— Подожди! — Лицо Мэнди стало серьезным. Вместе со своей тетрадью и цветными ручками она решительно потопала к скамейке, где все это разложила и достала сразу несколько разных цветов.

— Мэнди, пожалуйста, у нас билеты на определенное время и…

— Сейчас!

Мона догадалась, что такой тон малышка унаследовала от матери, потому что папа нервно вздрогнул. Если у ребенка творческий порыв, то взрослым оставалось только ждать, а Мона к тому же слишком устала, чтобы из-за чего-то раздражаться. Она бы простояла здесь еще несколько часов, возможно, в какой-то момент уснула бы, но ведь ей не впервой.

— Наклейки! — с неожиданной твердостью потребовал тонкий голосок, и отец дрожащей рукой подал юной леди полностью обклеенный альбом со стикерами, с которого сыпалось больше блесток, чем видели дискотеки в семидесятые. Мэнди с энтузиазмом украсила свое творение блестящими феями, цветами и звездами, после чего крикнула: — Готово!

Подпрыгивая, этот маленький ураган сунул под нос Моне листок бумаги. На нем оказалась женщина в синей куртке, черном платье, с черными волосами и зелеными глазами-пуговками. Рядом с ней значилось: «Бальшое сапсибо от Мэнди!» Остальная часть страницы ослепляла переливающимися на свету розовыми наклейками и пахла жевательной резинкой.

— Это так мило с твоей стороны, — с улыбкой прокомментировала рисунок Мона.

— Скоро еще увидимся! Тогда я еще что-нибудь для тебя сделаю! — взволнованно помахала рукой Мэнди. Отец воспользовался возможностью, поймал ее ладонь и потянул Мэнди в сторону дверей. Он тоже помахал, немного смущенно, одними губами произнес: «Извините», а потом они с Мэнди растворились в толпе людей.

Мона задумчиво рассматривала маленький шедевр. Таких подарков ей еще никогда не делали. Таких личных и искренних. К пальцам прилипли блестки от наклеек. Ее работу уже оценили, а ведь она только начала. И оказалось, приятно признавать свой колдовской дар. На вопрос, не ведьма ли она, Мона, как правило, рефлекторно реагировала громким «Нет».

Она аккуратно свернула рисунок и убрала в карман форменной куртки.

Эта работа все больше и больше казалась настоящей удачей.

Глава 5. Копролит, это дерьмо

Огромную площадь музея заполняло множество помещений. Среди стен и коридоров, закрытых для посетителей, располагались кабинеты, склады, а иногда и целые залы. Те, кто надеялся на сказочные сокровища и тайны, весьма вероятно, не будут разочарованы. Одна секция в настоящий момент была отдана под новую египетскую экспозицию, подготовка к которой длилась уже несколько месяцев.

Мона нервно ждала перед кабинетом профессора в надежде на секундный прилив смелости, который заставит ее наконец постучать в дверь. Она беспокойно раскачивалась вперед-назад, из-за чего ее туфли тихо скрипели на плитке. Этот человек решит, достаточно ли она компетентна, правильно ли выполняет свою работу. Не важно, насколько хорошие у нее установились отношения с оборотнем и вампиром, на их слова директору наплевать. Необходимо убедить в своей компетентности профессора, и от одной подобной мысли у нее начинало покалывать пальцы.

Сегодня второй рабочий день Моны, среда, — к ее удивлению, фараон уже находился в музее и, по крайней мере, пока обходился без ведьмы. Упакованный в деревянный ящик, закованный в цепи и защищенный древними антипроклятиями. Если бы все зависело от Моны, то так бы он и лежал. Зачем обязательно показывать эту мумию общественности, если намного безопаснее было бы просто утопить принца в какой-нибудь реке? Она тут же покачала головой над собственными трусливыми мыслями. Новые права нежити приносили пользу ей самой. Они долго боролись за эти законы, а поскольку никто не хотел ждать пробуждения египетского принца, его право на нежизнь просто связали с выставкой. Если он проснется, ведомство предоставит ему квартиру, а пока спит — весь музей. Который получит от этого наплыв посетителей. Так или иначе, следить за ним предстояло Моне.

С колотящимся от такой ответственности сердцем она подняла руку, чтобы постучать. Едва она коснулась дерева, как раздалось громкое «Вуииии», и дверь резко распахнулась.

Перед ней стоял низкий худощавый мужчина с растрепанными седыми волосами, напоминающими облако. Очевидно, он предпочитал носки обуви, а шорты с гавайским узором не сочетались с лабораторным халатом.

— Госпожа Носфератух! Какая радость! Я профессор доктор доктор Фридолин Копролит, но можешь называть меня профессор доктор доктор Фридолин!

Он протянул ей руку, которую Мона приняла с вопросительным звуком. Кости его пальцев казались очень хрупкими, послышался хруст, когда она осторожно их сжала.

