Сначала я больше ничего и не видела.

А потом различила бегущую по песку фигуру: распущенные волосы, блестящая спина, женские ягодицы.

Возможно, звенел и колокольчик, но море поглотило этот звук. А вскоре единственными светлыми пятнами перед моими глазами остались барашки волн.

В первый момент я подумала, что если бы поймала ее, ухватив за волосы или за руку или подставив подножку, как действуют грубияны, вышедшие на поиск сокровища, то я бы выиграла это состязание (с женщиной японца или с кем-то еще) и смогла бы положить в кошелек кругленькую сумму. Но я никогда не участвовала в этих мерзостных постановках и никогда не бывала на аренах.

А потом меня посетила новая мысль: точно ли это пляжное сокровище связано с шагами, которые я слышала? Теперь мне это вовсе не казалось очевидным. Увидеть сокровище на пляже, тем более ночью, — не такая уж и редкость. Многие там скрываются.

Я уже собиралась покинуть свой наблюдательный пост, когда появилась другая фигура.

Она не бежала. И если и являлась сокровищем, то только для самой себя. Дыхание ветра превращало в крылья ее ночную рубашку и шаль. Лица мне было не видно, только ночной колпак, но очертания тела не оставляли места для сомнений.

Я не знаю, сколько времени она простояла там лицом к морю — я отошла от окна раньше. А когда я поднялась на мансардный этаж, то, вместо того чтобы вернуться к себе, я подошла к последней спальне, тихонько постучала и, не получив ответа, заглянула внутрь.

Постель Мэри Брэддок была пуста.

7

«Добрые люди кричат по утрам, злодеи — по ночам», — говаривал мой отец.

Я не знаю, к какой категории отнести моего пациента, но когда я к нему поднималась в то утро, его энергичный ликующий голос был слышен даже на лестнице.

— Поместите меня лицом к двери, но чтобы места в комнате было достаточно для всех!.. Ах, мисс Мак-Кари, вы здесь! Вы как раз вовремя!

Мне, разумеется, не пришло в голову выспрашивать, как он догадался о моем появлении, притом что коридор был устлан ковром, а в его комнате стоял такой шум, что услышать меня мой пациент решительно не мог.

Мистер Уидон и Джимми Пиггот напоминали рабов египетского фараона: оба они склонились, ухватившись за кресло по бокам, и поворачивали этот трон к двери, а мистер Икс восседал сверху. Джимми снял пиджак и двигался без видимых усилий; Уидон тяжело отдувался.

Когда мистер Икс посчитал, что кресло установлено правильно, он переключился на стулья. Их требовалось как минимум восемь. Расположить их следовало полукругом вокруг свободной площадки: там разместили столик, сверху положили экземпляр «Приключений Алисы в Стране чудес». И кое-что еще.

Это были настольные часы с белым искривленным корпусом. Поначалу я не могла понять, откуда их принесли, но они мне «послышались» — вот самое уместное слово — очень знакомыми.

— Благодарю вас, джентльмены, — изрек мистер Икс. — Пепельницы расставлены? А жаровня? Вы же знаете, камин не работает… А теперь, если вас не затруднит, оставьте меня на несколько минут с моей медсестрой. И обязательно предупредите, когда придут посетители.

— Мистер Икс, часы я поставил, — сообщил Джимми, закрывая дверь.

Я подвела моего пациента к кровати, чтобы обтереть и высушить. После этой процедуры мистер Икс попросил одеть его в единственный костюм (мальчикового размера) и обуть в ботинки, а затем вернулся в кресло. Наряженный подобным образом, он походил на главаря преступного клана верхом на троне.

Его двухцветные глаза сияли.

— Мисс Мак-Кари, психиатры будут здесь с минуты на минуту. Выслушайте меня со вниманием: мистеру Оуэну известно только, что его преподобие нуждается в ментальном театре; больше он ничего не знает, не знает и правды об Убийце Нищих. И хотя мы с его преподобием намерены изложить главную часть истории, вам, определенно, тоже будут задавать вопросы. Будьте к этому готовы и отвечайте с вашей обычной искренностью.

— Договорились, сэр. Что-нибудь еще?

Мистер Икс помолчал, кривя свои тонкие губы. Он был взбудоражен.

— Я знаю, что вы до сих пор чувствуете вину, несмотря на мои регулярные попытки избавить вас от этой идеи. Ну что ж, наконец настал момент, чтобы вы поговорили о своем грузе. Ничего не утаивайте. Если вам будет стыдно — тем лучше. Если заплачете — это будет еще лучше. Дело крайне серьезное, так что нелишне будет послушать женский плач. Слушая, как плачет женщина, люди склонны придавать больше значения всему остальному.

— Да, сэр.

— Великолепно, — определил мистер Икс. — Ваш тон, когда вы пропускаете все входящее через себя, будет как нельзя кстати. И не забудьте упомянуть о наслаждении, которое вы почувствовали…

— Замолчите, — взмолилась я.

— Вот оно! Вот он, ключ ко всему! — ликовал этот невозможный человек. — Ваша злость. Пришел момент говорить со всей злостью… До сих пор вы предпочитали молчать, что кажется мне глупостью, но время молчания миновало — я ясно выражаюсь?

Моим ответом было молчание.

Я отошла от него подальше и посмотрела в окно.

— Мисс Мак-Кари?

