— Присаживайтесь, мадам, — говорит Кристоф, быстро протирая тряпкой стул в полукруглой нише практически напротив сцены.

Он заранее забронировал этот небольшой уютный столик, сделав звонок из машины. И хотя предыдущие гости еще спорят с администрацией, официанты в белых пиджаках уже уносят их недопитые коктейли.

Мадам д’Ортолан скептически изучает сиденье, затем со вздохом на него опускается, расправив на коленях юбку, и с чопорным лицом ждет, пока Кристоф придвинет стул ближе к столику.

Какой-то мужчина — вероятно, мистер О — протискивается к ним сквозь толпу. Одет он как деревенщина, да и цвет кожи у него под стать — ни рыба ни мясо. Мадам д’Ортолан не в восторге от такого типажа. Покосившись на громилу Кристофа, мужчина подходит к столику, улыбается, нервно потирая руки, и отвешивает замысловатый поклон.

— Мадам.

— Да?

— Аймен К’эндс к вашим услугам.

— Садитесь, — указывает она.

Услышанное имя в голове не задерживается. Для Мадам он всегда будет мистером О.

У алькова слышится ругань: прежние гости возмущаются, что их выпивку унесли. Официант набрасывает на столик белоснежную скатерть, разглаживает ее и поворачивается к мадам д’Ортолан, чтобы принять заказ. Скользкий тип меж тем садится. Кристоф, с хмурым видом стоящий позади, то подозрительно поглядывает на пришедшего, то — не менее подозрительно — на бранящихся посетителей, которых, похоже, вот-вот выгонят из ресторана. К администраторам на подмогу спешат двое вышибал, по виду еще внушительнее Кристофа.

Аймен К’эндс даже сидя пытается изобразить поклон.

— Для меня огромное удовольствие встретиться с вами сно…

— Ваши любезности мне ни к чему, — обрывает его мадам д’Ортолан, — и ответных не ждите.

Этого типа — вспоминает она, разглядывая улыбчивое, блестящее от пота и досадно незнакомое лицо цвета кофе, — не мешает держать в узде. Она на мгновение оборачивается к Кристофу и указывает взглядом на свое плечо; шофер помогает ей снять кремовый жакет и бережно вешает его на спинку стула. При этом мадам д’Ортолан подмечает, что пальцы Кристофа касались ее кожи через шелковую блузку чуть дольше, чем необходимо, а еще он тайком вдохнул аромат ее волос. Это в рамках дозволенного, но отвлекает.

— Воды без газа, — говорит она официанту. — Бутылку откроете при мне. И никакого льда.

— Двойной эспрессо. — Аймен К’эндс теребит ворот рубахи. — А еще воды. Льда положите побольше. — Теперь он постукивает пальцами по столешнице.

В Париже сейчас жарко, а в кафе «Атлантик» еще жарче. Лениво крутящиеся потолочные вентиляторы здесь скорее для антуража. Потные человечки с рекламными щитами на шее — одни рекламируют блюда дня, другие предлагают услуги букмекеров, юристов, ростовщиков, залоговых компаний и борделей, третьи освещают последние новости и результаты матчей — допущены сюда в основном для того, чтобы, курсируя взад-вперед, создавать прохладный ветерок. На удивление, они неплохо справляются.

Аймен К’эндс ужом вертится на стуле, постоянно озираясь. Его ладони мнут одна другую. Похоже, он в принципе не может усидеть спокойно; при взгляде на него жара становится еще невыносимее.

— Веер! — бросает мадам д’Ортолан через плечо.

Кристоф со щелчком раскрывает большой веер из черного кружева и начинает аккуратно обмахивать ей лицо.

Аймен К’эндс, сверкая глазами, подается вперед:

— Мадам, позвольте мне сказать…

— Не позволю. — Мадам д’Ортолан оглядывается по сторонам с неприязненной гримасой. — Давайте без лишней болтовни.

Ее слова, похоже, задевают К’эндса. Глядя на свои руки, он произносит:

— Я вам настолько неприятен, мадам?

Как будто этот человечишка вообще достоин ее оценки!

— Что за вздор! — отмахивается она и, окинув беглым взглядом задымленный, похожий на пещеру зал, добавляет: — Я просто не горю желанием тут задерживаться. Помимо всего прочего, такие толпы привлекают террористов.

— Христианских? — с немного озадаченным видом К’эндс тоже вертит головой.

— Каких же еще, идиот!

— А ведь это религия любви к ближнему. — Он сокрушенно цокает языком. — Как печально.

На миг у мадам д’Ортолан закрадывается подозрение, что над ней потешаются. Кто знает, насколько подробно эти залетные passerines  [Слово passerine в переводе с французского означает маленькую птичку и служит французским аналогом слова «транзитор» (от фр. passer — «переходить», «переправляться»).] помнят свои прошлые встречи с людьми, вещами или событиями? Неужели он над ней подтрунивает? Мадам д’Ортолан отметает эту мысль.

