* * *

Национальная кухня на ужине у купца Мустафина братьям понравилась: и ароматный бэлиш с тремя видами мяса, и нежные кыстыбый с начинкой из пшенной каши, и губадия с рисом, изюмом и красным творогом корт, и сладкий чак-чак к чаю со сливками.

После представления хозяину дома, которого на вчерашнем балу не было, перед приемом пищи мыли руки в розовой воде и вытирали вышитым полотенцем. Проходя ритуал, братья чувствовали на себе острый взгляд купца — цепкий, не пропускающий никаких промашек. Потому парни чувствовали себя немного скованно.

Потом хозяин произнес молитву «Бисмилла арра хман аррахим», во время которой братья сидели, скромно сложив руки, затем можно было приступать к трапезе.

Хозяин дома собственноручно принял из рук прислужницы большое блюдо с бэлишом, поставил его перед собой и острым ножом срезал верхнюю крышку пирога, символизирующую верх степной кибитки. Из-под приподнятой крышкой пыхнуло жарким ароматом, заставляя сглотнуть слюнку в ожидании своей тарелки с огромным куском пирога. Этот кусок заваливался набок, из него высыпалась благоухающая начинка из большого количества мяса, картофеля и лука, обильно сочащаяся крепким бульоном.

Не успели братья справиться с одним куском вкуснейшего пирога, как на тарелке оказался второй кусок, и не было сил отказаться, ибо вкусно все невероятно!

А следом шли еще высокая многослойная губадия, чарующая сладким, медовым вкусом и запахом, и лепешки кыстыбый с начинкой из пшенной каши, сваренной специальным образом. Лепешки сочились маслом, брать их полагалось руками, поэтому приходилось поминутно вытирать пальцы. Каша выпадала из свернутой лепешки на тарелку, хотелось по-детски подбирать эти вкусные кусочки и отправлять их в рот.

Да, собственно все так и ели за столом — просто, без особых манер. Сам хозяин, сидя во главе стола в темно-синей шелковой рубахе-тунике и длинной вышитой безрукавке, ел только руками, аппетитно причмокивал, иногда облизывал масляные пальцы и коротко отдавал по-татарски распоряжения прислуге. Никто не признал бы сейчас в этом невысоком деде в тюбетейке одну из акул торговли. Через его руки проходили товары на сотни тысяч золотых, на него работали тысячи людей, но сейчас он был хлебосольным хозяином, встречающим гостей.

И Айнур была неузнаваема в простом домашнем платье. Она, правда, не носила национальный костюм, но волосы сейчас не были закручены в сложную прическу, а лежали двумя косами на спине, а головку венчала маленькая красная расшитая тюбетейка. Это был единственный элемент татарского одеяния, который на ней был.

Так же, как и отец, она усердно угощала гостей, придвигая к ним поближе пиалы с айраном, расставленные по всему столу блюда с конской колбасой казылык, говяжьей вырезкой каклаган, запеченной стерлядью.

Девушка сидела между гостями. И Павел, то млел от загадочного выражения миндалевидных глазок, обращенных к нему, то любовался маленьким ушком с покачивающейся крупной сережкой, когда она поворачивалась к Николаю.

А круглые упругие щечки с одной маленькой ямочкой, возникающей, когда хозяйка улыбалась! А стремительные бровки, которые активно участвовали в мыслительном процессе и то вздымались от недоумения, то опускались и успокаивались. А губки, аккуратно открывающиеся, чтобы захватить кусочек пирога и дать работу белоснежным зубкам!

Стоп, разве губки нужны только для того, чтобы захватывать край пиалы с чаем? А если прикусить своими губами эту пухленькие сладкие губки и… ах, становилось все жарче и жарче! И это не только из-за атмосферы богатого татарского дома, в котором любят вкусно поесть и умеют встретить гостей.

Казалось, что хозяева задались целью откормить гостей до отвала. И только Николай с Павлом решили уже взмолиться, что больше не могут, как хозяин резко отставил пиалу с чаем и произнес молитву. Стало понятно, что ужин завершен.

* * *

Серьезный разговор начался в кабинете хозяина. Пока до него дошли, Павлу удалось стряхнуть с себя любовный морок.

— Ну что, гости дорогие. Моей дочке пришло в голову, что благосостояние семьи Мустафиных рухнет, если мы не поучаствуем в движении государства российского на восток. Х-м-м. Амур, говорите? Ну, посмотрим. Где тут карта была, Айнурка?

— Вот, папенька.

— Вот самая последняя карта, которая у меня есть. Амур… Амур… Непонятно, где ваш Амур начинается и где заканчивается. Можно ли по нему пароходам ходить.

— Раис Амирович…

— Называйте меня, сынки, Раис абый.

— Раис абый, это совсем старая карта. Были еще исследования адмирала Невельского. Он доподлинно уверился, что Амур вполне судоходен. Не зря же туда людей сейчас переселяют.

