— Шан, я же не тупой, — ответил Джоуи. — Я знаю, как у парней в его положении сносит крышу от возможностей и как девчонки фанатеют от них. — Брат вытянулся во весь рост на своей импровизированной постели. — Я всего-навсего хочу тебе сказать: не западай на него только потому, что он сфотографировался с тобой и подвез до дома. Я почти уверен, что он со многими так себя ведет.

— Я и не думала западать! — сердито возразила я. — Я вообще не знала о его положении в мире регби, пока ты мне не рассказал. И вполне в курсе, что предложение подбросить меня домой — просто еще одна попытка загладить вину за сотрясение.

— Ты уверена?

— Конечно.

— А ты уверена, что знаешь все?

— Да, Джоуи, — наврала я.

— Что ж, рад за тебя, — вздохнул брат. — В газетах писали, что после окончания школы он хочет уехать отсюда, так что втюриться в него — дурная затея. Клубы уже плачут по нему, даже в Южном полушарии. Лишь вопрос времени, когда с ним подпишут лучший контракт.

— И что? — Я опять защищалась. — Мне-то какое дело? Я вообще не любительница регби.

— Остынь, Шаннон, — фыркнул Джоуи. — Я просто даю тебе пару братских советов.

— В них нет необходимости, — проворчала я. Лицо у меня снова горело. — К твоему сведению, не такой уж он великий, — заявила я, намеренно придав голосу презрительные интонации.

Перепалка с Джонни была еще слишком свежа в моей памяти, и у меня возникло настойчивое и безумное желание сбить с него спесь, даже если все это предназначалось только для моего брата.

— Парень он угрюмый, а машину гнал, как маньяк. В салоне — жуть до чего грязно.

— На чем он ездит?

— На «Ауди А-три», — поморщилась я, неохотно называя марку. — Сама машина прям шикарная.

— Ничего удивительного. Они чуть ли не бесплатно раздают своим игрокам люксовые тачки, — выпалил Джоуи и добавил с оттенком зависти, словно девица-фанатка: — Повезло придурку.

Мы замолчали. Мысли мои разбрелись.

Голова кружилась. Я пыталась уложить в ней все, что узнала от Джоуи.

Пыталась связать услышанное с реальным Джонни и не могла.

Он вовсе не казался мне регбистом-суперзвездой.

Ладно, внешне он был похож на звезду, но он не был… не…

Я замотала головой. Мысли путались.

Теперь, когда я точно знала, как он вложился в регби, я вполне понимала иррациональную реакцию.

Ему не хотелось, чтобы кто-то узнал о его травмах, потому что он боялся.

Он в этом не признавался, но, когда я узнала, насколько высоки ставки, я поняла причины его поведения.

Если бы моя будущая карьера, в которую я вложила бездну времени и сил, оказалась бы под вопросом из-за травмы, я бы пошла на любые жертвы, только бы вернуться в строй.

Но врать о выздоровлении?

Мне это казалось рискованным шагом.

Опасным шагом.

Он же сам говорил, что все заживает не так, как надо.

Тогда зачем он рисковал своим здоровьем?

— Что бывает с парнем, если у него порвется приводящая мышца?

Вопрос вылетел у меня изо рта раньше, чем я сумела как следует его обдумать.

— Это… паховая травма?

— Да. Что бывает в этом случае?

— Зависит от степени, — тут же отбарабанил Джоуи. — Но какое-то время будет жутко болеть. Если травма серьезная, нужна физиотерапия и реабилитация.

— А если действительно серьезная? — спросила я, грызя ноготь. — Настолько серьезная, что пришлось делать операцию?

— Шаннон, прекрати! — Я видела, как Джоуи вздрогнул и дотронулся до собственного паха. — Даже думать не хочу об этом.

— Это очень тяжело? — продолжала допытываться я. — В смысле, для парня? Боль очень сильная?

— Я так тебе скажу. — Джоуи опять вздрогнул. — Я бы скорее согласился сломать обе ноги, чем получить травму мошонки.

— То есть больно ходить и что-то делать? А заниматься спортом?

— Шаннон, даже поссать и то больно, — отрезал Джоуи. — Про беготню по полю вообще молчу.

О господи!

Неудивительно, что Джонни такой психованный.

— А почему ты спросила? — полюбопытствовал брат.