— Религия фанатиков, — сварливо поправляет она. — Религия, которая любит мучеников; религия, основанная на доктрине первородного греха и позволяющая стирать в порошок детей, потому что даже они — грешники. Тьфу! — Она кривится и делает вид, что сплевывает. — Да эта религия просто создана для терроризма!

На противно лоснящемся лице К’эндса возникает некое подобие улыбки, и мадам д’Ортолан чувствует, как у нее на лбу выступают капельки пота. Она наклоняется над столиком и уже тише произносит:

— Вы что, еще не полностью тут? Не внедрились как следует? Здесь любой дурак об этом знает! А вы — нет?

— Я знаю лишь то, что знаю, мэм, — тихо отвечает он, явно стараясь напустить туману.

Одна из его ног ритмично подергивается вверх-вниз, словно вторя барабанщику «Джуплы». До чего же невыносимый субъект!

— Тогда знайте, что у меня больше нет ни малейшего желания здесь торчать, — говорит ему мадам д’Ортолан, а затем громко и раздраженно кашляет Кристофу, который, похоже, засмотрелся на субтильную евразийку, выводящую трели на сцене.

Шофер возвращается с небес на землю и после многозначительного кивка госпожи запускает свободную руку в карман серого пиджака. Оттуда он достает нечто похожее на футляр для сигары и протягивает К’эндсу.

Тот с печальным видом убирает предмет в нагрудную сумку.

— Кстати, — добавляет он, — у меня почти закончился…

— Там внутри запас еще на дюжину перемещений, — перебивает его мадам д’Ортолан. — Мы же не тупицы. Считать умеем.

К’эндс передергивает плечами.

— Простите, что доставил вам такие сильные неудобства. — В его голосе звучит обида.

Он встает, проводит пальцами по жестким темным волосам и устремляет взгляд в зал. Мимо, громыхая рекламным щитом, проносится человек-сэндвич, отчего шальвар-камиз К’эндса раздувается, как парус.

— Пойду перехвачу официанта с моим кофе…

— Сядьте! — рявкает мадам д’Ортолан.

К’эндс оборачивается.

— Вы же сами сказали…

— Сидеть!

Он повинуется с еще более уязвленным видом.

— Касательно этого дела у меня для вас особые указания. Не упомянутые в инструкции.

К’эндс, разумеется, удивлен. Поразительно, насколько быстро и явно его внутренний настрой отражается на лице! Мадам д’Ортолан находит это мерзким. А если он такой со всеми, то еще и непрофессиональным. Неужели он окончательно съехал с катушек? Досадно, если долгая кампания по выведению его из строя увенчалась успехом именно сейчас, когда он нужен ей в здравом уме!

— Как это — не упомянутые? — хлопает глазами К’эндс.

Мадам д’Ортолан не удивилась бы, появись над его головой облачко со знаком вопроса, как в комиксах.

— Да вот так, — говорит она. — Некоторые имена и задачи в переданных вам инструкциях могут вас удивить. Тем не менее эти указания были тщательно согласованы на высшем уровне, причем одобрили их не один-двое, а сразу несколько благонадежных лиц, так что будьте уверены: ошибки здесь нет. Что касается заключительного пункта инструкции, которого вам рекомендуют придерживаться в каждом из случаев, — не обращайте на него внимания. Упомянутых субъектов не нужно подвергать принудительной транзиции. Все до единого должны быть устранены. Иными словами, убиты. Незамедлительно. Вам понятно?

Брови К’эндса взлетают вверх.

— Вы просите меня нарушить письменный приказ?

— Всего один пункт. Сущая мелочь.

— Мелочь?! — В глазах у него ужас — хотя, возможно, его больше напугал выбор слова, чем предельная жестокость плана действий.

— На бумаге, — терпеливо объясняет мадам д’Ортолан, — вам предписано найти упомянутых лиц, подобраться к ним, а затем изолировать. Я лишь вношу устную поправку: сделайте все вышеперечисленное, только не похищайте их, а убейте.

— Значит, это приказ?

— Да.

— Но…

— Письменные распоряжения поступают из моего кабинета, а затем согласовываются, — ледяным тоном продолжает мадам д’Ортолан. — Моя устная поправка также была должным образом рассмотрена и одобрена. И она вышла позже письменных указаний. Что в этой цепочке событий вам непонятно?

В наступившей тишине звенит обида. Официант приносит напитки. Как только он уходит, К’эндс говорит:

— Полагаю, устные уточнения будут подтверждены документально, и уже тогда…

— Конечно нет! Не будьте глупцом! Есть причины, почему мы все устраиваем именно так. — Мадам д’Ортолан наклоняется ближе и кивком приглашает собеседника тоже придвинуться. — Разве вы не видите, — продолжает она чуть мягче и понизив голос, — что Совету, да и «Надзору» в целом угрожает опасность? Задание должно быть выполнено. Необходимо принять меры. Они могут показаться суровыми, но и угроза крайне велика.

К’эндс по-прежнему медлит.

Мадам д’Ортолан выпрямляется на стуле.