— Йей вряд ли примет такую ставку, — удивленно сказал Хамлис. — Она считает, что тут слишком много дождей.

— Разве вы не понимаете? Если кому-то нужен такой дом, он его взял и построил. Если ему нужно что-то внутри, — Гурдже обвел рукой комнату, — он уже заказал. У него уже есть все. Если нет денег, нет собственности, то большая часть удовольствия, которое получали ее изобретатели, исчезает.

— Вы называете это удовольствием — потерять дом, титул, состояние? А может, и детей. Представьте: от вас ждут, что вы с пистолетом выйдете на балкон и вышибете себе мозги. Это называется удовольствием? Нам, слава богу, это неведомо. Вы хотите того, чего не можете получить, Гурдже. Вы наслаждаетесь своей жизнью в Культуре, но она не может предоставить вам сильных опасностей; истинному игроку требуется выброс адреналина перед угрозой проигрыша, даже гибели, вот тогда он в полной мере чувствует себя живым. — (Гурдже слушал молча, сидя в отблесках каминного пламени и мягкого сияния скрытых светильников.) — Вы назвали себя Морат, когда завершили свое имя, но, может, вы вовсе и не совершенный игрок. Не лучше ли было назваться Шекви?

— Знаете, — медленно начал Гурдже; голос его звучал едва ли громче потрескивания поленьев, — я даже немного побаиваюсь играть с этой девушкой. — Он бросил взгляд на автономника. — Нет, в самом деле. Мне ведь и вправду нравится выигрывать, потому что во мне есть нечто такое, что невозможно повторить, чего нет у других. Я — это я, я — один из лучших. — Он снова на секунду скосил глаза на машину, словно стыдясь чего-то, — Но время от времени я и в самом деле опасаюсь проиграть. Я думаю, а что, если появился какой-нибудь юнец — в особенности юнец, моложе меня и, естественно, талантливее, — который отберет у меня все это. Вот что меня беспокоит. Чем лучше я играю, тем хуже обстоят дела, потому что тем больше я могу потерять.

— Вы консерватор, — сказал Хамлис. — Самое главное игра. Такова традиционная мудрость, разве нет? Важен процесс, а не победа. Радоваться поражению соперника, тешить собственную гордыню — значит прежде всего демонстрировать, что вы далеки от совершенства и не соответствуете своему имени.

— Да, так говорят, — кивнул Гурдже. — Так считают все остальные.

— Но не вы?

— Я… — Казалось, что человеку никак не найти нужного слова. — Я… ликую, одержав победу. Это лучше любви, лучше секса, лучше любого секретирования. Только в это мгновение я чувствую себя живым. — Он покачал головой, губы его сжались. — Все остальное время я чувствую себя кем-то вроде Маврин-Скела, этого маленького автономника, изгнанного из Особых Обстоятельств. Словно у меня отняли что-то такое, раньше принадлежавшее мне по праву рождения.

— А, так вот какое родство с ним вы чувствуете, — холодно сказал Хамлис, цвет его ауры изменился в соответствии с настроением. — А я все спрашивал себя, что вы находите в этой отвратительной машине.

— Горечь. — Гурдже снова откинулся к спинке. — Вот что я в нем нахожу. Но по крайней мере, в нем есть новизна.

Он встал и подошел к камину, потыкал в поленья чугунной кочергой, сунул еще одно, неловко ухватив его тяжелыми щипцами.

— Мы живем не в героическую эпоху, — сказал он автономнику, глядя в огонь. — Индивидуальность устарела. Вот почему нам всем так удобно жить. Мы ничего не значим, а потому в безопасности. Ни одна личность больше не оказывает ни на что сколь-нибудь заметного влияния.

— Контакт использует личностей, — возразил Хамлис. — Он помещает людей в более молодые общества, которые оказывают решающее воздействие на судьбы всей метацивилизации. Обычно они «наемники» и не уроженцы Культуры, но они люди, гуманоиды.

— Их выбирают и используют. Как фигуры в игре. Они не в счет. — В голосе Гурдже слышалось раздражение. Он отошел от камина, вернулся к дивану. — И потом, я не из их числа.

— Ну, тогда сохраните себя до наступления более героической эпохи.

