Роуз попыталась вскочить и ударилась головой о полку. Картинка тут же окончательно исчезла, и Мэйзи расплакалась.

— Вылезайте оттуда! Кто там? Роуз? Мэйзи? Что вы только там делаете?

Роуз выползла из-под полки, сама еле сдерживая слезы. Голова тошнотворно пульсировала от боли. Как же глупо! Вот что бывает, когда начинаешь показывать картинки на ваннах. Мисс Локвуд, кажется, рассердилась.

— Мэйзи, ты же знаешь, что нельзя выносить из моего кабинета это! — рявкнула она, выхватывая из рук девочки медальон. Тоненькая цепочка порвалась, и Мэйзи заревела еще громче, зажав в пальцах обрывок.

Мисс Локвуд явно пришла в ужас. Она, конечно, не хотела рвать цепочку и знала, как Мэйзи дорог этот медальон. Но пути назад не было.

— Глупая девчонка! Смотри, что ты наделала! Так тебе и надо.

Густо покраснев, мисс Локвуд затолкала медальон в мешочек, висевший у нее на поясе, и вылетела из кладовой.

— Немедленно в постель! Сегодня обе останетесь без ужина! — величественно объявила она в дверях.

— Невелика потеря, — буркнула Роуз, обнимая Мэйзи, которую все еще сотрясали рыдания.

— Она… сломала… мой… медальо-о-о-он!

— Да, — мягко согласилась Роуз. — Сломала. Но мы его починим. И я думаю, она не нарочно. Кажется, ей было стыдно, Мэйзи. Она могла бы заставить нас весь вечер стоять в классной комнате с книжками на голове, как бедняжку Флоренс на прошлой неделе. Остаться без ужина — это еще ничего. Все равно бы дали только хлеб с молоком.

— А может быть, и нет, — всхлипнула Мэйзи, настроенная видеть только плохое. — Может быть, дали бы пирог.

— Мэйзи, нам всегда дают хлеб с молоком! Пирог в последний раз давали в честь коронации, почти три года назад! — Роуз вздохнула. Она не могла не сердиться на Мэйзи, ведь из-за нее их наказали, но злилась не сильно. В конце концов, она сама искушала судьбу, глядя в окно. Да и потом, как можно сердиться на хрупкую маленькую Мэйзи?..

Роуз взяла ее за руку, и они вместе уныло поплелись в сторону спальни.

— Хочешь, я расскажу тебе историю? — подавленно спросила Роуз, когда они переодевались в ночные рубашки.

— А картинки будут? — оживилась Мэйзи.

— Не знаю, — честно ответила Роуз. — Раньше они никогда не появлялись. И если нас поймают, опять накажут. Наверняка это запрещено.

— В Правилах такого нет, — надула губки Мэйзи. — Я точно знаю.

Мисс Локвуд зачитывала им Правила каждое воскресенье перед походом в церковь, так что они слышали их сегодня утром. Мэйзи была права, Роуз не припоминала ничего о картинках на ваннах. Что странно: должно быть, это что-то очень редкое, потому что Правила охватывали все. Они даже регулировали точную длину сиротских ногтей.

— Просто кажется, что это не должно быть разрешено… — сказала Роуз. «Потому-то это так весело, — хотела добавить шкодливая часть ее. — Ох, ну ладно. Но думаю, нам понадобится что-нибудь блестящее». — Она задумчиво огляделась. Длинная и узкая спальня была расположена на чердаке старого дома. Здесь было чисто, но ничего блестящего не наблюдалось. Девочки с трудом умудрялись ходить между узкими кроватями с серыми одеялами; откуда тут взяться месту для полированной мебели?

Мэйзи тоже окинула взглядом комнату, вытягивая шею, чтобы заглянуть в уголки.

— Мои ботинки блестят! — предложила она.

Роуз хотела сказать, что быть такого не может, но вдруг поняла, что Мэйзи права. Вся обувь девочек делалась и чинилась руками мальчиков из приюта Святого Бартоломью за забором. В то время как девочки занимались стиркой, мальчики работали в башмачной мастерской, чтобы научиться полезному ремеслу. Ботиночки Мэйзи только что вернулись из починки и были начищены до блеска, несмотря на то, что чинили их много раз и от первоначального ботинка уже совсем ничего не осталось. Если можно делать картинки на ванне, почему не на ботинке?

Девочки устроились, прижавшись друг к другу под одеялом Роуз, и уставились на отполированный ботинок.

— Даже если получится, картинка будет меньше, — предупредила Роуз.

— Ну и что. — Мэйзи не сводила глаз с ботинка. — Я хочу увидеть, что было дальше.

— Этого не было на самом деле… — напомнила ей Роуз. — Это просто история, которую я сочиняю, понимаешь?

— Да, да, — раздраженно отмахнулась от нее Мэйзи, не слушая. — Покажи!

Прошло немало времени с тех пор, как Мэйзи уснула, вся в слезах, огорченная мерцающим изображением себя самой, бегающей по парку в поисках мамы, а другие девочки, шумно болтая, вошли в спальню и улеглись в постели, но Роуз лежала без сна.