— Профессор доктор доктор, — начала она, но ее тут же прервал звонкий смех старика. Продолжая хохотать, он хлопнул себя по бедру, которое тоже хрустнуло.

— Достаточно просто профессора! Здесь ведь больше никого нет с таким титулом, не так ли? Разве что вы будете настаивать на том, чтобы я называл вас полным именем. — С любопытством взглянув на нее, он вышел из комнаты и один раз обошел Мону по кругу. Она старалась подогнать свой готический образ под униформу, но от черных кожаных ботинок и легинсов с черепушками отказываться не собиралась.

— Нет-нет, Моны хватит. Просто Мона, — растерянно пробормотала она, следя за ним взглядом.

— Ну, тогда заходите, просто Мона!

Бодро хлопнув в ладоши, он в носках покатился по полу обратно в лабораторию. Опустив глаза вниз, Мона увидела голый большой палец, высунувшийся в дырку в носке. Выбитая из колеи, она перевела дыхание. Вряд ли он будет критиковать ее прикид.

Профессор Копролит должен был оценить не только способности Моны, но также проклятие и соответствующие артефакты. Немало реликвий древности осталось в пыльных коробках и безумно подписанных ящиках. На первый взгляд Мону не совсем успокаивала предполагаемая помощь старого ученого, пусть тот и казался крайне приятным человеком.

Едва переступив порог священных исследовательских залов, Мона почувствовала себя словно на съемочной площадке фильма. Как будто кто-то специально заказал реквизит, чтобы воссоздать максимально стереотипный музейный зал со скрипучими деревянными половицами, запахом пыли и сверкающими сокровищами в открытых ящиках.

Мона, как загипнотизированная, смотрела на лысину отполированного хрустального черепа, лежащего на большом столе в центре зала. Отсутствие волос объяснялось его состоянием, однако, как ни странно, над верхним рядом зубов обнаружились усы.

— Некоторые реликвии с призраками очень просты, — объяснял профессор. Он, как паук, на длинных худых ногах обошел вокруг стола и провел руками по волосам. Впрочем, после этого они все так же торчали во все стороны, словно сладкая вата, а его голова отражала свет ламп. Живые глаза напоминали Моне маленького насупленного ребенка, которому дали укусить лимон, его энергия в целом производила впечатление молодости. Однако, судя по морщинам, ему было далеко за шестьдесят.

Мона моргнула:

— Что?

— Ну, некоторые реликвии с призраками очень просты! — Копролит свистнул сквозь зубы и скользнул к ней по плиточному полу. Потом ткнул пальцем в хрустальный череп и энергично закивал: — Этот пел и пел, его практически невозможно было остановить. Крайне раздражающе, жутко странно, совершенно неуместно. По-мексикански. Собственно, он оттуда. Однако эти усы и… — он вытащил из-под стола сомбреро, — эта шляпа заставили его замолчать.

— И в чем заключалась его проблема?

— Ах, когда так долго разъезжаешь по Мексике…

Из хрустального предмета раздалось тихое пение:

— Ай-яй-яй-яй-яй…

— Э-э-э… — начала Мона.

— Этот череп поймал что-то в День мертвых. Такое, между прочим, может случиться с каждым из нас. Всегда очень важно думать о собственной защите. — Профессор опять возбужденно закрутился между своим рабочим столом и шкафом. Сбитая с толку происходящим, Мона еле поймала маленькую коробочку, которую бросил ей Копролит.

— Э-э-э… — от растерянности снова вырвалось у нее, после чего она вытащила из картонной упаковки один презерватив.

— Натяни его на голову, если когда-нибудь соберешься на этот фестиваль. С духами шутки плохи! — Он расхохотался и вновь закружил по залу.

— Не думаю, что это так работает, — вставила Мона.

Она провела в его лаборатории всего пару минут, а уже боролась с окончательным вердиктом относительно этого старого мужчины. «С чудинкой» казалось неподходящим определением, кроме того, оно ей не нравилось, большинство других людей назвали бы так и саму Мону. Возможно, «эксцентричный». Когда в своем диком танце между шкафами и коробками он проходил мимо особенно крупного ящика и похлопал по крышке, Мона сильно вздрогнула. Печати, цепи, это явно ящик для хранения саркофага — просто криво прислоненный к стене, прямо рядом со шваброй. Среди всей этой рухляди лежали ценные экспонаты, а профессор играл с ними как с хламом с барахолки.

Только что у Моны внутри все буквально горело, она боялась профессора и его решения, а теперь была не уверена, с кем вообще имеет дело.

Нервно озираясь по сторонам, она искала какой-то порядок в этом хаосе. Как ей учиться у него здесь? Ее взгляд задержался на маленьком открытом деревянном ящике, который стоял на большом рабочем столе, заваленном книгами, картами и документами. Он был заполнен древесной стружкой, а множество наклеек сообщали, что он много путешествовал. Мона вытянула шею, чтобы увидеть больше. Кажется, в ящике лежал золотой шар с иероглифами.