— Она самая, — пробормотал Джерри с набитым ртом. — Ужасная женщина. Лучше не переходить ей дорогу, голубушка. Держись от нее подальше.
Лотти кивнула. Ей и самой не хотелось встречаться с той чародейкой. Но ее очень встревожило, что та ее помнит. И не просто помнит, а упоминает ее в разговорах. Даже, может быть, что-то против нее замышляет. Лотти зябко поежилась. Дядя Джек по-прежнему был необычно угрюм и молчалив и явно не собирался обсуждать эту тему.
— Я ничего ей не сделала. Просто не дала ей себя заколдовать, — умоляюще проговорила Лотти. — Не знаю, за что она меня так ненавидит…
Дядя Джек приобнял ее за плечи:
— Ты здесь ни при чем, Лотти. Все началось задолго до твоего рождения. Не переживай.
«Что началось задолго до моего рождения?» — с досадой подумала Лотти. Иногда дядя Джек обращался с ней так, словно ей было пять лет. Он говорит, чтобы она не переживала. А как после такого не переживать?!
Софи потянулась, зевнула и аккуратно спрыгнула с подушки.
— Хорошо поспала, — объявила она. — Я что-нибудь пропустила? Эти мыши действительно интересные? Может быть, они полосатые? Или в горошек? — Она пренебрежительно фыркнула.
Джерри учтиво ей поклонился и шаркнул лапкой:
— Боюсь, я не мышь. — Он с нежностью взглянул на свое толстое брюшко. — Из меня получилось бы целых три мыши, а то и три с половиной. А вы ждали мышей? Я попал не туда? — Он с беспокойством пригладил лапой усы и виновато взглянул на дядю Джека.
— Вероятно… Я заказывал редких мышей, русских голубых. Но если вы захотите остаться, мы будем рады. Мы специализируемся на мышах, но я с удовольствием воспользуюсь случаем познакомиться с хомяком. — Дядя Джек и Джерри вновь поклонились друг другу, и Лотти подумала, что теперь обитателям дядиного магазина придется учиться хорошим манерам, чтобы соответствовать высоким стандартам Джерри.
Чтобы не мешать дяде Джеку и Джерри вести вежливую беседу, Лотти ушла к себе в комнату, поманив за собой Софи. Такса жила в магазине уже довольно давно — дядя купил ее несколько лет назад в подарок жене. Когда его жена умерла, Софи наверняка тосковала, ей было грустно и одиноко. Возможно, поэтому она с такой готовностью согласилась стать Лоттиным фамильяром. Лотти подумала, что, может быть, Софи знает, о чем умалчивает дядя Джек.
— Что случилось? — спросила Софи, когда они с Лотти уселись на Лоттину кровать. Она с надеждой принюхалась. — Погоди. У тебя же еще остались конфеты? Я чую запах шоколада. И засахаренных фиалок. — Она многозначительно посмотрела на тумбочку у кровати.
Лотти достала коробку конфет, дала Софи одну штучку и стала ждать, пока та доест все до конца и оближет усы, чтобы не пропало ни капельки шоколада. Она знала, что, когда Софи ест, разговаривать с ней бесполезно.
— Да! Французский шоколад. Лучший в мире. — Софи блаженно зажмурилась, потом открыла глаза и вопросительно посмотрела на Лотти. — Так о чем ты хотела спросить?
— Ее хочет обидеть ужасная тетка! — Мышонок Фред высунул розовый нос из рукава Лоттиной школьной кофты, и Лотти вздрогнула от неожиданности. Она совершенно о нем забыла. — А мне дашь одну конфетку? — спросил он, с надеждой глядя на коробку шоколадных конфет.
Лотти вздохнула и выдала ему конфету, и еще одну — Софи, потому что у той был очень грустный вид.
Наверное, и хорошо, что здешние звери так любят сладкое: Лоттина мама чувствовала себя виноватой за то, что уехала и бросила дочку, и поэтому чуть ли не через день слала Лотти подарки и шоколад. Если бы Лотти ела все эти конфеты одна, она бы уже не проходила в дверь.
— Что за ужасная тетка? — спросила Софи.
— Кафтунья, — пробормотал Фред с полным ртом шоколада. Конфета была размером с его голову, и он при всем желании не смог бы съесть ее сразу. Приходилось откусывать по кусочку, зато и хватало на дольше.
— Прошу прощения? — холодно проговорила Софи. Будучи Лоттиным фамильяром и ее же любимицей, такса не упускала случая подчеркнуть свое положение и показать мышам, кто здесь главный.
— Кылатунья! Чавотейка! Злая ветима! Шмпроси Лотти! — пробубнил Фред, вгрызаясь в конфету.
— Чародейка, — тихо проговорила Лотти. — Колдунья.
Софи моргнула.
— Та, которая приходила к нам в магазин? — резко спросила она, и Лотти кивнула.
— Джерри, этот новый хомяк видел, как она покупала собак. Двух салюки. Кажется, так он сказал. Салюки. Ты знаешь, что это за порода? — Лотти совершенно не представляла, как выглядят салюки.