— Ха, — сказал Гурдже, снова усаживаясь. — Вы думаете, она когда-нибудь наступит? А если и наступит, все равно это будет больше похоже на жульничество.

Хамлис Амалк-ней прислушался к шуму дождя и огня.

— Ну что ж, — медленно произнес он, — если вы ищете новизны, то Контакт — забудем об ОО — именно то, что вам нужно.

— У меня нет намерений поступать в Контакт, — сказал Гурдже. — Торчать годами в их экспедиционных кораблях вместе с исполненными дурацкого энтузиазма благодетелями Вселенной, искать варваров, которых нужно цивилизовать, — спасибо, я не так представляю себе удовольствие или достижение.

— Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что в Контакте наилучшие Разумы, наибольший объем информации. Они могут породить неплохие идеи. Каждый раз, когда я был с ними связан, они добивались успехов. Не забывайте, это последний шанс.

— Почему?

— Да потому что они хитрецы. Кого хочешь обведут вокруг пальца. И тоже азартные. И выигрывать привыкли.

— Так-так. — Гурдже погладил свою темную бороду. — Не знаю даже, как к ним подступиться, — сказал он.

— Ерунда, — ответил Хамлис. — В любом случае у меня там есть кой-какие связи. Я бы…

Хлопнула дверь.

— Мать моя, ну и холодища там!

В комнату, отряхиваясь, влетела Йей. Руками она обхватила себя за грудь, тоненькие шорты прилипли к бедрам. Все ее тело сотрясалось от холода. Гурдже поднялся с дивана.

— Идите сюда — поближе к огню, — сказал Хамлис девушке.

Йей стояла, дрожа, у окна, вода стекала с нее.

— Ну что вы там застыли столбом, — повернулся Хамлис к Гурдже. — Принесите полотенце.

Гурдже критическим взглядом смерил машину и вышел из комнаты.

К тому времени, когда он вернулся, Хамлис уговорил Йей сесть перед огнем. Изогнутое поле под ее затылком удерживало голову девушки в потоке каминного тепла, другое поле расчесывало волосы. С промокших локонов Йей на раскаленные плитки падали и с шипением испарялись капельки воды.

Хамлис взял из рук Гурдже полотенце; тот смотрел, как машина вытирает тело Йей. Наконец он отвернулся, тряхнул головой и, вздохнув, снова сел на диван.

— У тебя ноги грязные, — сказал он.

— Ну, зато здорово пробежалась. — Йей рассмеялась из-под полотенца.

Йей немало нафыркалась, пока не была вытерта насухо, потом завернулась в полотенце и села на диван, вытянув ноги.

— Ужасно проголодалась, — объявила она вдруг. — Ничего, если я приготовлю что-нибудь?..

— Давай-ка я, — сказал Гурдже и вышел.

Он вернулся на мгновение с брюками Йей, чтобы набросить их на спинку стула, где уже висела ее жилетка.

— О чем вы тут говорили? — спросила Йей у Хамлиса.

— О том, что Гурдже разочарован.

— Ну и с каким результатом?

— Не знаю, — признался автономник.

Йей взяла свои вещи и быстро оделась. Она немного посидела против огня, глядя на языки пламени. Дневной свет тем временем совсем погас, а лампы в комнате разгорелись ярче.

Гурдже принес поднос со сластями и выпивкой.

Перекусив, Гурдже и Йей вместе с автономником сели за сложную карточную игру того типа, который нравился Гурдже больше всего, — где требовалось умение блефовать и немного удачи. Они дошли до середины игры, когда появились друзья Йей и Гурдже. Их самолет приземлился на лужайке перед домом — Гурдже подумал, что лучше бы они выбрали другое место для посадки. Гости вошли в комнату, веселые и шумные, и Хамлис сразу же забился в угол у окна.

Гурдже, как радушный хозяин, принес гостям закуски. Он подал новый бокал Йей, которая вместе с группкой прибывших слушала, как двое спорят об образовании.

— Ты поедешь с ними, Йей?

Гурдже прислонился спиной к стене, на которой висел гобелен, и чуть понизил голос, отчего девушке пришлось отвернуться от спорщиков и посмотреть на него.

— Может быть, — медленно произнесла она. Блики пламени высвечивали ее лицо. — А ты опять хочешь попросить меня остаться? — Она с интересом разглядывала свое вино, раскручивая его в бокале.

