Порвать со мной, переметнуться к игроку из моей команды, затем якобы одуматься и закидывать меня сообщениями, утверждая, что хочет все начать заново, — наглядный пример игры, в которую эта девица пыталась втянуть и меня.

Вот только Белла не врубалась: не важно, сколько манипуляций она попытается провернуть или сколько раз пообещает мне отсосать.

Пути назад не было.

Не для меня.

Возможно, я был «мертвечиной внутри», как Белла предполагала в том миллионе сообщений, после того как я отказался встретиться и во всем разобраться.

Но это вряд ли.

Чувства у меня были.

Я умел проявлять заботу.

Но не к врунам.

— Я должен признаться, — объявил Гибси на тренировке в среду.

Мы бежали двадцать девятый круг из заданных тридцати, и Гибси начинал сдавать.

На самом деле, двадцать девятый круг бежал я.

Остальная команда была на четырнадцатом.

Гибси был на восьмом, а выдыхаться начал уже на четвертом.

Сейчас он походил на парня, который в три часа ночи вывалился из ночного клуба, под завязку налившись «Ягер бомбом».

Ему, как и остальным, надо было собраться, потому что на следующей неделе мы играли матч на Кубок среди мужских школьных команд, и я не собирался выкладываться на поле, если вся команда не будет участвовать в общем деле.

У этих засранцев было десять дней на то, чтоб прийти в форму.

— Слышишь? — задыхаясь, прорычал Гибси и схватил меня за плечо в надежде, что я потащу его ленивую задницу на своей тяге. — Это очень серьезно.

— Слышу, — ответил я, медленно выдыхая набранный воздух. — Валяй, признавайся.

— У меня есть безумное желание врезать тебе по яйцам, — шумно выдохнул Гибси, прежде чем продолжить: — А потом оборвать то, что осталось.

— Чего-о? — Я который раз сбросил с плеча его ручищу и побежал спиной вперед, чтобы посмотреть на придурка. — Да с хера ли?

— Потому что ты, Кав, — ошибка природы, — просопел Гибси, еле поспевая за мной. — Никакой человек в твоем положении… — он указал на меня пальцем и опустил голову, надавив руками на затылок, — со сломанным членом не может бежать так долго и не рухнуть замертво. — Он застонал и продолжил: — Мой вот в превосходном рабочем состоянии и то, Джонни, плачет от напряжения! Плачет! А яйца скукожились до детских размеров.

— Напоминаю, дятел, мой член не сломан, — прорычал я, оглядываясь по сторонам: не слышит ли нас кто.

К счастью, остальная часть команды тащилась по другому краю поля.

— Мне нужен его снимок, — хрипло заявил Гибси. — Я покажу тренеру и скажу, что это мой. Он больше никогда не заставит меня бегать.

— Поговори еще, и никакой снимок тебе не понадобится, — огрызнулся я. — Я тебе просто хер отрежу, его и покажешь тренеру.

— Все еще рано шутить, да? — поморщился Гибси.

Я угрюмо кивнул, развернулся и побежал в прежнем темпе, приближаясь к финишу.

— Ну сорян, бро, — пыхтел он, еле успевая за мной. — Просто с травмой ненормально бегать с такой скоростью.

— Всерьез думаешь, что мне это легко? — бросил я ему.

Если он так думал, тогда он просто спятил.

Эта «скорость» появилась, потому что бóльшую часть детства и все подростковые годы я работал над своим телом.

Пока Гибси с мальчишками играли в пятнашки и в бутылочку, я был на поле.

Когда они бегали за девчонками, я бегал за результатами.

Регби было моей жизнью.

Всем, что я имел.

Но темп, казавшийся Гибси напряженным, был настолько далек от моего рабочего стандарта, что становилось грустно.

Я еле полз, и это оставалось незамеченным лишь на уровне школьной команды.

Если бы я так тащился на тренировке в Академии, где играл с лучшими регбистами страны, меня бы тут же выгнали с поля.

Все тело пылало, и я бежал исключительно на силе воли.

Все болело до такой степени, что приходилось дышать носом, чтобы не блевануть. За перенапряжение я обычно расплачивался бессонной ночью, крутясь от боли, закинувшись полудюжиной болеутоляющих таблеток и лежа в обжигающе горячей ванне с английской солью.

Но я не мог остановиться.

Отказывался сдаваться.

Дай я тренеру Малкахи только повод подумать, что я не в форме, он позвонит в Академию.

А если он позвонит в Академию, мне конец.

Достигнув финиша, я замедлил темп, но продолжал двигаться, расслабляя мышцы.

Если полностью остановиться, ноги сведет судорогой, а такое я мог себе позволить, лишь уединившись в салоне своей машины.

Подхватив с земли бутылку воды, я несколько минут ходил как сумасшедший, отчаянно стараясь «переходить» боль.

Делать упражнения на растяжку после бега я не осмелился.

Я все-таки не настолько мазохист.

Когда сердечный ритм вернулся в норму, я дождался кивка коуча, позволившего мне покинуть поле раньше времени, и двинулся в раздевалку. Моя тренировка на поле закончилась.

