— К-как мило, что он так о тебе заботится, — откликнулся Бальтазар, и на этот раз ему абсолютно не понравился растроганный вздох на другом конце линии.

— Правда же? Кроме того, я не хочу, чтобы из-за меня он потерял работу. В любом случае его родители в восторге от того, что он так старается ради своих друзей, вот почему мы здесь.

Пока Мона говорила, Бальтазар слышал какой-то стук на заднем плане, как будто она что-то делала. Судя по приглушенным голосам и смеху, Бен и Влад тоже пришли в гости. Гложущее чувство недовольства заставило Бальтазара практически прорычать «мхм», и он почувствовал, что напрягся всем телом.

— Борис приготовил болоньезе, только с овощами, чтобы я тоже могла есть. Вампиры и сухой соевый фарш, ха! Чего только на свете не бывает. Я как раз варю макароны. Понятия не имела, что он так хорошо готовит. Его родители настаивают на твердой пище. Жесть, да? — До него донесся ее смех. — Сначала я занервничала, потому что не поняла, что он имеет в виду. Сильнее прикусывать, или что?

Бальтазар очень смутно представлял себе выражение лица Моны, когда она захихикала, — он редко заставал такие моменты, и это лишь усилило неприязнь.

— Хорошо звучит. Значит, ты окружена заботой, — выдавил он, скрипнув зубами.

— Да, тут хорошо, а главное, никогда не бывает тихо, и Борис меня отвлекает. Мы помогали остальным в саду и очень устали. Наверное, поэтому у меня такая слабость. Без понятия. Н-но я что-то заболталась, а у тебя как дела? — голос Моны поднялся примерно на октаву.

— Можно мне зайти к тебе после работы? — выпалил Бальтазар, хотя изначально намеревался ответить по-другому.

— Эм…

— Нам еще нужно поговорить о Носдорфе, а я все равно планировал заканчивать… в смысле, рабочий день, здесь сегодня мало дел. — Это было не «Мне хочется тебя увидеть и провести с тобой вечер», которое он собирался сказать, однако Бальтазар боялся снова выбить ее из колеи своими желаниями. Недовольный, он глубже опустился на диване. После этого дня, но, прежде всего, после этого разговора короткий рабочий день будет очень кстати.

— К-конечно. — от неуверенности в ее тоне у него на мгновение сжалось горло.

— Хорошо. До вечера, милая.

— Эм, да. Конечно. Д-до скорого!

Завершив вызов, Бальтазар бросил смартфон на подушку рядом с собой и уставился в потолок. Хотелось верить, что она не считала его совершенно неспособным нормально общаться или грубым. Не надо было просто обрывать разговор, но еще одно слово о Борисе — и он бы взорвался.

— Вот черт! — громко вырвалось у него, и в тот же момент дверь в его кабинет распахнулась.

— М-м, а это сегодня определенно самое любезное приветствие из всех, — хохотнув, заявил Филлип. Коллега Бальтазара стоял в дверях и светился, глядя на него.

— Все так плохо? — пробормотал Бальтазар скорее в утвердительной форме, чем в вопросительной, и жестом пригласил друга подойти ближе. В комнате стало заметно светлее, когда Филлип вошел и закрыл за собой дверь. Головы у него не было, зато была кое-как парящая над воротником рубашки лампочка, которая сияла тавматургическим [Тавматургия — общее название фокусников, а также искусства магии и чудес в Древней Греции. (Здесь и далее прим. пер.)] светом. Внутри нее ярким сине-зеленым цветом мерцал маленький блестящий череп, который затмил бы собой любой диско-шар.

Из века в век демон-акефал придумывал что-нибудь новенькое, потому что его настоящее лицо находилось у него на животе.

Обычно он носил вместо черепа резную тыкву, а вскоре после Хеллоуина иногда переключался на рождественские гирлянды, так что лампочка Бальтазара сильно удивила.

— Потрясно, да? — спросил Филлип, явно заметив его взгляд. — Изготовлена по специальному заказу, высвечивает даже тавматургические следы, которые оставили несколько недель назад.

— Настоящий кошмар для твоей спальни.

Филлип, вероятно, изменился в лице, по крайней мере, складки на его рубашке немного сместились, когда он пролепетал:

— О-об этом я совсем не подумал…

— А может, дамы оценят. Уверен, ни в одной другой спальне не высветится столько безобразия. Это правда произведет эффект.

— Пф-ф, у меня есть домработница!

— И как часто она приходит убираться?

— Достаточно часто, если ты понимаешь, о чем я…

Бальтазар закатил глаза, а Филлип нахально усмехнулся.

Демонический друг Бальтазара казался его полной противоположностью, и тем не менее… кроме Моны, никто не был ему так близок.