Она же все выдумала? Почему-то все это казалось правдой. «А что, если я стала провидицей?» — беспокоилась Роуз. Она не верила в провидиц. Разумеется, она все придумала — потому что вставила в рассказ розовое пальто, которое видела из окна на тех девочках. Но если это неправда, отчего Мэйзи так расстроилась? Отчего поверила больше, чем всем другим историям Роуз? «Картинки, — сказала себе Роуз. — Из-за них вся история казалась правдой. И я тоже хотела в нее поверить. Больше не буду так делать».

Рядом с ней Мэйзи все еще всхлипывала во сне, ее худенькие плечи вздрагивали, словно она видела это снова: потерявшийся ребенок — будто бы сама Мейзи — бежит вокруг сверкающего фонтана за своим корабликом, а затем оборачивается и видит вокруг только чужих людей.

Роуз не знала, как у нее это получилось. Когда рассказывала истории, никаких картинок не возникало — до сегодняшнего дня. Вроде бы все было как всегда, что же изменилось? Нельзя допустить, чтобы это случилось еще раз. Слишком ярко. Роуз была уверена, что все выдумала, — или почти уверена, но для Мэйзи это стало правдой. Она запомнит эту сцену на всю жизнь.

«Хотя, — подумала Роуз, наконец закрывая глаза, — если бы это было правдой, кораблик хранился бы у мисс Локвуд вместе с другими Реликвиями…» Значит, это выдумка. Это просто рассказ. Вот только ее рассказы никогда раньше не пугали ее саму.

Глава 2

Когда Роуз проснулась, ей было не так холодно, как обычно — в спальне всегда царил холод, кроме пары недель летом, когда стояла невыносимая жара. Она не могла сообразить, в чем дело, пока Мэйзи снова не пошевелилась у нее под боком и Роуз не поняла, что именно это ее и разбудило.

Ботиночки Мэйзи были под ее кроватью, куда Роуз аккуратно поставила их вечером. Она недоверчиво взглянула на них, опасаясь, как бы картинки не появились снова. «Наверное, придется избегать всего блестящего, — подумала Роуз. — От меня как горничной не будет никакого толку».

— Расскажешь историю еще раз? — Мэйзи приподнялась на локте и пристально смотрела на нее.

Роуз резко села, и одеяла свалились на пол.

— Нет! — Роуз вздрогнула и потянулась за ними, чтобы вернуть ночное тепло. — Конечно нет!

— Но почему? — начала умолять Мэйзи. — У тебя так здорово получается. Больше никто не умеет делать картинки, Роуз, это так красиво.

— Но ты же плакала, — напомнила ей Роуз, нахмурившись. — Плакала полночи.

Мэйзи пожала плечами.

— Это не значит, что мне не понравилось, — объяснила она так, как будто Роуз совсем дурочка, и вздохнула. — Наверное, сейчас уже нет времени, скоро все проснутся. Но было так чудесно. Мне и сон об этом приснился.

По понедельникам в приюте устраивали стирку, и Роуз все утро работала за себя и за Мэйзи. Казалось, что Мэйзи все еще спит — она засунула в гладильный каток собственную юбку. Хорошо, что Роуз заметила, после чего велела подруге спрятаться за большим медным котлом и сортировать чулки, пока не покалечилась. Следующие две недели все девочки в приюте носили разные чулки, однако случилось так, что Роуз это не коснулось.

Утро еще не закончилось, когда по прачечной пробежал заинтересованный шепоток. В дверях появилась мисс Локвуд вместе с незнакомой леди. Сотня девочек встала на цыпочки, притворяясь, что продолжают работать. Посетители были редкостью, и даже когда они всего лишь осматривали приют, это было целым событием. Одна из младших девочек, четырехлетняя Лили, от волнения свалилась в чан с бельем, и ее пришлось вытаскивать и прятать под кучей простыней, но она все не переставала хихикать.

— Как думаешь, это инспекция? — прошептал кто-то рядом с Роуз.

— Нет, никто не говорил, что будет инспекция. Перед инспекцией всегда заставляют надеть чистые передники, — заметила девочка постарше.

— Может быть, это благотворительница? — пропищала Мэйзи из-за котла. Эта мысль привела всех в восторг, поскольку предыдущая благотворительница подарила девочкам три букета шелковых роз и лошадку-качалку, которая обитала теперь в классной комнате. Кататься на ней разрешалось только самым маленьким, но гордились ею все — ее назвали Альбертом, в честь короля. Розы же таинственным образом исчезли.

— У нее чудесное платье. Черное, и шляпка с бархатными вставками.

— Если она в черном, значит, не благотворительница, значит, она делает Добрые Дела. Те, что в черном, всегда делают Добрые Дела. Хотя шляпки у них обычно поскромнее…

Шепот прекращался по мере того, как мисс Локвуд и неизвестная посетительница медленно шагали через прачечную. Все старались изображать бурную деятельность и одновременно прислушивались к их разговору.