Я и не догадывался, что Гибси потащится следом за мною, пока не услышал его оглушительное присвистывание и слова:

— Чудесно выглядишь, медвежонок Клэр!

Я с любопытством посмотрел туда, куда и он, и рядом с корпусом, где у нас проходили уроки по естественным наукам, увидел двух знакомого вида светловолосых девиц.

Одна из них хмуро посмотрела на нас и показала моему лучшему другу средний палец.

— Опять смотрела, как я тренируюсь? — через двор крикнул ей Гибси. — Ты ведь знаешь, как я люблю, когда ты это делаешь.

Вскоре я узнал в длинноногой блондинке младшую сестру Хьюи Биггса.

— Что-что? — крикнула Клэр, поднося руку к уху. — Я тебя не слышу.

— Давай куда-нибудь сходим!

— Проваливай, Джерард!

— Ты ведь знаешь, что тебе этого хочется, — засмеялся Джерард, помахивая пальцами в знак приветствия. — Моя маленькая кареглазая девочка.

— Прекрати, Джерард! — Лицо Клэр густо покраснело. — Не смей петь эту…

Гибс оборвал ее слова, пропев строчку из песни Вана Моррисона [Имеется в виду песня «Brown Eyed Girl» («Моя кареглазая девочка»).].

— Я тебя ненавижу, Джерард Гибсон! — прошипела Клэр, когда он закончил свою серенаду, больше похожую на карканье свихнутой вороны.

— Я тоже тебя люблю, — засмеялся он, после чего повернулся ко мне. — Боже мой, — простонал он так, чтобы слышал только я, — ей-богу, эта девчонка сведет меня с ума.

— Ты и так без ума, — напомнил я другу. — Помощь тут не нужна.

— Ты только посмотри на нее, Джонни, — простонал он, не обращая внимания на мою колкость. — Посмотри, какая она красивая. Черт, может, все дело в солнечном цвете волос, но клянусь тебе, она светится.

— И думать забудь, — охладил его я.

— Забуду… на время, — ответил Гибс, и его глаза озорно сверкнули. — Но у меня такое чувство, что я на ней женюсь.

От такого признания я застыл на месте:

— Что-о?

Это было до чертиков странно.

Даже для него.

— Конечно, если мы с нею оба переживем подростковую пору, случайно не наделав детишек, — задумчиво добавил он. — И естественно, если ее братец раньше не отрежет мне член.

— Клэр только третьегодка, — сухо напомнил я. — И она сестра твоего товарища по команде. Что за приколы, Гибс?

— Разве я говорил, что женюсь на ней сегодня? — возразил Гибси. — Ничего подобного, козлина, я не говорил, прочисти ушки. Я имел в виду, когда стану старым хрычом и вкушу все запретные плоды.

— Старым хрычом? — повторил я, уставившись на него. — Вкусишь все запретные плоды?

— Угу, — пожал плечами он. — Где-то годам к тридцати или позже.

Я закатил глаза:

— Гибс, прими дружеский совет. Вкушай запретные плоды, пока они тебе попадаются. Только не вздумай разделить их с девчонками вроде этой.

— Слушай, нечего пялиться на меня, как ходячая совесть, — взвился Гибси. — Я не щенок, который гадит где попало. И нет ничего плохого в том, что она мне нравится. Это у тебя, парень, страх перед ровесницами, а не у меня.

Градус нашей перепалки повышался, но вести такие разговоры посреди школьного двора… Я оглянулся по сторонам, не подслушивает ли кто.

Гибси звезд с неба не хватает, но мне будет сильно его недоставать, если Хьюи услышит такие разговоры о своей младшей сестре и прибьет его.

И в этот момент мой взгляд упал на миниатюрную шатенку, нагруженную книгами, которая вышла из здания, спустилась по ступенькам крыльца и поспешила к светловолосым девчонкам.

У меня в груди вспыхнуло и разлилось непонятное чувство, когда в шатенке я узнал Шаннон.

Черт бы ее побрал, что ж она так выглядит-то?

И почему меня так выносит от всего, что связано с этой пигалицей?

Это было нечестно.

Вообще-то, хер бы с честностью, это было предельно жестоко.

Ну что такого я в ней нашел?

Она была совершенно не похожа на девчонок, с которыми я обычно спал.

Мне нравились округлости.

Мне нравилась грудь.

Я перся от больших задниц.

У нее ничего этого не было.

Но у нее были ноги.

И волосы.

И улыбка.

И проклятые полуночно-синие глаза, хотя мне казалось, это недостаточно подходящее слово для описания этого цвета.

Их нужно было бы назвать душевно-синими за их охрененную глубину, куда человека прямо затягивало…

А потом она уронила книги.

Они рассыпались по земле, и Шаннон нагнулась за ними, отчего ее юбка задралась пугающе высоко.

Я увидел две гладкие белые ляжки, и у меня в мозгу замелькали сигналы опасности, а все тело обдало жаркой волной.