То были легионеры — но не здешние хозяева.

В безумном порыве рабы скопом бросились на надзирателя. Тот дрогнувшим голосом велел им остановиться, потом открыл из дробовика огонь. По много ли проку — бить по осатаневшей толпе? Поверженных отбрасывало назад, но по их телам наступали бегущие следом, а туман неумолимо подбирался все ближе.

Дайринк бросился на мужчину, отскочив в сторону, аккурат когда дробовик выпалил снова. Почти вся дробь прошла мимо, но по касательной зацепило бок, ободрав мясо. Тело погрузилось в боль как в кипящее горнило. Упав на колени, Дайринк все же схватил паникующего заградителя за пояс и свалил на палубу. Тот стал изворачиваться, тщась нацелить оружие мятежному рабу в голову. Розовая мгла все подползала.

Дайринк безжалостно впечатал лоб в лицо надзирателю, да так, что хрустнул нос и по глазам хлестнула боль, черпая и горячая. — но что-то треснуло и в черепушке врага. Из ослабших рук вывалилось ружье, и Дайринк, схватив его, принялся молотить заградителя прикладом. Он бил, не унимаясь, пока тот не утратил всякое человеческое подобие. Кровь и ошметки плоти налипли на приклад густой патиной. Встав, Дайринк развернулся и забросил оружие на плечо.

Мгла настигла его. Уподобившись живой твари из розовой дымки, она стремительно проползла по его груди и запустила щупальца в рот и ноздри. Попала в легкие, прошла через все телесные заслоны — и влилась в кровоток.

На миг Дайринк застыл, а потом разжал руки. Дробовик грянул о палубу, следом в забвении на колени повергся и он сам. Его зрачки страшно расширились, будто стерев радужку. Руки мелко задрожали. Слезы хлынули по щекам, рисуя белые полосы в крови и грязи. Дайринк зашелся гомерическим смехом, одновременно с тем рыдая.

Благодать наполнила все нутро, проникла в сердце, распространила волны экстаза но телу. Его словно бы закутали в теплый шелк, окружили чистой, ничего не требующей любовью. Истинная, бесконечная услада — вот что несла с собой мгла.

Сразу отступили куда-то темные ржавые коридоры «Колодезной шавки». Затхлый воздух, с грехом пополам прогнанный через давным-давно забитые очистители, уступил место головокружительным ароматам. Исчезли боль, чувство покинутости, страх. Зазвучала песнь — чистая, прекрасная музыка сфер, не сравнимая ни с чем из того, что доселе слышал Дайринк. Ему захотелось утонуть в пей, отбросив все, кроме неземной неги, в чьи объятия он погрузился.

Прочее утратило смысл. Ничто не могло затмить пучину восторга, засасывавшую все его чувства. Скорчившись эмбрионом в тумане, Дайринк захихикал негромко. Розовая пена закипела на его губах. Лязгающая поступь стальных сабатонов казалась ему далекой, но в действительности захватчики шагали совсем рядом, топча трупы на пути к сердцу «Колодезной шавки».

I.II

Когтистым сабатоном Хрисифий трамбовал плоть, словно грязь. Мечник глубоко вздохнул — ведь были времена, когда от подобных зрелищ у него голова шла кругом, а по хребту пробегал холодок. Перейдя на службу к самому юному из богов, он с братьями припал к источнику неисчерпаемой услады и жадно лакал из него. Столь жадно, что спустя века и аугментированная физиология Астартес лишилась чувственных начал — нервы затерлись, как натруженные струны, и осталось уповать лишь на отголоски былого блаженства. Теперь те ощущения, что ранее ввергали его в радость, Хрисифию казались нечеткими и блеклыми, походили на фальшивое эхо, не несущее в основе своей истинного звука.

Черты расписанного золотистым и голубым цветами лица Хрисифия исказила гримаса. Отбросив меланхолию, он клацнул кристаллическими когтями по гарде меча, томясь в предвкушении. Много воды утекло с тех пор, как Когорта Назикеи сошла с Пути, как в последний раз они потворствовали своей крови, своей боли.

За Хрисифием шествовали сыны совершенного легиона, вспарывая коридорный мрак светом хрустально-голубых шлемовых линз. Они шагали по внутренностям судна XII легиона в доспехах, расколотых, как и само их братство. С их лат уж давно сошел благородный пурпур, оскудели драгоценности, носимые ими в пору победных завоеваний галактических масштабов. Те из них, чью броню украшала дубленая кожа жертв, пестрели многоцветьем разнообразных меток. Кто-то носил черное, платиновое, розовое, кто-то мог похвастать полиморфным доспехом, чей оттенок менялся с каждым ударом сердца. Остались в их рядах и те немногие, кто хранил верность фиолетовой броне, но знатного вида все равно лишился, обрастя рыхлой воспаленной органикой. Легион Детей Императора почил давно, и тот его пережиток, что являла собой Когорта Назикеи, обрел единство лишь благодаря своему упадку.

