— Мы нашли, подрядились уже. Сейчас поедем.

— А кого подрядили? Как звать возчика?

— Лукашкой кличут.

— Ах, опоздали! Нам тоже посоветовали его искать. Он за церковью живет?

— Да, за церковью. Вы поспрашивайте. Может, еще кто-нибудь сможет выехать. Всего хорошего, господа.

Мужчины пошли дальше, продолжая ругаться и клясть дорогу, почтовую службу, бездельника станционного начальника, ленивых ямщиков и свою судьбу.

* * *

Лукашка и впрямь оказался бедовый. И лошади у него были злые до работы. Не успели седоки разместиться и уложить свои вещи, как яростная тройка взвилась и бешено рванула вперед. Пока удалось приноровиться к сумасшедшей скачке, получили немало синяков, потому что сидеть спокойно не получалось. Только чуть позже езда стала немного спокойнее. Но в первые минуты в головах билась одна мысль: «Зачем? Зачем подрядили этого безрассудного мужика? Что не сиделось на почтовой станции в ожидании спокойных почтовых лошадок?»

А бесстрашный Лукашка только и делал, что покрикивал на своих лошадок, явно испытывая восторг от безумной гонки.

Зато до следующей станции доехали гораздо быстрее, чем предполагалось. Видеть ничего не видели по дороге, поскольку были заняты тем, что судорожно держались за то, что попадалось под руку. Обомлевшие от непривычной скачки седоки вывались прямо на руки «дружку» Лукашки в его дворе.

Тот был, видно, привычен к такому состоянию приехавших гостей, поэтому нисколько не удивился, а сочувственно ждал, когда они очухаются и смогут самостоятельно передвигаться. А довольный Лукашка в первую очередь принялся обихаживать своих лошадушек, обтирать и кормить чем-то вкусненьким, что доставал из кармана. Бывшим своим седокам он ехидно бросил:

— Как назад возвертаться будете, милости просим в наше обчество. Довезем в целости и сохранности.

Потирая ушибленные бока, Павлуша бурчал:

— А у вас все такие быстрые в вашем обчестве?

Глава 6. Томск

Как оказалось, быстрыми были все. Но уже на втором отрезке пути с возчиком Карпом было проще. То ли уж сам Карп немного аккуратнее ехал, то ли его кибитка чуть мягче оказалась, то ли после Лукашки все должно было показаться медом. Во всяком случае, не было такого ощущения, что сейчас вывалишься прямо на дорогу, и голова не моталась, рискуя оторваться.

Возчик Влас на следующем этапе приоткрыл тайну. Оказалось, что Лукашка сильно неистовый в дороге бывает, когда на его любимую супругу седоки заглядываются. Не терпит мужик этого. Отвезти отвезет, но приятной поездка не будет. Правда, если поехать с ним в обратный путь, то дорога будет вполне пристойной. На укоризненные взгляды Федора и Павла Николушка ответил ангельским, незамутненным взором, дескать, я здесь ни при чем, и кто такая фигуристая аппетитная Аксютка даже не знаю.

В Томске решили отдохнуть пару дней, потому что даже сильные, тренированные тела требовали остановки. Покинули лихих «вольных возчиков» и остановились в гостинице. Хотелось насладиться подобием цивилизации после поездки по довольно необжитым местам. Надо было размяться, сходить в баню, поесть нормально и закупить товары для зимнего времени. Все, что было у них из теплой одежды, уже не спасало в дороге, надо было утепляться. Да и почту надеялись получить, написать свои письма матушкам и друзьям и заняться путевыми дневниками по наказу генерала.

Из письма Николая матери Марии Константиновне:

— Матушка, целую ручки. Ваш сын-охламон жив-здоров, чего и всем желает. Едем весело, в конфликты не встреваем, как вы и просила. Проезжали границу между Европой и Азией. Разницы никакой не заметили. В Томске Федор нас сводил в общую городскую баню, было весело. Из Иркутска напишу еще.

Из письма Николая отцу Григорию Павловичу:

— Батюшка, ваш озорной сын сейчас очень солидный и совсем не балуется. Так-то хорошо едем, и все нам нравится. Видели колодников, сильно печально было, а так все хорошо. Вы и сами все знаешь, поелику Авдеев вам все пишет.

Из письма Павла матери Анне Павловне:

— Любезная маменька. Получил твои письма, полные любви и заботы обо мне. Ты все переживаешь. Не нужно, родненькая, так беспокоиться, у нас все хорошо. Авдеев хороший наставник, мы всегда под присмотром, он никому не дает хулиганить. Мы в полной безопасности. Пока больше всего понравилось в Нижнем Новгороде. Еще в Казани было хорошо, как я тебе и писал ранее. Мы готовимся к дальнейшей поездке, накупили теплой одежды, чтобы не простудиться в дороге. За здоровьем я слежу. Береги себя, ненаглядная матушка.

