Не смотреть под ноги и видеть Дубенко, а поднять голову и отыскать наверху что-то хорошее и светлое.
— Виточка, привет! — Голос мамы звучал глухо, отдаленно, но успокаивающе. — Как твои дела?
— Все в порядке, мамуль. Новостей нет. Сегодня писали сочинение про месть. Наверное, я плохо написала. Долго возилась и только один раз успела проверить.
— Не может быть. Пишешь ты чудесно. А сочиняешь еще лучше, — мама рассмеялась. — Холодно в Москве? Ты в шапке ходишь? Смотри не переохлаждайся. Кушаешь нормально? Суп у тебя есть?
— Шапку надеваю, суп есть, погода противная. Лучше расскажи, как у вас.
И мама принялась долго и в красках рассказывать об экскурсии на Эмпайр-стейт-билдинг.
А где-то около семи у соседей наверху заиграла музыка. Сначала тихо, едва различимо, приятно разгоняя тишину моей квартиры. Но постепенно ритмы стали мощнее, а мелодии ярче. Послышался хлопок открываемой бутылки шампанского. Вечеринка разгоралась. Стук каблуков, громкий женский смех, мужские голоса и звон посуды.
Воспоминание о нетронутом штруделе заставило подняться. Я зажгла на кухне свет. Делать ничего не хотелось. Даже читать.
Если бы у нас был телевизор, я тотчас отправилась бы его смотреть, но телевизора не было. Мама гордилась этим культурным достижением нашей семьи еще больше, чем отказом от городского телефона, а мой семидесятилетний папа чувствовал себя истинным бунтарем, отдавая его своим знакомым со словами: «Приятной деградации».
Пришлось довольствоваться Ютубом. Я просто включила раздел «популярное» и понеслось: тушение огурцов в виноградном соке, нанесение макияжа большими пальцами ног, прыжок с холодильника в корзину для бумаг, имитация крика шотландских пони, избиение тени палкой для селфи, выстукивание песен Джастина Бибера лбом о водосточную трубу и многое-многое другое.
Я доела штрудель, выпила три чашки чая и, прилично утомившись от бессмысленности сюжетов, собиралась лечь спать, как неожиданно попалось видео, на первых же секундах которого я начала невольно улыбаться, и все полторы минуты, пока оно длилось, не могла удержаться от смеха.
На нем двое ребят в широких балахонах бежали за катившейся по пустой загородной дороге машиной, а из заднего окна, высунувшись по грудь, отчаянно жестикулировала перепуганная девушка. Было видно, что водителя за рулем нет. И девушка была невероятно взволнованна. Ребята же явно валяли дурака, то догоняя машину, то отставая. Они поворачивались лицом к снимающему, корчили рожи и пританцовывали на бегу. Девушка показывала кулаки и кричала, но слов слышно не было, потому что все это развеселое зрелище озвучивалось жизнерадостной песенкой «Ничего на свете лучше нету» из «Бременских музыкантов».
Дорога тем временем все больше шла под уклон и впереди резко сворачивала, так что машина могла вот-вот съехать с высокой насыпи. Девушка даже распахнула дверь, чтобы выпрыгнуть, но в последний момент один из парней все же заскочил на водительское место и плавно вошел в поворот.
Я только собиралась пересмотреть этот ролик еще раз, как внезапно по квартире прокатился заунывный гудок домофона. Жалобное протяжное пиликанье. Глянула на часы — половина десятого. В такое время даже разносчики листовок уже не ходили.
Ясно же, что, раз не открывают, значит, никого дома нет. Чего трезвонить? Но свет на кухне и в гостиной горел, а у меня первый этаж. Я пробежала по комнатам и все выключила. В наступившей темноте заунывные звуки стали еще противнее.
То, что ко мне никто не мог прийти, было очевидно, но вдруг что-то случилось? Пожар, к примеру, и всех оповещают о том, что нужно срочно выйти на улицу. Или угроза взрыва. По телевизору показывали, как целый дом эвакуировали из-за анонимного звонка.
Я вытерла вспотевшую ладонь о штанину и кончиками пальцев взяла трубку, будто она сама в любой момент могла взорваться. Молча прижала ее к уху.
