Я пошел к плите за второй порцией, остановился и стал есть там.

Какой смысл садиться, если я собираюсь очистить всю кастрюлю?

— Ты же на прошлой неделе проходил медосмотр. Как результаты? — спросила мама. — Доктор Мёрфи доволен показателями?

Откуда мне знать, если я к нему не ходил?

Я ограничился общими фразами, торопясь перенести содержимое кастрюли себе в желудок.

— А что говорят врачи в Академии? — допытывалась мама. — Насколько знаю, им не нравилось, что ты слишком быстро вернулся к играм.

Я вновь прибегнул к общим фразам, поскольку мне совсем не улыбалось затевать очередную дискуссию с мамой.

Если совру, она поймет, она же видит меня насквозь.

Если скажу правду, запаникует.

При любом раскладе она захочет увидеть область травмы, то есть мой член и яйца.

И при любом раскладе я потеряю терпение и скажу «нет».

А дальше терпение потеряет мама, схватит телефон, позвонит отцу и со слезами станет жаловаться, что я не желаю показывать ей свои интимные места, поэтому он должен немедленно приехать домой и разобраться со мной сам, потому что я, возможно, умираю от «гангрены пениса» или другой жуткой болезни, нарисованной ее воображением.

Отвлекающие маневры и избегание прямых ответов были чертовски важны, чтобы не доводить маму до слез и не усугублять мое реальное состояние.

— Мам, так рад, что ты дома. Спасибо за жаркое. Но я думаю пойти к себе и взяться за домашку, — сказал я, избрав такую тактику. — Пятый год прямо тяжелый, я даже всерьез подумываю подтянуть ирландский, — для пущего эффекта добавил я.

Мне не требовалось ничего подтягивать. С третьего года за любую контрольную и экзамен я не получал оценок ниже В.

На самом деле это я мог подтягивать других. Я много помогал парням с экономикой и бухучетом.

Отвлекающий маневр сработал, сместив мамины тревоги с моих болячек на образование.

— Ох, котик, ничего страшного, — ободряющим тоном произнесла она. — Я горжусь, что тебе хватает мужества признать проблему. Утром я позвоню нескольким людям и посмотрим, чем тебе помочь.

— Да, было бы здорово, — как пай-мальчик, кивнул я, потом заложил руки за голову и зевнул.

— Вид у тебя измученный, любовь моя. — Мама посмотрела на меня, оценивая степень усталости, и ее карие глаза наполнились состраданием. — Почему бы тебе не лечь пораньше? А твоим преподавателям я напишу объяснительную про домашнюю работу.

— Спасибо, мама. Я действительно вымотался.

Я поцеловал ее в щеку и пошел к двери, собираясь покинуть кухню раньше, чем мама вдруг снова вспомнит о моем здоровье.

— Да, пока не забыла, — крикнула она вдогонку, заставив меня остановиться. — Я записала твою машину на техосмотр. Ближайшая дата — через две недели, в понедельник. Так что я отвезу тебя в школу, а на обратном пути мы заедем за машиной.

— Черт, — проворчал я, поворачиваясь к ней.

— В чем дело?

— В следующем месяце у меня каждый вечер сеансы физиотерапии по линии Академии. — Я сокрушенно вздохнул и потер лоб. — Мама, мне нужна моя машина. — Я с надеждой посмотрел на нее и добавил: — Конечно, если ты не хочешь, чтобы я вырубился и тебе пришлось бы везти меня в клинику. Или тогда одолжи мне свой джип.

— Пропуск одного сеанса тебя не убьет, — спокойно возразила мама.

Наверное, не убьет. Но сегодня я уже пропустил сеанс из-за Шаннон.

— И потом, через день после той даты я снова улетаю в Лондон, и мне хотелось побольше побыть рядом с тобой.

Да, я знал, что она это скажет.

Ей до сих пор хотелось быть рядом со мной. Ну и женщина.

Проклятье!

— Приближается финал лиги, — возразил я, хотя и знал, что спорить бесполезно. — Это очень важно для репутации школы. Я должен быть в соответствующей форме.

— А сейчас ты что, не в форме?

— Не жалуюсь.

— Тогда почему ты прихрамываешь?

— Что-о? — спросил я, разинув рот от неожиданности.

— Правая нога, — ответила мама. — Ты словно боишься на нее наступать.

Она повторяла слова Шаннон. Мне стало не по себе.

— Нет у меня никакой гребаной хромоты!

— Следи за словами, Джонатан! — сказала она, бросив на меня недовольный взгляд.

— Хорошо, мам. У меня нет никакой чертовой хромоты, — торопливо повторил я.

— Почему ты так болезненно реагируешь? — резонно спросила мама. — Дорогой, у тебя опять что-то с тестикулами? Если да, говори, не стесняйся.