Из письма Павла дяде Григорию Павловичу:

— Дорогой дядюшка. Рад сообщить, что у нас все хорошо. Мы едем и все время радуемся вашей прекрасной придумке с поездкой на Амур. Более того радуемся вашему выбору наставника для нас. Федор Ильич нам как отец. Много рассказывает интересного и бдит денно и нощно. Под его великолепным руководством даже мы, балбесы, усмирились и только по сторонам смотрим и в жизнь вникаем. Жизнь простая интересная оказалась. Сегодня купцу Мустафину отправили цены на некоторые товары в Томске, которые его интересовали. Скоро станем в таких важных вопросах разбираться. Надеемся, что прилежание в вопросах негоцианства вам по душе, милый дядюшка. Это, конечно, не воинская наука, но тоже полезно, особливо для кошелька и счета в банке. Надеюсь, что батюшка смотрит на нас сверху и радуется, каким благоразумным становится его сын благодаря вашему участию в его жизни.

* * *

Воспользовавшись остановкой, заранее по совету знающих людей накупили зимней одежды. Никто не знает, когда морозы ударят, и хорошо, если сразу подморозит, без распутицы. Хоть и надеялись, что до Иркутска доедут до снега, но в дальней дороге надо быть готовым ко всему.

Комплект бывалого путешественника по Сибири состоял из овечьего полушубка, дохи (купили медвежьи, хотя можно было поискать и найти оленью), «самоедские шапки», у которых было подобие шарфов, валенки пимы, шерстяные носки, вязаные варежки и рукавицы-шубенки. Легкое сопротивление у парней вызвали только фуфайки, которые торговец называл на сибирский манер кухвайками, и чембары — широкие штаны, надеваемые на пимы. Но Авдеев знал, что это очень нужные в дороге вещи, поэтому сопротивление в коллективе быстро погасил, и полезная дорожная амуниция была куплена. Торговец только проговорил, принимая деньги:

— Как залихолетит-то в дороге, так меня добрым словом вспомните.

В лавке запаслись съестными припасами. Тут никто не капризничал, брали, что советовали. Никто не хотел ехать голодным. Накупили меда, чая, кофе, холодных мясных и рыбных закусок, икру, сухарей из белого хлеба. Когда ударят морозы, можно будет в дорогу брать горшочки с морожеными щами и пельменями. Отдельно в деревянные ящики, засыпанные стружкой, уложили бутылки с вином. Наученные поездкой с удалым Лукашкой Оглоблей, набрали перины, подушки и одеяла, чтобы мягче и теплее было ехать, да и багаж так сохраннее.

Все готово, можно было ехать.

* * *

К вечеру накануне отъезда братья отправились на прогулку, обещав вернуться не позже восьми, поскольку утром предполагалось рано встать. Когда кузены не пришли ни в девять, ни в десять, Авдеев забеспокоился не на шутку.

Наконец, около двенадцати оба появились, грязные и усталые. Николай сразу завалился на кровать, держась за голову, перевязанную тряпицей.

История была похожа на плохой водевиль из жизни уездного городка, переросший в детективную историю. Во всяком случае, в их изложении. Павел рассказывал, нервно посмеиваясь, но ясно виделось, что ему совсем не смешно.

Братья сначала, как и планировали, просто гуляли по улицам города. Особо интересное в центре города они уже давно посмотрели, решили пойти подальше, где еще не были. Было пасмурно и холодно, потому быстро созрело желание повернуть назад в теплую гостиницу. Но, как говорят, «благими намерениями вымощена дорога в ад, а благими делами — в рай».

Благие намерения не переросли в благие дела. Виной этому была особа молодая, строгая на вид и прекрасная, как маленький ангелочек. Она деловито цокала каблучками ботиночек в сторону темного переулка, в который не всякий мужчина в здравом уме рискнул бы сунуться.

Проходя мимо братьев, стоявших под тусклым фонарем, роковая девица коротко стрельнула в их сторону ясными глазками, и только драгоценный образ обожаемой Айнур немного охладил Павла. У Николая не было такого стоп-крана, поэтому он развернулся и в три прыжка догнал удаляющуюся красотку:

— Прошу прощения, мадемуазель. Мне кажется, вы намереваетесь углубиться в этот негостеприимный переулок. Вам не страшно одной?

Ах, такие чудные глазки должны смотреть только на него — бесстрашного защитника прекрасных дам Николая Ястребова!

Конец ознакомительного фрагмента