По ту сторону трубки послышалось яростное сопение и глухое покашливание чуть поодаль. И, прежде чем я успела повесить трубку, раздался сигнал открываемой двери. Видимо, кто-то выходил из подъезда.
Дыхание перехватило. Я метнулась к дверному глазку и прижалась всем телом к двери. Футболка задралась, оголившийся живот неприятно коснулся холодной кожаной обшивки. В подъезде раздались тяжелые шаги. Я совсем перестала дышать.
Белый свет на площадке хорошо освещал зеленые стены, шашечки плитки на полу, двери соседей.
Я была уверена, что это Дубенко с компанией, решившие запугать меня окончательно.
Но ошиблась. Это были двое совершенно незнакомых парней. Как следует разглядеть их я не успела, потому что они сразу же направились к моей двери. Я машинально отскочила, словно они могли меня увидеть. Прокатилась заливистая трель дверного звонка, а за ней раздался требовательный стук в дверь.
— Давай открывай.
Ноги подкашивались. Мне казалось, я так громко дышу, что они во-вот услышат меня. Стук повторился с новой силой.
Я побежала в комнату и в кромешной темноте трясущимися руками принялась шарить по дивану, где кинула трубку после разговора с мамой. Атака на дверь продолжалась. Наконец я нашла телефон и набрала номер Анастасии Федоровны. Каждый долгий гудок был длиною в вечность, но она так и не ответила.
Вместо этого послышался приглушенный металлический лязг ее двери, и я бросилась к дверному глазку.
— Че ломитесь? — В белом свете лампы стоял здоровенный бритоголовый внук Анастасии Федоровны.
— В гости пришли, — ответил один из парней.
— Нам Артем нужен, — пояснил второй.
— Здесь таких нет, — буркнул внук. — Уматывайте.
— Сам уматывай, — нагло ответил первый, но второй его тут же одернул:
— Музыка-то сверху. Нам, похоже, туда.
Они отправились наверх, а я осторожно отперла дверь и высунулась на площадку.
— Спасибо большое, что прогнали их. Как дела у Анастасии Федоровны?
— В больнице она.
— А что случилось?
— Сердце.
И соседская дверь захлопнулась.
Проснулась я от внезапного внутреннего волнения и тяжести. Голоса наверху стихли, но музыка по-прежнему играла. Энергичные ритмы милостиво сменились Ланой Дель Рей [Lana Del Rey — американская певица и автор песен.].
Стараясь не разлеплять глаз, я вылезла из кровати и пошлепала босиком в туалет. Однако стоило открыть дверь и сделать шаг, как нога вступила во что-то мокрое и холодное. Я включила свет и обомлела.
Весь пол в туалете был залит стекающей по стенам водой. Я заглянула в ванную — та же картина. Отдельные ручейки уже просочились в коридор, а на обоях у самого потолка образовалось темное влажное пятно. Ремонт мы сделали всего год назад, и папа до сих пор сокрушался, как дорого он ему обошелся.
Мигом схватившись за тряпку, я довольно быстро убрала воду с пола, но она все равно текла по стенам.
Торопливо надев тапки и нацепив длинную шерстяную кофту с растянутыми рукавами, я вышла на лестничную клетку и, поднявшись на второй этаж, позвонила в расположенную над нами квартиру. Раздался легкий, ненавязчивый звон. Я подождала немного, но ничего не произошло. Позвонила еще раз, но с тем же успехом.
Приложила ухо к двери — только музыка и отчетливый звук льющейся воды. Я постучала. Сначала легонько, затем с силой. Дернула за ручку, и дверь с неожиданной легкостью распахнулась.
Глазам предстала ярко освещенная прихожая и плавающие в залитом коридоре вещи.
— Есть кто-нибудь?
Мой дрожащий, робкий голос утонул в протяжно-печальном: «Kiss me hard before you go».
Я крикнула громче, но никто не отозвался.
Тапочки пришлось снять, а штанины закатать. Вода была чуть теплая и даже приятная. В ванной комнате горел свет. Я быстро вошла туда и растерянно притормозила.
Из крана хлестала вода, переливаясь сплошным потоком через бортики переполненной ванны. А в ванне спиной ко мне лежал человек. Я позвала, но он не шелохнулся.