— Тогда ты права. Макс действительно тихий и грустный.

— Почему же он сбежал? Его обижали? Издевались? Травили?

Симпатия к Максу усилилась многократно.

— Если тебе интересно, могу рассказать про него.

— Конечно, интересно.

— Тогда неси кофе.

Я побежала за новой чашкой, куда сыпанула столько кофе, чтобы уж точно пробрало, но Артем, сделав глоток, даже не поморщился. Устроившись рядом с ним на кухонной табуретке, чтобы не садиться на кровать и не будить Макса, я приготовилась слушать.

— Когда ему было пятнадцать, его мать умерла, а родственников и знакомых, желающих повесить себе на шею взрослого пацана, не нашлось. Так что прямиком отправили в детский дом, — начал Артем, таинственно понизив голос, и я поняла, что он посмеивается над моим любопытством. — Сначала писал мне часто, типа: жив-здоров. Потом все реже, вроде к обстановке привыкать начал. Спортом увлекся. Вдруг ни с того ни с сего через пару месяцев присылает эсэмэску: «У меня проблема», перезваниваю — не подходит, на сообщения не отвечает. Я тогда в Англии учился. Звоню Кострову — это опекун мой, говорю: съездите, проверьте, что там. А он, мол, далеко — Брянская область, все дела… Ну, я в тот же день купил билет и ночью улетел в Москву. Притащился к Кострову, их дом неподалеку от нашего, и с самого утра мы с его сыном Василием поехали на машине к Максу, а как приехали, выяснилось, что он сбежал, и его уже вторые сутки ищут. Василий истерить начал, что ему в Москву возвращаться нужно, на работу, и все такое. Ну я его послал и остался.

Артем замолчал, зачерпнул полную ложку мороженого и, заметив мой выжидающий взгляд, протянул ее мне. Пришлось съесть.

— Как чувствовал, что должен остаться, потому что через день Макс мне сам позвонил из какой-то деревни. Я вызвал такси, забрал его, и сразу в Москву поехали. Спрашиваю: «Что случилось?» А он такой: «Не помню».

Так вот, после этого побега у него все и началось. Нормально, нормально, а потом вступает. Раз так от стоматолога ушел прямо из кресла. А однажды в метро накрыло. Выскочил на первой попавшейся станции и втопил. Из кинотеатра может уйти и с лекции в институте.

— И как долго у него этот приступ длится?

— Пока не отвлечется от своего загруза.

Задумчиво глядя перед собой, Артем наклонил голову. Косая рваная челка закрыла половину лица, и свет упал так, что я отчетливо поняла, что знаю его.

Когда-то давно, в далеком детстве, мы гуляли вместе на детской площадке. Мне — четыре. Ему лет семь или восемь. Нам было неинтересно друг с другом. Каждый занимался своим, просто у его няни и моей мамы находилось много общих тем для разговоров.

Но я его все равно запомнила по тому, как сильно он заикался и иногда с большим трудом произносил слова, тогда как я в свои четыре уже болтала без остановки. Помню, еще говорила маме, что этот мальчик очень глупый, раз не может выговорить ни «качели», ни «сосиска». Мама строго шикала, а дома объясняла, что люди заикаются не от глупости.

А потом их семья куда-то уехала из нашего дома, и появился он, только когда я ходила в третий класс.

Если бы не мама, я бы никогда не догадалась, что это тот самый заикающийся мальчик.

Она сказала: «Он невероятный талант и звезда», что было воспринято восьмилетней девочкой с хорошо развитой фантазией абсолютно буквально. Звезда! Его привозили и увозили на красивой серебристой, как космический корабль, машине. А за его спиной всегда висела большая-пребольшая скрипка.

Стройный, очень гибкий, с идеальной осанкой, гордо поднятой головой и этим огромным инструментом он действительно представлялся мне каким-то неземным ребенком. Который, в отличие от моих одноклассников, был всегда вежлив, улыбчив, хорошо одет, у него были большие белые, идеально ровные зубы, аккуратная стрижка и огромные голубые глаза. Блестящие, чистые и веселые. Какое-то время я даже любила его, пока он снова не пропал куда-то.

— Я тебя помню, — я обрадовалась ему, как старому доброму знакомому. — Ты заикался и носил виолончель. Помню, как-то шел дождь, ты выбрался из машины и, сняв плащ, укрыл ее, как будто девушку.

— Конечно, знаешь сколько она стоила? — Артем отставил чашку на стол. — За инструмент отец мне голову оторвал бы.

— Это так здорово! Ты больше не заикаешься.

— И не играю тоже.

— Но почему? Ты же был звездой, тебя по телевизору показывали. Молодое дарование, мальчик-вундеркинд.

Выражение игривой беспечности исчезло в долю секунды:

— Мы это не обсуждаем.

Сказал резко и безапелляционно, после чего открыл лоток с мороженым и принялся выкладывать его в остатки кофе.

