Рыцарь указывает на дорогу:
— Там есть мотель. С того края пляжа видна вывеска.
Он берет в руку поводья лошади Оука и ведет ее вверх по холму. Я иду следом, прямо перед однокрылым солдатом. Я замечаю, как они напряжены в присутствии друг друга, как тщательно стараются сохранять дистанцию, словно два магнита, которым нужно оставаться на безопасном расстоянии, а иначе сама природа стянет их вместе.
Мы продолжаем идти вперед; звезды над нашими головами тускнеют, а в воздухе по-прежнему висит соляная взвесь. Интересно, беспокоят ли моих спутников шум машин и запах железа? Я ко всему этому привыкла. Здесь я могу твердо стоять на ногах. Но когда мы доберемся до Двора Бабочек и я окажусь посреди Фейриленда, то почва под ними станет зыбкой и ненадежной.
Подумав об этом, пинаю пластиковый стакан, к которому присохли остатки газировки, и он, вращаясь, катится вдоль сточной канавы.
Миновав несколько жилых массивов, мы наконец-то подходим к мотелю. Асфальт на парковке пошел трещинами, сквозь которые пробиваются чахлые сорняки. Несколько видавших виды машин стоят рядом с одноэтажным оштукатуренным зданием. Вывеска на фасаде мотеля мало что обещает, кроме свободных номеров и кабельного телевидения.
Принц пытается сесть.
— Оставайтесь здесь, — говорит Тирнан. — Мы возьмем ключи и вернемся.
— Я в порядке, — отвечает Оук, слезая с лошади и тут же обессиленно оседая на асфальт.
— В порядке ли? — эхом отзывается рыцарь, приподняв брови.
— Я не смог бы произнести эти слова, не будь они правдой, — говорит принц и, пошатываясь, поднимается на ноги, после чего всем весом опирается на ближайшую машину.
— Гиацинт, — зовет Тирнан, указывая на него. — Не дай принцу упасть. Рэн, ты идешь со мной.
— Я могу только мечтать о том, чтобы позволить такой важной персоне упасть, — усмехается Гиацинт. — Или, напротив, даже мечтать не могу. Или что-то в этом духе.
— Тебе стоит мечтать о полете, сокол, — говорит Оук таким тоном, что я задумываюсь, а не слышал ли он часть нашего разговора.
Гиацинт вздрагивает.
— Рэн, — повторяет Тирнан, жестом указывая на мотель.
— Я плохо умею наводить чары, — предупреждаю я.
— Тогда не утруждай себя.
Несмотря на висящую над дверью табличку «НЕ КУРИТЬ», зона ресепшен пропахла сигаретным дымом. Усталая женщина за стойкой во что-то играет на своем телефоне.
Она поднимает взгляд, и ее глаза округляются. Рот открывается, будто она собирается закричать.
— Ты видишь двух совершенно обычных людей, которые пришли сюда по совершенно обычным причинам, — говорит ей Тирнан, и я наблюдаю, как ее глаза стекленеют, а черты разглаживаются под маской спокойствия. — Нам нужны два номера рядом друг с другом.
Я вдруг вспоминаю, как были зачарованы мои не-родители, и злюсь, хотя он не заставляет женщину делать ничего ужасного. По крайней мере пока.
— Конечно, — отвечает женщина. — В это время года туристы — редкость, поэтому у нас много комнат на выбор.
Рыцарь неопределенно кивает, и она вставляет ключ-карту в аппарат для кодирования. Затем просит данные банковской карты, чтобы оплатить услуги, не включенные в стоимость номера, однако спустя несколько слов забывает об этом. Тирнан расплачивается наличными, которые не похожи на подозрительно хрустящие зачарованные купюры. Я бросаю на рыцаря недоверчивый взгляд и опускаю в карман маленький спичечный коробок.
Мы выходим на улицу. Наша единственная лошадь стоит на участке, поросшем чахлой травой, и жует одуванчик. Похоже, привязывать Летунью никто не собирается.
Оук сидит на бампере машины и выглядит уже не таким нездоровым. Гиацинт прислоняется к грязной оштукатуренной стене.
— Те деньги, — говорю я, — они настоящие?
— О да, — подтверждает принц. — Иначе сестра разгневалась бы на нас.
— Разгневалась бы, — повторяю я устаревшее слово, хотя его значение мне понятно. Ее бы это взбесило.
— Она бы капец как разгневалась, — добавляет он с широкой улыбкой.
Обычно фейри относятся к смертным либо как к пустому месту, либо как к возможности поразвлечься. Судя по всему, у его сестры другая позиция. Наверняка многие из народа ее за это ненавидят.
Тирнан ведет нас к нашим номерам, 131 и 132, открывает дверь в первый и впускает нас всех внутрь. В комнате находятся две кровати, накрытые колючими на вид одеялами. На стене висит телевизор, под ним — покосившийся стол, прикрученный к полу. На ковре вокруг шурупов виднеются пятнышки ржавчины. Отопление включено, и немного пахнет жженой пылью.