— Тут такое дело. Лиззи рассказывала, что Пирсу — ее парню — в декабре делали операцию на этой мышце, — продолжала я врать сквозь зубы. Я не знала фамилию ее дружка, не говоря уже о состоянии его приводящих мышц. — Лиззи говорила, что он снова стал играть в рег… то есть в футбол, но его мучают боли. Вот Лиззи и попросила меня узнать, говорит: «У тебя брат играет в хёрлинг, может, подскажет чего». Я пообещала ей, что спрошу.

— Можешь ей передать: бедняге требуются постоянные уколы морфия, — пробормотал Джоуи. — Постельный режим. И все время прикладывать лед к яйцам.

— К яйцам? — Я проглотила комок слюны и вытаращила глаза. — А зачем лед… туда?

— Потому что, когда хирурги делают такую операцию, они делают разрез прямо под мо… Фу, не могу! — Джонни замотал головой и признался: — Я даже думать об этом не могу без сострадания к несчастному придурку.

— Но что, если…

— Нет!

— Но я просто…

— Спокойной ночи, Шаннон! — Джоуи повернулся ко мне спиной и пробурчал: — Подкинула мне тему для кошмарных снов. Спасибо.

Повернувшись на спину, я закинула руки за голову и медленно вдохнула, надеясь унять скачущие мысли и очистить сознание.

Прошло несколько часов — храп Джоуи давно разносился по комнате, — а я все еще не могла уснуть.

Я устала.

Я пыталась заснуть, но, как ни старалась, не могла отключить мозги.

Глядя в потолок, я мысленно перебирала свой каталог душевных травм.

Это было болезненной формой селфхарма, потому что такие воспоминания не приносили ничего хорошего, однако я вновь переживала каждую ссору, каждое жесткое слово в свой адрес и каждое печальное событие, случившееся со мной, от дразнилок в четыре года на школьном дворе до сегодняшних отцовских комментариев.

Это была крайняя форма мазохизма, ритуал, который я регулярно проводила после паршивого дня.

Закрывать глаза не имело смысла.

Стоило мне это сделать, как в голове начинали проноситься картинки с Джонни Каваной.

Не знаю, каким я предпочитала его видеть: незнакомцем, который засветил мне мячом по голове и потом при встрече в коридорах молча улыбался, или угрюмым придурком с непредсказуемыми реакциями и скачками настроения?

Но определенно я сожалела, что мне открылась другая сторона его жизни.

Итак, я узнала, что Джонни — восходящая звезда регби и очень перспективный игрок, которого ждет блестящая спортивная карьера. Эти сведения вогнали меня в депрессуху по нескольким причинам, но одна застряла в голове.

Я уже знала одну суперзвезду: мой брат Джоуи, «безупречный» красавчик, игрой которого на поле все восхищались и за это позволяли ему делать все, что он хочет.

Как бы заботливо Джоуи ни относился ко мне, он тоже был кобелиной, оставившим кучу разбитых сердец на всем протяжении от Баллилагина до города Корка.

Сейчас он встречался исключительно с Ифой уже восемь месяцев. Казалось, ему больше никто не нужен, однако никто не мог с уверенностью сказать, изменил он своим прежним привычкам или нет.

Собственный опыт подсказывал мне, что парни — кобели.

И отцы тоже.

Отцы были мудаками, мужчины вообще не заслуживали доверия.

Тут приходилось нехотя признать, что не все мужчины, но большинство.

Особенно те, у кого спортивные фигуры и накачанные мышцы.

Будучи сестрой одного из таких, я знала, что творится в мозгах у спортсменов, которым еще не исполнилось двадцати. Безопаснее всего было сохранять с ними платонические отношения или бежать от них как от чумы.

Они имели гигантское эго, слишком широкие взгляды на жизнь и обостренное сексуальное влечение. Они были преданы своим семьям, команде, но мало чему еще.

И я позволила моим упрямым подростковым гормонам взбеситься при виде одного из таких типов.

Безопаснее всего было признать это и жить дальше. Я решила, что забуду все, что узнала о Джонни Каване, и стану избегать его в будущем.

Я была юна, но не глупа и понимала, что питать к парню вроде Джонни Каваны какие-либо чувства, безобидную влюбленность или небезобидную, в долгосрочной перспективе ничем хорошим не обернется.

Потому что, должна признаться, с того самого дня, как он сшиб меня мячом, я питала к нему массу противоречивых чувств.

Но жуткое поведение Джонни в машине, когда он пытался одолеть свой дискомфорт, и последующий разговор с Джоуи стали тем жестким, холодным душем реальности, в котором я нуждалась, чтобы избавиться от розовых соплей.

Мне нужно забыть о нем.

И я забуду.

Надеюсь.