«Я должна идти за ним, — повторяла про себя Кораль Арсе. — Я ему еще понадоблюсь».

— Дорогая, о чем ты задумалась? — поинтересовался Карлос.

— Ни о чем.

— И о чем же ты думаешь, когда думаешь ни о чем?

— Ты уверен, что на самом деле хочешь это знать? Так вот, я думаю о том, как замечательно и весело мы проводим время на твоих коктейлях.

Карлос покачал головой и постарался не выказать своего неудовольствия.

— Могла бы остаться дома. Я же тебе предлагал.

— Нет-нет, ни за что. Я уже все продумала. Пока ты будешь обсуждать, во что лучше вкладывать свободные средства — в государственные бонды или же в недвижимость, я высмотрю себе какого-нибудь яппи помоложе, посимпатичнее и совращу его где-нибудь за занавеской.

Карлос засмеялся, и этот смех очень не понравился Кораль.

— Мне, между прочим, ваши врачебные посиделки тоже не нравятся. Вы как соберетесь вместе, так только о работе и говорите. Ощущение такое, будто сам попал в операционную.

— Может быть, ты и прав. Вот почему, кстати, я на эти встречи всегда хожу одна.

Карлос резко затормозил, сильно вывернул руль и развернул машину в обратную сторону.

— Эй, ты что делаешь?

— Да ладно тебе. Мы оба все поняли. Отвезу тебя домой. Ты ведь не обязана ехать куда бы то ни было, если тебе не хочется.

— Карлос, перестань. Ты же знаешь, что я всегда немного преувеличиваю. Пара бокалов хорошего вина — и я вполне смогу выдержать даже то, что сейчас мне кажется безумно скучным.

По виду Карлоса было непонятно, обижается он или нет.

— Ну а как насчет молоденького яппи за занавеской?

— Нельзя же понимать все мои слова так буквально. Разве от тебя спрячешься за шторой или портьерой?

Карлос вновь покачал головой и расплылся в улыбке. Надо же столь искусно повернуть ситуацию! Кораль сделала так, будто теперь она уговаривала его взять ее с собой. Вот только получалось это у нее не слишком убедительно. Доводы в пользу совместной поездки в ее исполнении прихрамывали на обе ноги.

«Ну, раз уж я все равно собралась…»

На самом деле Карлосу очень нравилось появляться в обществе своих коллег и новых партнеров по бизнесу в сопровождении жены. Рядом с нею он испытывал вполне заслуженную гордость. Она действительно была очень красивой женщиной. Муж с немалым удовольствием собирал коллекцию все новых и новых лестных высказываний своих знакомых в ее адрес. При этом он прекрасно понимал, что все эти комплименты произносились искренне, а не просто по требованию этикета.

Для Кораль же именно это и было самой неприятной стороной совместных поездок. На коктейлях и приемах, которые она посещала с мужем, от нее требовалось быть в безупречной форме, излучать приветливость и любезность, выглядеть в меру кокетливой, уверенной в себе, изображать восторг по поводу очередных комплиментов, далеко не всегда деликатных, уметь вовремя вставить красивую фразу в мужской разговор и — что, пожалуй, являлось еще более важным — вовремя замолчать. Особое внимание она уделяла тому, чтобы в нужный момент разговора поддержать мужа, причем каким-нибудь веским и толковым замечанием.

Карлос давно понял, что такое поведение женщины производит неизгладимое впечатление на его друзей и знакомых. Кроме того, Кораль уставала от явно излишнего внимания к своей персоне. Она зачастую оказывалась едва ли не единственной женщиной на собраниях подобного рода, почти исключительно мужских.

Из дома они выбрались с четверть часа назад и вот уже возвращались. Карлос не доехал до ворот всего несколько десятков метров и изо всех сил нажал на тормоз.

На тротуаре растеклась большая лужа крови. Бурый ручеек пересекал водосточную канавку и тянулся к входу в их дом. Кровь сверкала в янтарно-желтом свете фар, напоминая разлитое масло.

Кораль вздрогнула и почувствовала, как у нее внутри все похолодело. В следующую секунду в затылке матери словно щелкнул мощный электрический разряд. Она выскочила из машины и бросилась сначала к темно-красной луже, а затем к дверям. Капли и потеки крови покрывали ступени террасы, тянулись к самому входу.

