— У тебя на лице какое-то идиотское выражение, — объяснил он.

Не моргнув глазом, я выдумал для него историю, но сначала предупредил:

— Только никому не рассказывай. Ты должен сохранить все в секрете, а то, если жена узнает, она отправит меня на небеса… Со мной произошла самая обычная история — у меня появилась любовница.

Свою воображаемую возлюбленную я наделил чертами, которые такому неандертальцу, как Ликург, кажутся идеальными. Я обрисовал ему одну из тех девушек, что сами платят за напитки в баре и, дабы не рисковать твоей репутацией, отвозят тебя на отцовской машине в мотель. Они не могут случайно забеременеть, поскольку пользуются сверхнадежными контрацептивами. А если те подводят, они делают аборт, не говоря тебе ни слова. Такая понятливая волшебница никогда не вынудит тебя бросить жену, потому что испытывает мистическое уважение перед семейным очагом. Эти добродетели дополняются подчеркнутой деликатностью, которая заставляет девушку держаться на периферии твоей жизни, быть всегда к твоим услугам и покорно ждать звонка.

Ликург залпом проглотил легенду о Музе, обнаружив сказочную наивность. Он даже не потребовал от меня рассказать, кто она. Дело в том, что он уважал рыцарские законы, согласно которым кавалер должен охранять честь дамы сердца. Вместе с тем, Ликург явно питал надежды выяснить из собственных источников, кто такая эта Муза. Вызов был настоящим искушением, поскольку я дал понять, что это девушка из моего ближайшего окружения, бабочка, притаившаяся в моем саду.

Мне доставляло удовольствие подпитывать его зависть и любопытство. Бывало, я заходил к нему в офис и, переводя дыхание, рассказывал:

— Не понимаю, как не умер от приступа. Провел весь день в мотеле в сорокоградусной жаре, да еще с миллионом градусов внутри.

— Я знал одного типа, у которого так случилось обезвоживание. Из комнаты его вынесли на носилках. Разве ты не знаешь, что в тропическом климате лучше всего заниматься любовью ночью?

— Понимаешь, родители Музы постоянно следят за ней. Она не может позволить себе остаться в мотеле на ночь.

— Не рассказывай сказки. Ни за что не поверю, что твоя Муза — девочка из приличной семьи.

— Зависит от того, что для тебя значит приличная семья.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — объяснил он, хотя я все прекрасно понял. В снобизме Ликург превосходил рождественского гуся.

— По твоей шкале эта девочка категории А.

— Категории А? Там самые бесшабашные, — осудил Ликург, и позеленел, словно завистливый гном.

— Ошибаешься. На такой девочке ты женился бы не раздумывая, — возразил я.

— Жениться на твоих объедках? Эта Муза, должно быть, совсем распутная.

— Еще какая путная, я тебя уверяю.

— Давай начистоту. Ничего не скажу, если признаешься, что она подержанная. Какой у нее пробег? — спросил Ликург.

— Я не вру, новее не бывает. А сейчас давай сменим тему. Больше ни слова о ней.

— Утаиваешь от меня секреты? Разве я тебе не друг?

— Именно потому, что ты мой друг, не хочу говорить. Представь, что завтра я брошу Талию и женюсь на Музе. Мне не хотелось бы венчаться с девушкой, вся подноготная которой известна моим друзьям.

Разразившись таким признанием, я поднялся со стула, сделал глупое замечание по поводу погоды и сменил тему разговора.

Спустя несколько месяцев я раскаялся, что рассказал Ликургу о Музе. Случилось так, что за это время мой воображаемый роман превратился в настоящий, а выдумки стали правдой. Этот поворот событий заставил меня опасаться, что Ликург догадается, кто такая Муза на самом деле. Какая нелепость! Я сам побудил его раскрыть тайну, которая со дня на день может обернуться для меня катастрофой. Однако в тот день будущее предугадать было невозможно.