Софи приосанилась и села прямее, как будто хотела казаться выше.
— Скверные, злые иностранные псы, — прошипела она.
— Ты сама иностранка, — заметил Фред.
— Я француженка, — холодно отозвалась Софи. Она явно считала, что это все объясняет.
— Я так и думала, что они не отсюда, — сказала Лотти. — Я никогда раньше о них не слышала. А из какой они страны?
— Из Египта, — раздраженно пробормотала Софи. — Считается, что это древнейшая порода в мире. Царственные псы фараонов. Чушь собачья. Они бешеные как хорьки. И тощие как глисты!
— Ясно. — Лотти заметила, что усы Софи дрожат от злости. — А они… они крупные?
— Может быть! — рявкнула Софи. — Может быть, чуть крупнее меня. Но не намного! — добавила она, сердито сверкая глазами.
— Конечно нет, — согласилась Лотти. Софи так разъярилась, что перестала контролировать свои мысли, и на стене Лоттиной спальни возникло мерцающее изображение салюки. Это была красивая собака, золотисто-коричневая, с длинной, как будто струящейся шерстью и острым носом. Похожая на очень изящную аристократичную борзую. Вид у нее был совершенно безумный, но Лотти знала, в чем тут причина: картинка шла из головы Софи. Теперь Лотти стало понятно, почему салюки так бесят таксу. У них очень длинные ноги.
Салюки унеслась вдаль, мимо Лоттиных розовых занавесок в горошек, и Софи сердито фыркнула:
— Значит, она завела себе двух бесноватых собак. Прекрасно!
Лотти задумчиво посмотрела на таксу:
— Софи, ты что-нибудь знаешь об этой колдунье? Ты встречалась с ней раньше? Дядя Джек ее знает, но ничего мне не рассказывает.
Софи удивленно взглянула на Лотти, тут же забыв о салюки:
— Нет! Он ничего не говорил… И раньше я с ней не встречалась. Я ее видела в первый раз, когда она приходила к нам в магазин. Я знаю только, что она злая. Это сразу понятно. От нее так и веяло злом. — Софи зябко поежилась.
— Он сказал, что все началось задолго до моего рождения. — Лотти оглядела свою комнату, симпатичные занавески на окнах, покрывало в горошек, зеркало в розовой резной раме с фигурками фей. Она ужасно жалела, что совершенно не помнит, как жила здесь совсем маленькой, с мамой и папой. Когда папа и дядя Джек вместе владели зоомагазином. Но потом папа умер, и мама переехала в другой город. Ей было трудно жить в доме, где все напоминало о папе. Мама так и не поняла, что это волшебный зоомагазин, и даже не подозревала о Лоттиных магических способностях. Лотти не знала, сможет ли она когда-нибудь рассказать маме о магии. То есть рассказать можно, но мама ей не поверит. Она вообще не верит в волшебство.
Лотти тяжело вздохнула. Ей хотелось бы больше знать и о собственном папе. Он был словно смутная тень: папа, которого она совершенно не помнила и воображала себе только по нескольким фотографиям, что хранились у мамы. Дядя Джек дал ей фотоальбом, где было много папиных снимков, которых Лотти не видела раньше. Там была фотография, где совсем маленькие Лотти с Дэнни плещутся в лягушатнике в каком-то бассейне, а папа и дядя Джек смотрят на них и смеются. Они так похожи на этом снимке, папа и дядя Джек. Лотти очень старалась вспомнить тот день в бассейне, но, конечно, она ничего не помнила. Ей тогда было года два, не больше. Она спросила у Дэнни, помнит ли он, но он лишь скривился чуть ли не с отвращением и пригрозил, что, если она хоть кому-то покажет эту фотографию, он выльет ей на голову банку патоки.
Здесь, в Нитербридже, в доме, где раньше жил папа, Лотти чувствовала себя ближе к нему. В этом месте, которое он любил. И дядя Джек — вылитый папа, только старше и с проблеском седины в волосах, — ведь с тех пор как была сделана та фотография, прошло уже восемь лет. Лотти очень хотелось больше узнать о папе, но дядя Джек почти ничего ей не рассказывал. Он с удовольствием смотрел альбом вместе с ней и говорил, какой она была славной малышкой, но, когда Лотти спрашивала о папе, о его магии или об экспедиции, из которой он не вернулся, дядя Джек тут же уводил разговор в сторону и вдруг вспоминал, что ему надо срочно отправить заказ. Лотти уговаривала себя, что дяде Джеку тоже очень тяжело, ведь ее папа был его младшим братом. Но она все равно не понимала, зачем такая секретность.
Когда мама в последний раз приезжала в Нитербридж на выходные, Лотти заставила ее рассказать о папе. И в тот раз мама сказала гораздо больше, чем за все последние восемь лет. Лотти до сих пор чувствовала себя чуточку виноватой, потому что от этих воспоминаний мама ужасно расстроилась. И все же девочка не жалела, что завела тот разговор. Ведь мама почти никогда не говорила о папе, а Лотти считала, что она вправе знать.