— Так вот ты о чем, — сказал Гурдже, вскинув голову и уставившись в потолок. — Нет, вряд ли. Одни и те же старые фильмы, одни и те же реакции, — все это нагоняет тоску.

Йей улыбнулась:

— Никогда ничего не знаешь заранее. В один прекрасный день я могу передумать. Пусть это тебя не беспокоит, Гурдже. Это почти что честь.

— Ты хочешь сказать — это честь быть таким исключением?

— Ммм. — Йей приложилась к бокалу.

— Я тебя не понимаю.

— Потому что я даю тебе от ворот поворот?

— Потому что ты никому не даешь от ворот поворот.

— Ну уж не совсем чтобы так. — Йей кивнула и нахмурилась, глядя в свой бокал.

— Ну так почему нет?

Ну вот. Наконец-то он сказал ей об этом.

Йей сложила губы трубочкой.

— Потому что для тебя это важно, — сказала она, вперившись в него взглядом.

— Ах, вот оно что, — кивнул Гурдже и, опустив глаза, принялся поглаживать свою бородку. — Мне бы стоило напустить на себя безразличие. — Он заглянул ей прямо в глаза. — Правда, Йей.

— Я чувствую, что ты хочешь… брать меня, словно я игровая фигура или поле. Чтобы иметь меня, обладать мной. — Внезапно лицо Йей сделалось озадаченным. — В тебе есть что-то очень… Не знаю. Примитивное, может быть. Ты никогда не менял пола, а? — (Он отрицательно покачал головой.) — И не спал с мужчинами? — (Он покачал головой еще раз.) — Я так и думала. Ты такой странный, Гурдже. — Йей осушила свой бокал.

— Потому что не нахожу мужчин привлекательными?

— Да. Ты сам — мужчина! — Она рассмеялась.

— Может, я должен нравиться самому себе?

Йей несколько секунд смотрела на него, потом на ее лице мелькнула улыбка; наконец она рассмеялась и опустила глаза.

— Ну, не физически, конечно.

Она ухмыльнулась и протянула ему пустой бокал. Гурдже снова наполнил его, и девушка вернулась к гостям.

Гурдже оставил Йей спорить о месте геологии в образовательной политике Культуры, а сам направился к Рен Миглан — молодой женщине, приезда которой этим вечером он ждал.

Один из гостей привез с собой проторазумного стиглийского нумератора, который теперь шлепал по комнате, ведя счет невнятным шепотком. Это стройное животное с тремя конечностями, светлой шкуркой, высокой талией, без явно выраженной головы, но со множеством выразительных выпуклостей, принялось пересчитывать присутствующих — их оказалось двадцать три. Потом стало считать предметы мебели, после чего сосредоточилось на ногах. Наконец нумератор подобрался к Гурдже и Рен Миглан. Гурдже взглянул на животное, которое пялилось на его ноги и размашисто скребло конечностями у его тапочек. Он дотронулся до нумератора носком ноги, тот пробормотал: «Скажи шесть» — и поплелся прочь. Гурдже продолжил говорить с женщиной.

Прошло несколько минут — он стоял рядом с ней, разговаривал, пододвигался чуть поближе, нашептывал ей что-то на ухо, а раз или два запустил ей руку за спину и пробежался пальцами по ее позвонкам под шелковым платьем.

— Я обещала вернуться с остальными, — тихо сказала Рен, опустив глаза и покусывая губы; она завела руку за спину и ухватила пальцы Гурдже, поглаживавшие ее поясницу.

— Какой-то скучнейший оркестр, какой-то певец, поющий для всех сразу? — мягко проговорил он, убирая руку и улыбаясь. — Ты заслуживаешь больше внимания именно к себе, Рен.

Она тихо рассмеялась и толкнула его локтем.

Вскоре она вышла из комнаты и больше не возвращалась. Гурдже направился туда, где неистово жестикулировала Йей, превознося достоинства жизни на плавучих магнитных островах, но тут он заметил в уголке Хамлиса. Тот делал вид, что не замечает трехногого животного, которое разглядывало машину, пытаясь поскрести одну из своих выпуклостей и не свалиться на пол. Гурдже отодвинул зверька ногой и остановился рядом с Хамлисом. Некоторое время он говорил с машиной.

