Одноклассники с грохотом отодвигают стулья и рассаживаются, выбирая соседа по уровню интеллекта или месту в пищевой цепочке. Галерка свободна, и я стремлюсь поскорее ее занять — отсюда открывается отличный обзор на затылки и спины, и нет необходимости отвечать на докучливые расспросы или едкие замечания.

Но тут, на беду, меня обнаруживает классная, вместе с ней прозревает и остальная «общность»:

— Кузьмина… Здравствуй!

— И вам не хворать…

Слишком поздно понимаю, что проявила неуважение, но вздох Татьяны Ивановны тонет в искрометном (нет) юморе Вовочки Боброва и Паши Савкина:

— О, Кузя. А где твоя штукатурка? Не выдержала веса и осыпалась?

— Аккуратнее, братан: она бьет с левой. Как бы тебе в глаз не прописала.

— Да не, она смирная, когда пьет таблетки. Кузя, ты же не забыла их принять?..

Два идиота, считающих себя великими стендаперами, стукаются кулаками, и к потолку возносится их похожий на блеяние смех. Я скриплю зубами, но мило улыбаюсь, изображая, что шутка зашла. С сегодняшнего дня я другой человек: положительный, рассудительный и спокойный — под стать блузке и банту.

Артём вертит головой, пару секунд оценивает обстановку, и до меня вдруг долетает его до мурашек приятный, бархатный голос:

— А с тобой мы еще не знакомы. Как тебя зовут?

Он обращается ко мне, но не узнает. Или делает вид, что впервые видит. Снисходительно ждет ответа, но горло словно залили оловом. В повисшей тишине раздается противный мышиный писк, источником которого являюсь именно я:

— Не… Нелли…

— Как? — прищуривается он, и Милана, сделав невинные глаза, переводит:

— Нельма.

Все снова противно хихикают и в ожидания шоу поджимают губы.

Это прозвище намертво приклеилось к моей персоне в том же злополучном пятом классе, когда учительница, не подумав о последствиях, поручила мне доклад по окружающему миру на тему морских рыб. Потом нельма трансформировалась в щуку, в селедку, в рыбу-ведьму и наконец просто в ведьму, и я бы все отдала, лишь бы Артём этого не узнал.

— Очень приятно, Нельма… — кивает он, приняв слова Миланы за чистую монету, и дружный хохот едва не выламывает оконные стекла.

Новенький недоуменно таращится на ребят, а я умираю от досады и невыносимого, сжигающего все внутри стыда.

А что, если выкрикнуть ругательство — своим нормальным, громким и низким голосом, схватить с соседнего стула рюкзак, отвесить стерве оплеуху и, не оглядываясь на ор классной, опрометью выбежать из кабинета? Ведь я же могу. Могла.

— Не обращай внимания, она слегка не в себе!

Милана манерно поправляет прическу и, оставив в одиночестве верную фрейлину Анечку Кислову, пересаживается к Артёму. Утратив интерес к происходящему, мой краш переключается на общение с ней, а я беспомощно ковыряю лак, заусенцы, свою покрытую ранами душу…

Он что, правда меня не узнал? Или… понял, как тут ко мне относятся, и слился?

Участь фрика, странной девахи с устаревшим макияжем смоки айс, пятерками по всем предметам и тараканами в голове не изменит дурацкий белый бант. Но я верю: кошмар обязательно закончится, мне повезет, и все они сильно пожалеют.

Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звезды…

Накрапывает дождь, промозглый ветер забирается за шиворот, рюкзак, нагруженный учебниками, тянет к земле, усиливая ощущение усталости и безнадеги. Смачно харкаю под ноги, сдуваю с лица выбившиеся из косы патлы и спешу к родной пятиэтажной панельке.

Сбрасываю в прихожей ботинки и рюкзак, пролетев мимо притихших мамы, Алины и Бореньки, на поворот замка запираюсь в комнате и падаю лицом в подушку.

Этот ужасный день я еще миллионы раз буду вспоминать перед сном.

— Черт бы меня побрал! — рычу я. — Что со мной не так? Почему Милана снова так легко обошла меня и завладела моей мечтой?..

Рывком поворачиваюсь на спину, подношу к глазам телефон и безучастно листаю ленту новостей, но взгляд застревает на фотографии с чужой школьной линейки. Какой-то… сияющий, до изжоги идеальный парень, похожий сразу на всех книжных любимчиков, несет на плече девочку в белом фартуке, и что-то екает в груди. Но издевательская подпись: «Кто из нас не мечтал оказаться на их месте?» отрезвляет почище попавшего за шиворот льда и вызывает горькую усмешку.

Интернет стерпит все, и я не могу удержаться от комментария.

Глава 3. Глеб

Мама уже дома. У них в детском саду тоже отмечают первое сентября, и она главный человек на этом празднике, потому что работает музыкальным руководителем.

— Картошка остывает! — кричит мама в четвертый раз.