— То, что переселяют, я знаю, слышал, что его величество распорядился народ туда гнать. Живы хоть те люди, которые туда ушли, или лежат где-то в болотах топких и лесах черных?

— Папенька, — не дала ответить братьям Айнур, — ты ли не знаешь, как важно быть в каждом деле первым? Не ты ли сам нехожеными тропами ходил, когда никто не верил в успех на Урале? Здесь тоже новое. Я слышала о господине Невельском. Рассказывали, что он самолично с моряками своими исследовал все, даже супругу свою возил на Амур, жили они там несколько лет.

— Ну, да. Слышал-слышал. А ты слышала, что ребенок у них там погиб?

— Слышала, папенька. Так сколько времени прошло уже! Обустроились уже, поставки наладили. Живут люди. А почему не мы там торгуем на благо российского отечества? Там люди расселяются вдоль Амура, им нужны товары. Мука нужна, соль, крупа. Эх, папенька, была бы я мужчиной, я бы сей же час отправилась с молодыми людьми на восток, новые рынки открывать! Купцы Мустафины — поставщики на российский Амур! Это же феноменально! Царь-батюшка оценить должен старания наши.

— Эк, сказанула, — аж крякнул купец, — на восток ей понадобилось. Сиди дома, да жениха хорошего жди, внук мне нужен. Амурская поставщица нашлась!

— Папенька!

— Помолчи, я думаю.

Толстый палец купца ткнулся в точку, обозначавшую Нижний Новгород на карте, а потом медленно пополз на восток через Казань, Самару, потом сдвинулся на Екатеринбург, Омск, Томск. На точке, отображающей Иркутск, палец остановился.

— Не пойму пока как. И людей угроблю, и товары. Прибытка ноль будет.

— Папенька, а еще товары оттуда! Рыба амурская! Ни у кого нет, а Мустафины соленую привезут. Меха богатые!

— Привезут — не привезут. Дочка, втягиваешь ты меня в аферу жуткую.

— Папенька, так его величество не зря же под свою руку все берет. Никакая это не афера. Ты посмотри — земель здесь сколько! Это же феноменально!

— Земель, может и много, да есть ли люди? А дорог, думаю, совсем нет. Эх, велика Рассея, да дорог в ней и здесь-то нет, а там — тем более!

— Так разве это геройство — по готовым дорогам ходить, да торговать, а новые места исследовать, да находить их — вот где геройство!

— Тебе бы геройствовать только. Не девка ты у меня, а мужик в юбке. Все бы тебе всякие штучки придумывать.

Николай и Павел сидели на диване, молчали и думали о том, какие они оба балбеса неумные. Вопросов к ним у семейства не было. Оставалось слушать, как купцы Мустафины между собой толкуют. Наконец, и до них дошло время.

Услышав от дочери о китайских товарах, Мустафин вдруг застыл, потом резко хлопнул ладонью по карте:

— Господа, вы сколько дней еще будете в Нижнем?

— Вообще не хотели задерживаться. Ярмарку посмотрели, да ехать пора. Не хотелось в осеннюю распутицу попасть. Наш сопровождающий — бывалый человек, он рассказывал, что месяцами можно ждать, когда дорога установится.

— Вот, дочь. Бывает еще и распутица осенняя, а там и весенняя. Ну, да ладно. Все равно мне интересно стало. Был бы помоложе — рванул бы с вами. Вы езжайте. Очень правильное дело выбрали, и мы с вами договорчик-то составим. Поработаем вместе. Моими глазами поедете, раз ваш батюшка никакого коммерческого интереса вам не учинил. Нечего вхолостую ездить, ноги стаптывать, дело надо делать, капитал зарабатывать, пока молодые да хваткие. И тогда все у вас будет, как дочка моя говорит, феноменально.

* * *

Ниночка дождалась в условленный день и в условленное время только Николая. Павел просил передать обольстительнице, что он занемог. Он и вправду занемог. Очаровательная татарочка Айнур не выходила у него из головы.

Скорее всего, коварная деловая девушка поняла, какое впечатление она произвела на заезжего блондина, но вида не подавала. Она с увлечением составляла список того, на что надо обратить внимание во время поездки, расписывала, что именно может интересовать Мустафиных. Павел не сводил глаз с пухленьких губок, изрекающих странные для девушки речи о выгоде и доходе, с темных глазок, которые, казалось, видели неведомых и страшных гольдов и гиляков, и с румяных щечек, которые были так рядом, но выглядели недоступными, а оттого еще более желанными. Никогда еще ему не приходилось видеть таких удивительных девушек. И ни одна девушка ему не казалась такой недостижимой.

В условленный с Ниночкой день Николай сочувственно погладил кузена по блондинистым кудрям, изрек что-то типа «проходит все, пройдет и это», получил затрещину от брата и наставление о благоразумии от Авдеева и отбыл на свидание.