Наконец гости удалились, прихватив несколько бутылок и полупустых подносов с конфетами. Самолет зашипел, исчезая в ночи.

Гурдже, Йей и Хамлис закончили начатую игру в карты; Гурдже победил.

— Ну, мне пора, — сказала Йей, вставая и потягиваясь. — Хамлис?

— И мне тоже. Я пойду с вами. Можем поехать в одной машине.

Гурдже проводил их до лифта. Йей застегнула пуговицы на плаще. Хамлис повернулся к Гурдже:

— Не хотите, чтобы я поговорил с Контактом?

Гурдже рассеянно смотрел на лестницу, ведущую в основной дом; он перевел недоуменный взгляд на Хамлиса. То же самое сделала и Йей.

— Ах, вот вы о чем, — сказал наконец Гурдже, улыбаясь и пожимая плечами. — А почему, собственно, нет? Посмотрим, что предложат те, кто мудрее нас. Терять мне нечего. — Он рассмеялся.

— Мне нравится, когда ты весел, — сказала Йей, целуя его в щеку.

Она вошла в кабину лифта, Хамлис за ней. Йей успела подмигнуть Гурдже, пока дверь закрывалась.

— Передай привет Рен, — усмехнулась она. Гурдже несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь лифта, потом покачал головой и улыбнулся сам себе. Он вернулся в гостиную, где теперь наводили порядок два домашних автономника; все уже стояло на своих местах. Он подошел к игровой доске между двумя темными диванами и поставил одну из фигур деплоя в центре ее исходного шестиугольника, потом посмотрел на диван, на который уселась Йей после пробежки. Там осталось понемногу исчезающее влажное пятно — темное на темном. Гурдже неуверенно положил на него руку, потрогал пальцами, потом рассмеялся про себя, взял зонтик и вышел посмотреть, что сделал с лужайкой самолет. Потом он вернулся в дом; свет в окне приземистой главной башни говорил о том, что Рен ждет его.

Лифт опустился на две сотни метров в глубь горы, потом прошел еще ниже, сквозь коренную породу, замедлился, двигаясь через вращающийся тамбур, мягко преодолел метровую толщу сверхплотного материала основания и остановился под плитой орбиталища в транзитной галерее. Там ждали два подземных автомобиля, а экраны наружного наблюдения показывали, как солнечный свет заливает обратную сторону плиты. Автомобиль открыл дверцу, Йей и Хамлис вошли внутрь, сказали, куда им нужно, и сели. Машина развернулась и начала набирать скорость.

— Контакт? — спросила Йей у Хамлиса.

Пол автомобильчика закрывал солнце, а в боковых экранах колюче сияли звезды. Машина неслась среди переплетения труб и проводов непонятного назначения, но жизненно важных: они висели под каждой плитой.

— Мне показалось или я в самом деле слышала, как вы упомянули это всемилостивейшее и вседобрейшее пугало?

— Я предложил Гурдже связаться с Контактом, — сказал Хамлис.

Он подплыл к одному из экранов — тот открепился, продолжая показывать наружный вид, и скользнул вверх; в корпусе автомобиля открылось пространство сантиметров в десять толщиной. Там, где экран прикидывался окном, теперь было настоящее окно — плита прозрачного кристалла, а за ней — глубокий вакуум и вся остальная Вселенная. Хамлис посмотрел на звезды.

— Я решил, может, они сообразят, как его занять.

— Я думала, вы с подозрением относитесь к Контакту.

— Обычно — да, но я знаком кое с кем из Разумов. У меня еще остались связи… Они, я думаю, не откажут в помощи.

— Не знаю, — сказала Йей. — Что-то мы слишком уж серьезно к этому относимся. Ничего страшного с ним не случится. У него есть друзья. Пока приятели рядом, ему нечего особо опасаться.

— Гмм, — промычал автономник; автомобиль остановился у одной из лифтовых шахт, обслуживающих поселение, в котором жил Хамлис Амалк-ней. — Мы увидим вас в Тронце? — спросил он.

— Нет, у меня этим вечером сайт-конференция. И потом, тут есть один молодой человек, я недавно видела его на полигоне. И на тот вечер я запланировала с ним случайную встречу, — Йей ухмыльнулась.