Ей хочется расспросить про линейку и «как все прошло», но об этом рассказывать нечего, а вот про Макарова придется сказать. И все начнется по новой, только дома: ахи-охи, причитания и слезы. Мама у меня вечно всех жалеет. Даже тех, кто этого совершенно не заслуживает. Таких уродов, как Макаров, или опустившихся типов вроде Мишки. Называет их заблудшими и сбившимися с пути. Молится за их души и ставит свечки. Но еще сильнее она жалеет их родителей и теперь наверняка всю ночь проплачет.

Поэтому я тяну как могу, в надежде, что, дожидаясь меня на кухне, она потеряет терпение и уйдет заниматься делами. От разговора все равно не отвертеться, но потом можно будет сказать, что я очень расстроен, и пораньше лечь спать.

— Милый, ты разве не слышишь, что я тебя зову? — Она тихонько заглядывает в комнату. — Почему ты не идешь обедать?

Мама у меня маленькая, щуплая, в обычной одежде похожая на девчонку-подростка. Но ужасные бесформенные юбки и платки, которые она постоянно носит, как это подобает верующим, превращают ее в старушку.

— Извини, — я поднимаю голову от телефона. — Тут дело одно важное. Ты не жди. Я сам все потом погрею.

— Что-то случилось? — В ее светло-серых глазах проскальзывает беспокойство.

— У меня все хорошо.

Я смотрю на нее прямо, пусть убедится, что не «лукавлю». Так она обычно называет мое нежелание о чем-либо рассказывать.

Но сейчас я точно не лукавлю, потому что лично у меня на самом деле все в порядке.

— Как прошла линейка? Как ты справился? Я так жалею, что не смогла пойти.

— Отлично прошла. Всем всё понравилось. Особенно я.

Она улыбается, понимая, что я шучу, но ответ ее устраивает.

— А фотографий нет? Может, кто-то снимал?

В глубине души надеюсь, что подобная глупость никому в голову не пришла, но на такое рассчитывать не приходится, ведь фотка одиннадцатиклассника с первоклашкой на плече — это самый топ. Да я и сам видел десятки направленных в нашу сторону телефонов и камер.

— Снимали, наверное. На школьном сайте потом вывесят.

— Как жалко, — мама тяжело вздыхает. — Мне так хотелось посмотреть. Может, у кого из ребят твоих есть?

Она так говорит «твоих ребят», будто я душа компании и у меня полно закадычных друзей.

— Ребята не могли снимать. Они же были в общем строю. С первоклашками и цветами.

— А их родители?

— Мам, ну какие родители в одиннадцатом классе?

По правде говоря, родителей было полно — и наших, и ашкиных, — но обращаться к ним за фотографиями я точно не стану.

— Ладно, пойду полежу немного. У нас такая суматоха сегодня была — потом тебе расскажу. Только еду, пожалуйста, погрей. Не ленись.

— Обязательно.

Немного выждав, я отправляюсь на кухню.

Под полотенцем на столе обнаруживаются котлеты, пюре и пиала с винегретом. Я тут же ощущаю, что невыносимо проголодался, и, стараясь не шуметь, накидываюсь на еду.

Мама готовит хорошо. Немного однообразно, но я не привереда. Спасибо и на том. Несколько лет назад, когда у Мишки случился передоз, она дневала и ночевала у него в больнице и просто наказывала мне поесть что-нибудь самому. Но тратить деньги на еду было жалко, я же знал, что нам нужно копить, вот и помогал ей. Откладывал и по-настоящему голодал. Сейчас уже понимаю, что был идиотом и моя голодная смерть Мишку не спасла бы, но тогда я казался себе истинным мучеником.

Однако моих жертв мама не оценила и, увидев накопленные деньги, рыдала два дня, обвиняя себя в том, что она плохая мать. Я даже хотел из-за этого утопиться в нашем местном пруду, но подумал, что тогда она будет рыдать еще сильнее, и передумал.

В соцсетях я сижу, как и все. Свои посты не пишу и о себе ничего не рассказываю. Но фотографировать мне нравится. Не себя, а то, что меня окружает дома или на улице. Природу, предметы, людей. Есть в этом некое волшебство: отыскать ракурс, с которого мир выглядит прекрасным. Многие люди живут и не знают, что на все вокруг можно смотреть совершенно по-разному: слева, справа, напрямую, немного присев или, наоборот, приподнявшись, взять объект съемки крупнее или отойти подальше. Главное, найти тот мир, который приятен именно тебе.

В друзьях в ВК у меня числятся двадцать семь человек. Десять из них боты, половина которых стали собачками. Четверо ребят и девчонок с дачи. Трое старинных сетевых друзей со странными никами — с ними мы иногда переписываемся ни о чем. И десять из школы, включая нашу англичанку Марию Николаевну, которая просит всех учеников на нее подписываться.

Поэтому, обнаружив уведомление, что меня отметили на фото, я сильно удивляюсь и немного торможу, прежде чем перейти по ссылке.