Ступая по настилу, бывшие воины III легиона всячески выказывали свое презрение. Хрисифий желчно склабился, другие выделывали непристойные па меж ободранных стен. Их слух уже не внимал несущим блаженство мелодиям и переливчатым гармоникам, кругом не чувствовалось иного аромата, кроме мягкой меди и пролитой крови. Здесь ни утонченностью, ни артистизмом даже не пахло. Божественное начало не проявляло себя.

Это было весьма бездушное действо.

Почти все смертные, заставшие абордаж, умерли, а их хрупкие тела растоптали по палубе — бесполезная рвань. Кто-то еще корчился на полу, кто-то бормотал бессмыслицу, вкусив дурманящего мускуса Чезаре. Бывшие легионеры дышали розовым туманом, но поняв, что удовольствия тот не сулит, отмахивались. Он был сплетен из многократно разбавленной амброзии, синтезированной апотекарием перед самой отправкой их группы в бой, и на людей оказывал наимощнейшее действие. Клубящаяся взвесь проникала во все углы и щели судна, превращая смертный экипаж в овечек, исполненных раболепия, коих с минимумом потерь можно транспортировать отсюда.

Хрисифий и остальные возвратятся за ними, едва будет покончено с хозяевами судна. Коридоры впереди сотрясались от их гулкой поступи. Заслышав гортанное награкали, мечник шепотом возблагодарил Темного Принца, что тот направил его сюда, одарив возможностью сызнова вкусить негу побоища.

Две своры Пожирателей Миров вынырнули на них из темноты развязки. Согбенные фигуры в латунной броне глубокого бордового тона насыщались адреналином через жуткие имплантаты — Гвозди Мясника. Цепное оружие скрежетало и повизгивало — иным из Когорты Назикеи сия какофония приходилась весьма по вкусу.

— Салют вам, о дражайшие кузены, — промолвил Хрисифий, церемонно поклонившись. Смерив отпрысков Ангрона надменным взором, он улыбнулся и приподнял бровь. — Ужель не ждали?

Главарь Пожирателей, чей шлем щерился нимбом кинжальных лезвий, раскинул руки; в обоих щербатых кулаках — по цепному топору.

— Не ждали! — рявкнул он. Боль плескалась в каждом звуке, и на миг Хрисифий воспылал к воину завистью. — Нежданный гость всегда плох, но коли явились — милости просим!

Группировки схлестнулись в ближнем бою. Как и ожидалось. Пожиратели Миров отринули чувство единства в погоне за резней. Разделившись, Когорта Назикеи оголила гладии и пошла наносить точечные удары. Они накидывались на врагов с прытью гончих и гадючьей злобой, вовлекая тех в буйный танец смерти.

Наручем Хрисифий отбил взмах замаранной секиры главаря вражеской своры. Сноп искр плеснул в глаза, но он лишь улыбнулся и, крутанувшись на месте, ударил оппонента в живот. Сын Ангрона успел заметить выпад и заслонился вторым топором. Клинок аккуратно рассек древко на две ровные половинки. Отбросив непригодное отныне орудие, Пожиратель Миров двинул Хрисифию плечом в грудь, оттесняя того назад.

Из скрещивающихся коридоров схватка перекинулась в покинутый смотровой отсек. Тяжеловесный купол из бронестекла почернел и закоптился без должного ухода, но местами сквозь него еще виднелся переменчивый вихрь наваждений Ока Ужаса. Открыв больше простора для маневра, бойцы Когорты рассредоточились по залу, оттолкнулись от стен — и набросились на неповоротливых, лишенных грации противников, взяв их в живое кольцо.

Желчно усмехнувшись, когда еще кто-то из Пожирателей Миров накинулся на него со спины и сдавил ручищами, Хрисифий подтянул колени к груди и выгнул спину, ослабив хват врага, а затем обернулся и рубанул мечом по шее нападавшему. С улыбкой он проследил, как мощная голова легионера повисла на клочьях кожи, а кровь из обрубка шеи фонтаном брызнула на палубу.

— Что за дурные манеры! — крикнул он лидеру группы, с коим бился.

Амбал из XII легиона, коротко усмехнувшись под шлемом, сызнова пошел в атаку. Хрисифий увернулся и со всей мощи обрушил сабатон на ногу противнику — неприятный хруст, последовавший за выпадом, растянул его губы в бодром оскале. Невзирая на увечье. Пожиратель Миров развернулся под аккомпанемент рвущихся хрящей, обхватил мечника за плечи и вонзил раздробленную конечность ему прямо в грудь.

Срощенные ребра разошлись, и явилась боль — робко скребясь где-то на дальних подступах к чувствам, дразня и подманивая. Сместившаяся кость оцарапала легкие, одно проколола — струя горячей крови брызнула в гортань, поднявшись до самых покрытых гримом губ.

Хрисифий оскалил розовые зубы. Восхитительно!