Демоны-акефалы — это безголовые создания подземного мира, которые упоминались в очень многих мифологиях и относились к восставшим мертвецам. Своего рода нежить, ставшая бесом. Как и почти всех ему подобных, Филлипа тоже когда-то обезглавили, однако в его случае несправедливо. Во всяком случае, так считал Бальтазар. Связанное с этим приключение фактически сделало этих двоих друзьями. Что нехарактерно для невиновного, Филлип решил остаться бесом и после непродолжительного периода адаптации к новой форме существования с невиданным усердием приступил к службе под руководством лорда Баала. Ладно, став душой на небесах или тем более неконтролируемо переродившись, он вряд ли смог бы предаваться своей страсти. А для этого голова ему была не нужна — зато демонические силы весьма кстати, когда полностью отдаешься похоти. В конце концов, это уже стоило ему головы в комплекте с шеей. Хотя, конечно, немного радикально отрубать человеку голову только за то, что он соблазнил жену члена парламента. И учительницу начальной школы, и барменшу из Goldglück, и дочь бургомистра, и любовницу папы римского… и далее по списку.

Тем не менее Бальтазар всерьез размышлял, не попросить ли у Филлипа совета в любовных делах. Всегда одетый в элегантные костюмы с бабочками и жилетами демон, может, и скакал по всем койкам подземного мира, но разбирался и в тонкой романтике, пусть сам и предпочитал отношения другого рода.

— Я, конечно, рад был освещать твой кабинет, но…

— Хватит! — рыкнул Бальтазар, который сражался с собой, не зная, стоит ли написать Моне еще одно сообщение. Неудовлетворенный их телефонным разговором, он в итоге выбрал просто черное сердечко. — Скажи мне, что у тебя есть хорошие новости, — смирившись с судьбой, потребовал он и потер переносицу. Сегодня настроение упало просто ниже некуда.

— Душа Носдорфа находится в чистке. — Высокий и худой Филлип просто перешагнул длинными ногами маленький журнальный столик и сел рядом с Бальтазаром.

— Ну хоть что-то.

— Но пройдет время, пока его душа все поймет, и с ним можно будет поговорить. Ты же знаешь, как сложно бывает с многовековыми вампирами, когда они начинают рефлексировать… уф-ф!

— Ему вообще не обязательно ничего понимать, достаточно просто заговорить.

— Законы, — нравоучительным тоном пропел Филлип, и Бальтазар громко застонал.

— Иначе это не заняло бы вечность.

— Я делаю, что могу. Сейчас столько работы. Души в очереди выстраиваются. С возникновением социальных сетей у людей появилось гораздо больше возможностей грешить, — Филлип вздохнул. — Но я уверен, что заявку на допрос скоро одобрят, все-таки демонический мир тоже пострадал от его происков. Так что можешь передать своей супруге, что дело рассматривается.

— Вот она будет рада, — с сарказмом откликнулся Бальтазар и сел ровнее.

— Ты хотел хорошие новости и…

— Да, да, да! — Бальтазар полез в карман пиджака в поисках сигары, однако не нашел там ничего, кроме катышков. Он собирался меньше курить, потому что его зависимость была привычкой, а они тоже надоедали. К тому же он еще не спрашивал у Моны, нравится ли ей это. Ведь его машина ей помешала.

— Осторожно, если будешь и дальше так кисло смотреть на журнальный столик, он опять вспыхнет, — предупредил Филлип, указывая на подпалины возле пепельницы.

— Ха-ха, — сухо отрезал Бальтазар.

— Тебе этого недостаточно, да? Ты хочешь взять дело Носдорфа в свои руки… Все еще беспокоишься, что он действовал вместе с братьями?

К сожалению, с этим выводом друг попал в точку, и в ответ Бальтазар лишь выдвинул вперед нижнюю челюсть. Это он бы предпочел не обсуждать. Когда речь шла о безопасности Моны, он ничего не хотел оставлять на волю случая. На самом деле, Бальтазар не занимался расследованиями, он карал за преступления, однако для Носдорфа собирался сделать исключение.

— Не хочешь сходить в бар? — Филлип явно уловил настроение, наверное, его новая лампа считывала и эмоции, так или иначе, Бальтазар был благодарен за смену темы. — Мы сто лет никуда не выбирались, с тех пор как ты решил остепениться и жениться.

— Это не я решил! У меня не было выбора. — Бальтазар щелкнул по лампочке, и та, вращаясь, заплясала по кругу. Из области живота Филлипа послышался смех.

— Ну да, конечно. Конечно, у тебя был выбор. Из-за какого-то договора отказаться от нашего еженедельного обмена сплетнями, от ночей в барах, сжигания акций, лавовых джакузи… чувак, мы туда целую вечность не ходили!

— Я был очень занят, — буркнул Бальтазар, вытаскивая из пепельницы наполовину сгоревшую сигару.

— Этой дерзкой нахалкой-ведьмой?

Окурок мгновенно загорелся.

— Да как ты смеешь? — Бальтазар резко встал, но демон-акефал лишь с усмехнулся с довольным видом и развалился на диване.