И без того дурное настроение окончательно отравил день рождения. Он свалился на меня как свинцовая гиря. Избежать торжества было невозможно. Все мои попытки забыть об этом дне провалились. Талия день за днем напоминала об именинах  [День рождения главного героя, которого зовут Хонас, приходится на день памяти библейского пророка Ионы (в католической традиции — 21 или 22 сентября). На испанском языке имя героя полностью совпадает по написанию с именем этого пророка. В названии книги содержится отсылка к ветхозаветным событиям, связанным с пребыванием пророка Ионы во чреве кита. — Здесь и далее примеч. пер.]. Мне хотелось попросить у времени амнистию, чтобы в ближайшие десять лет к моему возрасту не прибавляли ни года. Но в какое министерство направить прошение? Поскольку ответственного за течение времени не существует, мне остается лишь смириться или прибегнуть к какой-нибудь хитрости. Например, одна киноактриса, которой исполнилось пятьдесят два года, в ответ на вопрос о ее возрасте сказала: «Мне сорок двенадцать лет». Последую ее примеру. Буду говорить, что мне исполнилось «двадцать четырнадцать» или «десять двадцать четыре», или «ноль тридцать четыре» года. Может быть, изящнее признаться, что мне исполнилось тысяча минус девятьсот шестьдесят шесть лет? Или представить свой возраст в виде логарифма?

Праздные размышления о времени угнетали меня часами. Глупые мысли. Псевдоинтеллектуальная смесь под соусом из Эйнштейна и Ницше. Вокруг меня царил беспорядок. Но я не обращал внимания на хаос. По дороге в лицей моя машина заглохла на оживленном проспекте Каньото. Образовалась пробка. Я оставил автомобиль и продолжил путь пешком. Опоздав на занятие, я безучастно и сухо продиктовал урок. Хорошо, что никто в лицее не подозревал о моем дне рождения. Худшим, что я мог сегодня услышать, было бы: «Поздравляю».

Ликург заехал за мной под вечер. В это время я уже очнулся от апатии. Да и кто не вернулся бы к жизни? Миг, когда ученицы женского лицея покидают школу, чудесен. Двери открываются, и на улицу устремляются сотни девочек в белоснежной школьной форме, словно колышущиеся на воде лотосы, — они разбредаются, освещая все на своем пути, как будто каждая несет в руке зажженную свечу.

Ликург задумчиво сидел за рулем и не двигался. Его стопор был вызван не поэтическими фантазиями и не пробкой, а наслаждением от созерцания школьниц, невозможностью оторвать нахальный взгляд от их грудей, лобков, задов.

Ко мне подошла рыжеволосая Ракель, ученица выпускного класса.

— Учитель, я не дам вам исчезнуть, не поговорив со мной.

— Поговорим завтра.

— Завтра одноклассницы не дадут вам проходу, и я так и не поговорю с вами.

— Я найду для тебя время.

— Не будьте занудой. Выслушайте меня.

— Выкладывай быстро и по делу. Представь, что отправляешь телеграмму.

— Я провалила историю. Так?

— Так.

— Вам не кажется, что я заслуживаю второго шанса?

— Не заслуживаешь.

— Ради бога. Вы слишком жестоки.

— Я справедлив. Никому еще не ставил более заслуженную двойку, чем тебе. Ты даже не знаешь, кто открыл Америку.

— На контрольной я просто не могла вспомнить. И вообще, зачем спрашивать о таких далеких событиях? Кому интересно, что произошло пятьсот лет назад?

— Государство платит мне за то, чтобы я учил тебя этим глупостям.

— Я на самом деле все выучила, просто запуталась.

— Ты слишком часто все путаешь.

— Вы ошибаетесь. Обычно я уверена в себе, но когда передо мной энергичный и привлекательный мужчина, у меня дрожат коленки.

Конечно же, она меня подкупила таким ответом. Ликург посчитал своим долгом сунуть нос в это дело и заступиться за нее. В итоге я пообещал, что разрешу ей переписать контрольную.

Не успел улетучится запах дешевой туалетной воды Ракель, как Ликург выдвинул предположение:

— Мы только что говорили с Музой. Не так ли?

— Не говори глупостей, — ответил я.

Ликург не спешил заводить двигатель. Шумный поток машин двигался сбоку. Последние ученицы прощались со мной.

— Я не двинусь с места, пока не узнаю, кто Муза.

— Ты ищешь в неправильном месте. Поехали, давай.

— Подозреваю, что это Ирма, та, с феноменальной задницей.

— Это не она.

— Жанин, баскетболистка.

— Жанин лесбиянка, — ответил я и добавил оживленно: — Ликург, ты что, думаешь, я извращенец, который способен соблазнить невинную школьницу?

— Уверен, ты способен и не на такие гнусности.