Гиацинт останавливается рядом с дверью, прижав крыло к спине. Он преследует меня взглядом, возможно, чтобы не смотреть на рыцаря.
Оук опускается на ближайшую постель, но глаза не закрывает.
— Теперь мы кое-что знаем о ее способностях, — улыбается он, уставившись в потолок.
— Но вас отравили! Хотите сказать, оно того стоило? — вопрошает рыцарь.
— Меня постоянно травят. Жаль, это был не румяный гриб, — отзывается принц, но его слова не имеют никакого смысла для меня.
Тирнан кивает в мою сторону:
— Девчонка считает, что вы глупец, раз отправились сюда.
Я хмурюсь, потому что совсем не это имела в виду.
— Ах, леди Рэн, — выдыхает Оук с ленивой улыбкой на лице. Локоны цвета календулы лежат на его лбу, практически скрывая рожки. — Вы ранили меня в самое сердце.
Я сомневаюсь, что обидела его. На щеках принца все еще виднеются царапины от моих ногтей — три полоски засохшей крови, розовые по краям. Оук не может лгать, но во всех его словах кроются загадки.
Тирнан опускается на колени и начинает расстегивать крепления на броне Оука.
— Не могла бы ты мне помочь?
Я присаживаюсь по другую сторону от принца, беспокоясь, что сделаю что-нибудь не так. Оук косит на меня взгляд, пока я дрожащими пальцами пытаюсь оторвать от раны прилипшую к ней кольчугу. Он тихо стонет от боли, и я замечаю, что его губы побелели по краям от того, с какой силой он сжимает их, явно сдерживая в себе звуки, которые ему отчаянно хочется издать.
Мы избавляемся от кольчуги, и я вижу, как задирается его запачканная кровью льняная рубашка. Под ней — плоский живот и изгиб тазовых костей. Пот Оука отдает ароматом скошенной травы, но в основном от него пахнет кровью. Принц наблюдает за мной из-под опущенных ресниц.
Теперь, когда на нем нет золотых доспехов, он почти ничем не отличается от мальчика из моих воспоминаний.
Тирнан встает на ноги, собирая полотенца.
— Откуда вы узнали, что леди Ноури попытается меня схватить? — спрашиваю я, пытаясь отстраниться от странной интимности этого мгновения, тепла и близости его тела.
Видимо, спустя восемь лет после нашей последней встречи я вдруг очень сильно ей понадобилась, раз она отправила за мной и Богдану, и палочников одновременно.
Оук пытается подтянуться, упершись спиной в подушки, и морщится от боли. Его щеки заливает болезненный румянец.
— Наверное, она поняла, что забрать вас с собой будет умным поступком с нашей стороны, — отвечает он. — Либо ее шпионы увидели, в каком направлении мы движемся после того, как покинули Эльфхейм.
Тирнан стоит в ванной и смачивает полотенца под краном в раковине.
— Видимо, шпионы из его собратьев. — Он кивает в сторону Гиацинта.
Я хмурюсь, глядя на бывшего сокола.
— Птицам редко дают задания, — отвечает Гиацинт и приподнимает руку, словно в знак защиты. — И я никогда не шпионил за тобой.
Тирнан приносит полотенца и берет одно из них так, как будто собирается омыть рану принца. Прежде чем он успевает это сделать, Оук выхватывает полотенце из его рук и, зажмурившись от боли, прижимает к своему плечу. Капли воды стекают по его спине, оставляя на простыне розовые пятна.
— До Двора Бабочек несколько дней пути, но у нас осталась только одна лошадь, — говорит Тирнан.
— Я выторгую нам еще одну, — рассеянно бросает Оук.
Не знаю, осознает ли он, что в мире смертных лошадь не купишь на местном рынке.
Когда принц начинает перевязывать рану, Тирнан кивает мне.
— Идем, — говорит он, выводя меня прочь из комнаты. — Оставим его высочество мечтать о деяниях, которые ему завтра предстоит совершить.
— Например, об издании королевского указа, запрещающего высмеивать меня, когда я отравлен, — отзывается Оук.
— Мечтайте, ни в чем себе не отказывайте, — говорит ему Тирнан.
Я оглядываюсь на Гиацинта, ведь мне не кажется, что рыцарь позволяет принцу вить из себя веревки. Они больше похожи на друзей, которые давным-давно знают друг друга. Но бывший сокол ковыряется под ногтями своим кинжалом и не обращает на нас внимания.
Тирнан открывает дверь во второй номер, который оказывается практически точной копией первого. Две кровати, один телевизор. Ржавчина в тех местах, где болты соприкасаются с ковром. Синтетическое одеяло, которое выглядит так, будто пролитая вода будет капельками лежать на поверхности, вместо того чтобы впитаться в ткань.
В комнате рыцарь накидывает на мою щиколотку веревку, привязывая к кровати, но не очень крепко — так, чтобы я могла лечь и даже перевернуться на другой бок. Я шиплю на рыцаря и дергаю ногой, натягивая веревку.