Иэн Сент-Мартин

Люций. Безупречный клинок

Посвящается Сирилу и Лизе Сент-Мартин — безупречным родителям, которые вложили все, что у них было, в непутевого отпрыска


...

Вот уже более ста веков Император неподвижно восседает на Золотом Троне Земли. Он Повелитель Человечества. Благодаря мощи его несметных армий миллион миров противостоит тьме. Однако сам он — гниющий полутруп, разлагающийся властелин Империума. Жизнь в нем продлевают чудеса из Темной эры технологий, и каждый день ему в жертву приносят по тысяче душ.

Быть человеком в такие времена — значит быть одним из бесчисленных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить, посреди вечных битв и кровопролития. Слышать, как крики боли и стенания заглушаются алчным смехом темных божеств.

Это беспросветная и ужасная эпоха, где вы найдете мало утешения или надежды. Забудьте о силе технологий и науке. Забудьте о предсказанном прогрессе и развитии. Забудьте о человечности и сострадании. Нет мира среди звезд, ибо во мраке далекого будущего есть только война.

Путь к проклятию в конечном счете не определяется суммой жизненных деяний. Очернение души происходит постепенно, от удара до удара сердца. И ад ее рождается не в шуме и огне войны, но скорее в тишине одинокого ума.

Фрагмент европейского опуса эпохи до Объединения,
авторство неизвестно

ПРОЛОГ

Оно родилось в похоти и немыслимой жестокости. Слившись из боли и радости миллиардов душ за миллиарды жизней, оно плавало в последе нового бога, содрогаясь от воплей — неумолкавших отголосков раны, которую его приход разорвал в ткани Вселенной.

Из глубин Моря Душ — царства, что соединяло реальность с нереальностью, — оно выскользнуло и очутилось в стране душ.

Оно ласкало материальную пустоту своими рыскающими щупальцами. Оно — лишь шепот, сладкозвучный зефир, искушавший честолюбие королей и превращавший целые миры в монументы безумной плоти, святыни для повелителя боли и наслаждения, что был самым молодым богом. Оно — мед и серебро, смех и крик эонов разумной жизни. Оно — все это и нечто несравнимо большее.

Оно наблюдало, как дни и ночи проходят над империями людей, поднимаясь и падая, раздуваясь и истощаясь. Оно смотрело, как люди покоряют звезды и впервые испивают из чаши, предложенной царством богов. Оно созерцало, как испившие набрасываются на тех, кто не испил, и выжигают свою галактику. Поднялись чемпионы, и, когда в колыбели Темного Принца вновь родился сиятельный сын, оно нашло предмет своего желания.

Оно видело, как его сердца пронзили полуночные клинки и как вспорхнул когтистый рок, намеренный утащить его в темноту. Миллионы обитателей забвения томились за завесой, взвывая и истекая слюной, дабы насытиться его душевным жаром, когда в нем угаснет последняя частица жизни. Оно придвинулось ближе и через мгновение уже было там, паря над поверженной фигурой, глядя, как кровь вытекает из его вен, становясь холодной и неподвижной. Оно так долго ждало этого момента…

Рожденное в похоти и жестокости, оно склонилось — и улыбнулось.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БЕСЧУВСТВЕННЫЙ

I.I

«Колодезная шавка», рыча, нырнула в пучину вихря. Она была уродливым кораблем — ядро угловатого транспортника раздулось в нескладное чудовище из огромных оружейных батарей и броневых пластин, грубо прилаженных вокруг целой грозди варп-двигателей. «Шавка» не обладала ни небесной, ни морской грацией, коими столь многие вдохновленные строители человеческих звездолетов наделяли свои детища.

Впрочем, утилитарная форма вполне подходила тем, кто ныне называл ее мрачные палубы из адамантия и холодной стали домом. За время, прошедшее с тех пор, как судно захватили новые хозяева, «Колодезная шавка» обратилась в нечто невыразимое. Ее броню отделали медью и покрыли алым лаком, будто она вырвалась из моря крови, пролитой в знак почтения богу войны. Почерневшие двигатели дышали адским огнем, не заботясь о сохранности горстки малых корабликов арьергарда, отчаянно силившихся не отставать.

Вокруг «Колодезной шавки» кипело и бурлило безумство цветов. Туманности чьих-то наполовину оформившихся рук и лиц вспенивались и колыхались, рождая сгустки света, оживляя грубую материю — и столь же быстро лишая ее жизни. Сильные эфирные бури за считаные секунды набирали мощь, питая окостеневшие в своих страстях древние умы, что алкали шанс выдрать души из смертной плоти. Триллионы хищников плавали в псионическом сиропе накопленных чувств и эмоций, нашептывая посулы и ложь любому, кто мог их услышать.