Тучи закрыли небо настолько, что невозможно было определить, где сейчас солнце, то самое солнце, на которое охваченный писательской манией Дойл указал — вжжжик! — своей тростью. Море было серое и мутноватое, как старческий рассудок. Признаков жизни нигде не наблюдалось. Я отметила, что лето стремительно уходит, как то сокровище, что я видела ночью, — а вместе с ним и свет.

Огонь останется только в театрах.

Лето нам выпало странное и жуткое, но мне по крайней мере служили утешением его бесконечные закаты. Теперь к моей тоске будет добавляться и угасание природы. Я с детства привычна к песку и к морю, самые ранние мои воспоминания связаны с солнцем, поэтому осень для меня — с каждым годом все отчетливее — напоминает визитную карточку смерти.

Воспоминание о ночном приключении навело меня на мысль о Мэри Брэддок. Что за одинокая прогулка посреди ночи? Неужели Мэри, как и я, охвачена внутренней болью, крадущей ее сон? Неужели она тоже заботится о своем мистере Икс?

— Почему бы вам самому не поговорить с этими докторами? — Я все еще смотрела в окно.

— Мисс Мак-Кари… — Мистер Икс воспользовался своей особенной паузой, чтобы набраться терпения. — Я ведь объяснил, что тоже буду говорить. Что вам непонятно?

— Мне все понятно. — На этой фразе я — что поделаешь — слегка повысила голос. Внутри меня бушевала буря. По сравнению с ней слова мои были как шепот, обращенный к малышу. — В этом-то и проблема: всякий раз, когда вы объясняете что-то, я понимаю ВСЁ!

— Теперь уже я не понимаю ничего.

— Ах, неужели? Так позвольте сказать вам следующее: вот уже несколько недель, как вы ничего не понимаете про меня! Вот в чем главнейшая из проблем!

— Что я должен понять?

— Я не буду вам объяснять! В этом вторая проблема! Просто разговаривайте с докторами сами.

Я уже писала, что одно из достоинств работы с мистером Икс — это что можно не заботиться о выражении своего лица, чем я сейчас и воспользовалась.

— Вам нужна моя искренность? Начинайте первый!

— Мисс Мак-Кари…

Я не дала ему договорить:

— Я готова это сносить от других! Объятья, жалость, фразу «Энн, то была не ты»… Я могу вынести, когда на меня смотрят и как будто приговаривают: «Ах Энни, ну конечно, мы знаем, что ты не преступница!.. Это было… неудачное стечение обстоятельств и еще немножко гипноза!.. Такое несчастье, такое несчастье!» Я могу вынести, что все, от Понсонби до последней служанки, не исключая и медсестер, все обходятся со мной с осторожностью, а про себя думают: «Сюда идет Энн, внимание… Да, она ударила пациента ножом, но она была под гипнозом… Просто-напросто под гипнозом!» Все это я могу выносить…

— Думаю, мы потеряем меньше времени, если вы сообщите, чего выносить не можете, — бесцветным голосом заметил мистер Икс. Я окончательно вышла из себя.

— Вы обходитесь со мной точно так же! Просите поговорить о том, что я сделала, — тогда говорите первый!.. Скажите мне, что я сделала на самом деле! — И тут вместо меня заговорил мой плач. Ведь плач может подхватить и повлечь, так что ты сама превращаешься в гигантскую слезу и барахтаешься в ней, как было описано в «Приключениях Алисы в Стране чудес». — Простите! Я плачу над вашим… проклятым ковром!.. Скажите наконец, что я пыталась вас убить преднамеренно!..

— Вы пытались меня убить преднамеренно. — Голос мистера Икс был четок и прозрачен.

— И… что я не была «под гипнозом»! Что это был не лунатизм!

— Вы не были под гипнозом, и это был не лунатизм.

— Я отдавала себе отчет во всех своих действиях! Это не было похоже на кошмары мистера Кэрролла, которыми вы так интересуетесь! Это было наяву! Я держала в руке нож и хотела в вас его всадить тысячу раз! И знаете, что еще? Я до сих пор вижу во сне, что я это делаю, а когда просыпаюсь… рот мой полон слюны! — Я заточила лицо в тюрьму своих ладоней, закрыла ставни, чтобы никто не мог меня увидеть, даже я сама. — И это не кошмар!.. В этих снах я не чувствую ни тоски, ни страха! Как не чувствовала и тогда!.. Я чувствую… чувствую…

— Наслаждение, — сказал мистер Икс.

Сказал без всякого выражения и оставил меня рыдать. Таков был способ мистера Икс, так он успокаивал женщину: позволял ей тратить слезы, пока не истощится запас энергии. И на этот раз тоже сработало.

— Да, это была я, — сказала я, вытирая глаза платком. — Это была я. И я ощутила наслаждение.

И только когда мистер Икс снова заговорил, я поняла, что он добился своей цели.

Он хотел, чтобы я наконец выплеснула свои чувства, и он воспользовался предлогом: беседа с психиатрами. И у него получилось. Теперь мистер Икс заговорил со мной очень мягко:

— Именно вы ударили меня ножом, и именно вы остановились, когда я попросил вас перестать. Именно вы почувствовали абсолютное наслаждение, и именно вы теперь плачете, вспоминая об этом. Человек, преподававший математику, — тот же самый человек, что написал абсурдные сказки. Мы всегда остаемся собой, но нас самих внутри нас самих много, мисс Мак-Кари. Вы наконец-то познакомились внутри себя с кем-то, кто не так хорош, как вы. Что ж, в добрый час: многие покидают здание своего тела, так и не познакомившись со всеми обитателями.

Конец ознакомительного фрагмента