устного экзамена, обязательного для получения аттестата младшего цикла. Этот экзамен я пропустил, уехав в лагерь.

Футболка лежала у меня в сумке. Я просто отдал ее Ди, сознавая необходимость хоть как-то компенсировать ей затраченные усилия.

После этого Ди сделалась моей горячей сторонницей, оказывая многочисленные и часто сомнительные с моральной точки зрения услуги.

Я со своей стороны при всякой возможности снабжал ее билетами на игры.

Мы великолепно ладили.

— Зашел тебя проведать, Ди, — сказал я и игриво подмигнул ей. Подавляя желание убежать подальше от этой школьной хищницы, я неспешным шагом подошел к закутку, отделявшему ее стол от приемной, и улыбнулся. — Надеюсь, кое-чем поможешь.

— Всегда рада помочь любимому регбисту, — промурлыкала она. — Чем угодно.

— Благодарю, — сказал я, едва не вздрогнув, когда она рукой с длиннющими ярко-красными ногтями коснулась моей. — Скажи, у тебя найдется конверт?

— Конверт? — Ди удивленно изогнула подведенные брови. — Да, — с оттенком разочарования пробормотала она.

Повернулась к стеллажу за спиной и выложила на стойку простой конверт из коричневой бумаги.

Я вынул из бумажника две купюры по пятьдесят евро и положил в конверт.

— Ручку не одолжишь? — попросил я.

Она подала мне ручку, показывая, что слегка обижена.

— Ты моя спасительница, — пробормотал я, торопливо написал записку прямо на конверте и вернул ручку Ди.

— Это все?

— Нет, еще не все.

Я уперся локтями в стойку, перебрасывая конверт из одной руки в другую, и улыбнулся секретарше.

Ну, погнали…

— Мне нужны сведения об одной ученице.

— Ученице? — переспросила Ди и нахмурилась.

— Да, — кивнул я и улыбнулся еще шире. — О Шаннон Линч.

Не я ли собирался смотреть реалити-шоу, чтобы отвлечься от мыслей об этой девчонке?

По натуре я был одержимым засранцем с одноколейным мозгом, и в данный момент колею занимала исключительно Шаннон.