Экипаж «Шавки» в молчаливом ужасе сновал по темным артериям корабля, стараясь держаться подальше от хозяев на верхних палубах. Смертные стали рабами громадных полубогов — сверхлюдей-отщепенцев, брошенных на произвол судьбы после гибели XII легиона при Скалатраксе. С той поры разъяренных зверей в медных и кроваво-красных доспехах вела своя тропа, хаотично петлявшая по велению заведенных часов смерти, что тикали в их головах, подпитывая непрестанным желанием бойни. Внутренние распри были столь же обычным явлением в их варварской толпе, как и набеги с грабежами, совершаемые в недрах варпа.

Жизнь на борту «Шавки» стоила дешево особенно жизни смертных, не видевших за отмеренное им время ничего, кроме ее внутренних залов. Бытие их было жестоко и так же непостоянно, как увечные умы их повелителей — хотя те, кто стоял во главе банды, не были столь слепы, чтобы поступаться осторожностью, ибо бороздили пространство между реальным и нереальным, служившее им одновременно прибежищем и тюрьмой со времен неудачной осады Терры. Они находились в Оке Ужаса, и угрозы здесь таились повсюду, глядя миллионами глаз — как материальных, так и эфирных.

В данном случае опасность приняла знакомую форму.

Охотница выскользнула из мерцающих штормов вокруг царства Ока. Щупы-молнии льнули и подлизывались к бледному ромбику голубовато-золотого света, что ее окутывал, — полю Геллера. Если «Колодезная шавка» была громоздка и неприглядна, как памятник неотесанному гневу и злобе, то от охотницы захватывало дух. Она была древним копьем из платины выцветшего лилового цвета, городским пейзажем с рифлеными башнями и соборами, вылепленным на острие ножа. Ее корпус был изрыт оспинами и почернел от беспрерывной войны, тянувшейся до самых гибельных земель Исствана, но шрамы ничуть не умаляли ее величественной царственной красоты.

Охотница обратила свой острый нос, украшенный мученическим образом распятого орла из ржавого золота, к «Колодезной шавке» и, полыхнув скоростными двигателями, ринулась в атаку.

Сигналы тревоги и предупреждающие клаксоны сотрясли внутренности «Шавки». Были они хриплые и какофоничные — сказывались как слишком частое использование, так и явный недостаток ухода за корабельными системами оповещения. Экипаж заметался по коридорам, алевшим в аварийном освещении. Босоножки с ремешками и обмотанные портянками пятки шлепали по лужам крови, без конца стекавшей с потолка и стен. Житие во служении чемпионам Бога Войны притупило ужас рабов, и те расталкивали друг друга, чтобы поскорее добраться до назначенных им боевых постов. Бледные худые фигуры прошедших лоботомию сервиторов тащились на инженерные и ремонтные палубы. Грубые, взращенные в чанах нелюди топали к орудийным батареям, пересыпая гниющие от ядовитых химикатов ладони тальком, готовясь втащить огромные снаряды в казенники корабельных орудий. Стены вокруг них задрожали, когда двигатели «Колодезной шавки» подверглись нагрузкам за пределами всех возможных допусков. Корпус издал долгий мучительный стон, и «Шавка» развернулась мордой к надвигавшемуся врагу.

Корабли сопровождения — пара рейдеров типа «Идолопоклонник» и единственный торпедный фрегат типа «Неверный», который любой разумный командир списал бы еще лет сто назад, — отлипли от флангов более крупного судна и устремились к охотнице. Они двигались широким строем с целью разбить огонь захватчиков и выиграть время для того, чтобы «Колодезная шавка» успела задействовать свои сокрушительные батареи.

Успешные сражения в варпе являли союз сложных математических вычислений и безумных маневров — виртуозный танец, охватывающий ошеломляющие расстояния. Битвы, в которых противоборствующие командиры находились достаточно близко, чтобы установить визуальный контакт, случались крайне редко. Охотница явилась почти прямо над «Колодезной шавкой» и ее эскортами, мигом заставив взвыть системы оповещения об опасности на всех мостиках и командных палубах. Но подобный выбор тактики отнюдь не был сюрпризом для тех, кто участвовал в войнах легионов, предпочитая сражения более «интимного» характера, нежели те, что велись обычными флотами.

Яркие копья трескучего цвета, один вид которых вызывал головную боль, рванулись из раздвоенных носов «Идолопоклонников». Дохнул дымом и россыпью сора корпус «Неверного», почти в упор выпуская торпеды. На пустотных щитах охотницы вспыхнула корона скользкого многоцветья, а батареи точечной защиты пурпурно-серебристого корабля осветили пустоту потоками трассеров. Золотые ленты снарядов превратили наведенные торпеды в маленькие огненные шарики, которые быстро схлопнулись в ничто.