— Расскажи лучше о себе.

— Я не знаю, что рассказывать. У меня ничего интересного нет. Учусь в школе. В десятом. Хорошо учусь. В основном сижу дома: или уроки делаю, или книжки читаю, или истории сочиняю. Вот и все.

— Что за истории?

— Да так, нечто наподобие сказок, но со смыслом.

Артем снова повеселел:

— Ты знаешь, что такое смысл? Круто!

— Если захочешь, могу потом дать почитать.

— Лучше сама мне почитай.

— Сейчас?

— Конечно. Только выразительно. Пока Макс спит. А потом мы уйдем.

Глава 4

— Скажите, у вас нет моего Каро? — Камилла прижималась к каждому стволу, гладила протянутую ветку, ласкала трепещущие листочки.

Деревья перешептывались. Они готовы были помочь, но среди них не было никого с таким именем.

— Какой породы этот твой Каро? — прошелестел Дуб.

Камилла грустно пожала плечами:

— Я не знаю, но если вы когда-нибудь встречали самое красивое дерево, то это наверняка он.

Больше недели шла Камилла к лесу и была сильно разочарована, увидев недоуменное колыхание деревьев. Ей казалось, что весть о Каро должна была облететь весь зеленый мир.

Солнце уже садилось, когда деревья, расступившись, открыли мирно поблескивающую в заходящих лучах речную гладь.

— Милая Речка, ты так далеко течешь, все вокруг слышишь и видишь. Не встречала ли ты Каро?

— Никогда о нем не слышала, — зазвенела Речка. — Попробуй спросить у Ветра, он как раз бежит следом и скоро будет здесь.

Ветер казался очень серьезным и бежал так быстро, что Камилла еле успела его окликнуть:

— Уважаемый Ветер, не встречали ли вы Каро?

Ветер взглянул на нее, и холодный поток воздуха попытался пробраться под одежду. Камилла стыдливо прикрыла грудь.

— Как же, встречал, конечно. Легкомысленный такой парнишка.

— Ну что вы, он очень хороший, — запротестовала Камилла. — Вы, наверное, говорите о другом Каро.

Ветер засмеялся, нагоняя на реку волны.

— Что ж, должно быть, это другой паренек, которого Лесная Колдунья превратила в дерево.

Одним движением он приблизился к девушке. Черты его лица все время изменялись. Ветер мог быть прекрасным и уродливым одновременно. Широкополая шляпа покрывала длинные волосы, а бесформенный плащ беспрестанно колыхался.

— Спроси лучше у Месяца, — сказал он и помчался дальше.

В горах оказалось очень холодно. Тоненькое платье Камиллы не грело, и, когда становилось совсем невмоготу, приходилось бежать. Через пять дней она поднялась настолько высоко, что земли уже и видно не было.

Месяц отдыхал в глубоком темном ущелье. И все вокруг было освещено удивительным серебристым сиянием. Камилла вступила в полосу света.

— Кто ты такая? — Месяц неохотно выплыл из своего убежища. Он заметно осунулся, но выглядел помолодевшим.

— Я — Камилла и ищу своего друга Каро.

Месяц задумался:

— Помню одного Каро, который любил хмельные танцы и веселье до утра.

— Каро радовался всему на свете, потому что ни у кого не было такой жизненной силы, как у него.

— И что же с ним случилось? — поинтересовался Месяц, убирая с глаз белую челку, делавшую его излишне женственным.

— Лесная Колдунья превратила его в дерево.

— Я слишком долго спал. Обратись-ка лучше к Солнцу.

Дорога к Солнцу оказалась значительно длиннее и тяжелее, чем она ожидала.

Однажды к ней привязался молоденький Волк. Он шел следом от самых гор, через вереницу полей, сквозь темные чащи и березовые рощи.

Волчонок оберегал Камиллу, когда та спала, грел, когда девушка мерзла, лечил, когда она заболела.

Болезнь сильно ослабила Камиллу, она осунулась и исхудала, но в глазах Волчонка это была самая прекрасная женщина на свете.

— Хочешь, я сделаю тебя самой богатой в мире? — спрашивал он, свернувшись клубком у ее ног. — Я знаю одну пещеру, в которой полно переливающихся камней и золота.

Камилла смеялась:

— Ну какое золото? С такой тяжестью далеко не уйдешь.

— А почему ты не пошла к Лесной Колдунье и не попросила вернуть тебе его?

— Конечно же, я пошла, — Камилла любила, когда он снова и снова спрашивал об этом, — но она сказала, что только от меня зависит, вернется Каро или нет. Что мне еще оставалось делать?

— Ты отчаянная, — Волчонок преданно смотрел девушке в глаза. — Неужели тебе не хочется отдохнуть? На свете есть немало прекрасных людей.

— Второго Каро не существует. Так бывает всегда: мужчинам достается сражаться с драконами, а женщинам — искать или ждать всю жизнь. Я предпочитаю искать.