Я открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл.

Спорить с этой женщиной было бессмысленно. Мне все равно у нее не выиграть, а если я и дальше буду продолжать разговор в таком тоне, она применит мерзкий прием, как это делают все матери, когда хотят, чтобы ты сам во всем сознался.

Господи Исусе!

— Спокойной ночи, мама, — скороговоркой произнес я и повернулся, готовый поскорее убраться из кухни.

— Еще кое-что.

Я вдохнул, стараясь успокоиться, и повернулся к ней:

— Я слушаю.

— Кто это? — спросила мама, постучав пальцем по газете, лежавшей на разделочном столе.

Ее губы дрогнули, как бывало перед улыбкой.

— Кто — кто? — хмуро спросил я.

Мама действительно заулыбалась во весь рот. Она взяла газету и повернула так, чтобы мне было видно.

— Вот это.

Продолжая улыбаться, она постучала ногтем по большому цветному снимку, запечатлевшему нас с Шаннон на прошлой неделе, после матча Кубка среди мужских школьных команд.

— Местная газета или национальная?

— Национальная.

Чтоб. Вас. Всех.

— Дай мне, — потребовал я, подходя ближе.

Забрав у матери газету, я смотрел на снимок девчонки, которая уже почти два месяца сводит меня с ума.

Выглядела она потрясающе; широко раскрыв глаза, она улыбалась, а я придерживал ее за талию.

Распущенные каштановые волосы развевались на ветру.

Ее макушка упиралась мне в подмышку — такой маленькой она была.

А потом я прочитал подпись, и у меня заколотилось сердце.

Джонни Кавана, 17 лет, вместе со школьной подругой Шаннон Линч празднуют победу Томмен-колледжа над соперниками из Килбега в финальном матче на Кубок среди мужских школьных команд в прошлую пятницу. Кавана привел свою команду к пятой победе подряд, завоевав очередной трофей в своей блистательной карьере и положив конец всем слухам о его травмах. Симпатичная школьница, сияя перед камерами, поздравляет Джонни с победой. На просьбу прокомментировать статус их отношений Кавана ответил вежливым отказом, но не зря говорят, что одна картинка стоит тысячи слов…

— Какая симпатичная девочка, — задумчиво произнесла мама, отвлекая меня от мыслей. — Вы вместе смотритесь совершенно замечательно.

— Мам, ничего подобного, — пробормотал я, прекрасно понимая, на что она намекает. — Она просто друг.

— Тебя часто фотографировали с друзьями, но таких, как она, я еще не видела, — поддела мама. — Радость моя, снимок получился просто великолепным. Должно быть, редактор был того же мнения, раз отдал тебе целую страницу.

— На прошлой неделе мы играли финальный матч за кубок, — отмахнулся я, продолжая поедать глазами снимок. — Мы победили. Это большое событие. Я капитан школьной команды, потому мне и отдали целую страницу.

— Я счастлива за тебя, дорогой, — восторженно произнесла мама. — И как же ее зовут?

— Шаннон.

— И?

— И это ее имя, — бесстрастным тоном ответил я.

— А что-нибудь еще мне можно узнать?

— А что еще ты хочешь? — Я стал заводиться. — Я же тебе сказал: она просто друг.

— Просто друг, — язвительно повторила мама. — Разумеется, а я тогда — непорочная Дева Мария.

— Умоляю, только не рассказывай мне о своей непорочности, — простонал я.

— Почему? — удивилась мама. — Предпочитаешь поговорить о твоей?

Нет.

Нет.

Боже мой, только не это!

— Я спать.

Сунув газету под мышку, я пошел к двери, изо всех сил стараясь не хромать.

— Отдай мне газету, — со смехом попросила мама. — Я хочу вырезать снимок и повесить в рамке.

— Ну уж нет, — сердито бросил я.

Войдя к себе, я щелкнул задвижкой, бросил газету на кровать и отправился в ванную, примыкавшую к моей комнате.

Раздевшись, я включил душ и вошел в кабину.

Там я осторожно опустился на пол, обхватил колени и уперся в них лбом.

Сил стоять не нашлось.

Мама права.

Я не в форме.

С закрытыми глазами я сидел под струями обжигающе горячей воды и дрожал.

Я откинул волосы с лица и горько вздохнул, потому что в мозгу пронеслись все страхи и тревоги за будущее.

Жизнь катится в ад.

Тело распадается на куски.

Мечты вылетают в трубу.

У меня целый ворох проблем, стоящих внимания.

И при всем этом я не могу выкинуть из головы ее.

Эти полуночно-синие глаза и болезненно точные слова.

Мало того что она постоянно заполняет мои мысли, так теперь еще появился снимок, который будет терзать меня.

И я буду терзать себя этим снимком.

Таков план.