— Дети! — сдавленным голосом не то прокричала, не то прохрипела она, открывая дверь дрожащей рукой.

Кораль Арсе вошла в дом. Ее сердце готово было выскочить из груди. Кровь алой молнией рассекла надвое вестибюль, гостиную и лестницу, уводившую на второй этаж. Выкрикивая поочередно имена детей, Кораль Арсе бросилась бежать по кровавым следам.

Взлетев по лестнице, она чуть не столкнулась с Арасели, только что вышедшей из комнаты Дианы. Служанку явно напугали встревоженные крики хозяйки. Она, судя по всему, явно не имела понятия о том, что могло так ее обеспокоить.

Кровавый след тянулся в противоположную сторону, к супружеской спальне Карлоса и Кораль. Арасели увидела кровь, лишь ступив ногой в темно-красную лужу.

«Как же так получилось, что она ничего не знает?» — успела подумать Кораль, отталкивая служанку и влетая в комнату дочери.

Диана преспокойно играла в куклы и явно ничего не ведала о кошмаре, творившемся в доме. Кораль на мгновение прижала дочь к груди, вытерла слезы, навернувшиеся на глаза, выскочила в коридор и так же стремительно распахнула дверь комнаты Нико.

Тот, целый и невредимый, сидел за письменным столом и делал уроки. До материнских криков ему, как, впрочем, и следовало ожидать, не было никакого дела. Рыдая уже в полный голос, Кораль обняла сына и прижала его к себе точно так же, как и Диану несколько секунд назад.

В эту секунду на втором этаже появился Карлос. Он был обеспокоен и встревожен, но действовал осмотрительнее и внимательно проследил, куда именно ведет кровавый след. Перед дверью собственной спальни он на секунду остановился. С противоположного конца коридора доносился плач Кораль Арсе, но не крик или стоны, из чего Карлос Альберт сделал вывод, что дети целы и невредимы. Он посмотрел на Арасели и понял, что бесполезно спрашивать о чем бы то ни было эту перепуганную женщину, побледневшую при виде крови.

Карлос Альберт заставил себя остановиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Во всем этом деле было что-то ненормальное, нечто такое, от чего его волосы, казалось, вот-вот встанут дыбом. Ни Арасели, ни дети, похоже, ничего не слышали. Никто не мог объяснить, откуда взялись в доме эти следы, в конце концов, кто, истекая кровью, проник в его дом и спрятался теперь в спальне.

«Наверное, кого-то где-то ранили и он, видите ли, решил отлежаться здесь, считая наш дом безопасным местом», — подумал Карлос Альберт.

Стараясь сохранять внешнее спокойствие, он потребовал, чтобы Арасели и Кораль отвели детей в подвал и закрылись там вместе с ними. Долго уговаривать женщин и требовать от них беспрекословного подчинения не было нужды. Служанка только сдавленно вскрикнула от испуга и потащила за собой Нико, крепко держа его за руку. Тот не сопротивлялся, но и не выказывал ни малейших признаков испуга. Перед ними торопливо спускалась Кораль Арсе с Дианой на руках.

В комнате Нико Карлос нашел в стенном шкафу бейсбольную биту, прикинул, насколько крепким можно считать это импровизированное оружие, и вернулся в коридор, к дверям своей спальни. Он сжал зубы, постарался успокоить дыхание и приготовился сразиться не на жизнь, а на смерть с тем, что ждало его там, за дверью, — с человеком, зверем или чудовищем. Карлос Альберт понял, что ему действительно неважно, какая опасность ждет его впереди. Он хотел защитить свою семью, свой дом, был готов сделать это даже ценой собственной жизни, хотя все же надеялся на то, что дело обойдется жизнью противника.

Карлос сделал еще один глубокий вдох и мощным ударом ноги распахнул дверь в комнату. Буквально через секунду бейсбольная бита с гулким звуком рухнула на пол. Карлосу пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Его желудок сжался в плотный маленький комок и стал подпрыгивать на месте, словно намереваясь в самое ближайшее время выскочить наружу через пищевод. Руки Карлоса безвольно повисли вдоль тела, ноги дрожали и подкашивались.