— Понятно. Проснулись хищнические инстинкты? Ну, желаю вам приятной случайной встречи.

— Приложу все старания, — рассмеялась Йей.

Оба пожелали друг другу спокойной ночи. Хамлис вышел через тамбур автомобиля — его древний, чуть побитый корпус вдруг ярко засветился под солнечными лучами снизу — и, не дожидаясь лифта, понесся вверх по шахте. Йей улыбнулась и покачала головой при виде этого старческого нетерпения. Автомобиль тронулся с места и понесся дальше.

Рен все спала, полуукрытая простыней. Ее черные волосы разметались по подушке. Гурдже сел за стол около балконных окон и уставился в ночь. Дождь прошел, тучи рассеялись, и теперь свет звезд и четырех плит с дальней, уравновешивающей стороны орбиталища Чиарк (в трех миллионах километров; внутренние поверхности их были залиты дневным светом) отражался серебряным блеском в пролетающих облаках и переливался в темных водах фьорда.

Гурдже включил настольный экран, нашел нужную ему публикацию и принялся читать — статьи известных игроков по теории игр, обзоры сыгранных ими партий, сообщения о новых играх и перспективных игроках.

Чуть погодя он открыл двери и вышел на круговой балкон; холодный воздух окутал его голое тело, и он поежился. Он взял с собой карманный терминал и некоторое время терпел холод, разговаривая с темными деревьями и безмолвным фьордом, — диктуя новую статью о старых играх.

Когда он вернулся, Рен Миглан все еще спала, но дышала быстро и неровно. Гурдже, заинтригованный, подошел к ней и присел у края кровати, внимательно вглядываясь в ее лицо, которое мучительно подергивалось во сне. Воздух с трудом прорывался через горло к изящному носу, ноздри девушки раздувались.

Гурдже некоторое время сидел подле нее на корточках со странным выражением на лице — средним между ухмылкой и печальной улыбкой; какой же это кошмар, спрашивал он себя (с чувством смутного разочарования, даже сожаления), мучает молодую женщину, отчего она так дрожит, тяжело дышит и стонет?

-

Два следующих дня прошли без особых событий. Большую часть времени он проводил за чтением статей, написанных другими игроками и теоретиками, закончил собственную статью, начатую в ту ночь, когда у него оставалась Рен Миглан. Рен уехала на следующее утро во время завтрака, после небольшого скандала. Гурдже любил работать за завтраком, а ей хотелось говорить. Он подозревал, что причина ее раздражительности — плохой сон ночью.

Он получил несколько писем. В основном это были просьбы: посетить другие миры, принять участие в крупных соревнованиях, написать статью, дать отзыв о новой игре, стать лектором/профессором такого-то учебного заведения, приехать в гости на любой из нескольких ВСК, посмотреть того или иного вундеркинда — список был длинный.

Он отверг все приглашения, испытав при этом довольно приятное чувство.

Поступило сообщение с одного из ЭКК — экспедиционных кораблей Контакта — об открытии нового мира, где обнаружилась игра, основанная на точной топографии отдельных снежинок: по этой причине она никогда не игралась дважды на одной доске. Гурдже в жизни не слышал о такой игре и не нашел упоминаний о ней в материалах, собиравшихся для таких, как он, Контактом и обычно содержащих самые свежие данные. Он подозревал, что это фальшивка (проказы ЭКК уже вошли в поговорку), но отправил взвешенный (хотя и не лишенный язвительности) ответ: такого рода шутки, если только это была шутка, ему нравились.

Он посмотрел соревнования по планеризму над горами и утесами по другую сторону фьорда, а потом включил домашний голографический экран — посмотреть новую забаву, о которой много слышал. Речь шла о планете, разумные обитатели которой были мыслящими ледниками, а дети их — айсбергами. Гурдже полагал, что эта нелепица оттолкнет его, но нашел ее довольно увлекательной. Он набросал игру на тему ледников: нужно было предугадывать, какие разновидности минералов будут вымыты из пород, какие горы разрушены, какие реки перекрыты, какие ландшафты образованы, какие бухты заблокированы, если бы ледники тоже могли по своей воле растоплять и замораживать свои части. Игра оказалась довольно забавной, но не содержала ничего нового; примерно через час Гурдже бросил ее.