Он закрыл глаза, ощущая, как пульсирует кровь в висках, и не без труда разомкнул веки, чтобы заставить себя вновь взглянуть на собственную кровать. Там, в тусклом свете, пробивавшемся из коридора, на белоснежном покрывале четко прорисовывались контуры тела Аргоса, перепачканного кровью, сжавшегося калачиком. Голова собаки была неестественно запрокинута, под пастью натекла лужа крови, смешанной со слюной.

Карлос-Альберт присмотрелся чуть повнимательнее и заметил, что собака даже после смерти продолжала сжимать челюстями что-то маленькое и круглое. Это был теннисный мяч.

Нико невозмутимо смотрел на них. Помимо спокойствия в его взгляде было что-то еще, по всей видимости презрение.

— Я играл с ним, бросал ему мяч. Он выбежал на улицу, а там как раз ехал грузовик. — Сын бесстрастно описал родителям то, что случилось с собакой.

Они втроем сидели в гостиной. Отец и мать явно намеревались серьезно побеседовать с Нико. Он же, судя по всему, полагал, что говорить тут особо не о чем.

У Карлоса Альберта до сих пор шли мурашки по коже. Мертвый Аргос со вспоротым брюхом и наполовину вывалившимися кишками стоял у него перед глазами. На этот раз отец был твердо намерен получить от сына подробное объяснение случившегося. Слишком уж сильным оказалось потрясение, пережитое им.

Нико никогда не отличался словоохотливостью, не стремился к полноте и подробности описаний. Этот вечер не стал исключением. Как обычно, невозмутимый и безразличный ко всему, он просто выводил отца из себя скупыми, односложными ответами на все вопросы, заданные ему.

— Ты сам притащил собаку в дом с улицы, причем один?

Мальчик кивнул.

— Но скажи на милость, зачем? Почему, в конце концов, ты положил его к нам на кровать?

— Он был еще жив. Даже хвостом вилял.

Кораль и Карлос озадаченно переглянулись.

— Значит, ты положил его на кровать, чтобы он там умер? — продолжал расспрашивать отец.

Нико вновь кивнул и пожал плечами. Ну да, так, мол, получилось.

Кораль не верила своим ушам. Ей казалось невозможным, чтобы ребенок говорил о таком событии настолько безразлично, как будто о пустяке, недостойном переживаний, или, быть может, не очень приятном сне, о котором лучше скорее забыть. У нее возникло такое ощущение, что Николас даже не присутствовал при случившейся трагедии.

Она с трудом представляла себе эту сцену. Вот ее сын не то несет, не то тащит за собой в дом умирающую собаку. Кстати, она весила килограммов семьдесят. Вот он с трудом затаскивает ее по ступенькам на террасу, переваливает через порог, тащит вверх по лестнице и наконец из последних сил взваливает окровавленную тушу на родительскую кровать.

«Господи, да откуда у него только силы взялись?»

Кораль и в голову не могло прийти, что ее сын, в сущности еще совсем ребенок, был в состоянии проделать столь тяжелую физическую работу. Это не говоря уже о той невероятной психологической нагрузке, которую он должен был испытывать в тот момент.

«И что, спрашивается, все это может означать?»

— Но почему ты нам не позвонил? Почему, в конце концов, не позвал Арасели, не рассказал ей, что случилось? — Карлос и сам не замечал, как, задавая вопросы, жестикулировал все более бурно. — Почему ты никому ничего не сказал? Тебе хотелось посмотреть, что из всего этого выйдет?

Мальчик в очередной раз пожал плечами.

Чтобы не глядеть в эти ледяные, безразличные ко всему глаза, Карлос стал ходить из угла в угол гостиной и даже на какое-то время вышел в кухню.

Следующее замечание он произнес уже оттуда:

— Ты же должен был с ног до головы перепачкаться в крови.

— Я потом переоделся.

Кораль машинально подошла к стиральной машине и приоткрыла барабан. Там действительно лежал клубок вещей Нико, насквозь пропитавшихся свежей кровью. По всему выходило, что он на самом деле молча, никому ничего не рассказывая, переоделся и убрал грязную одежду. Ни дать ни взять воин, закаленный в боях. Он, видите ли, сменил потрепанную форму на новую после того, как у него на руках умер израненный боевой товарищ.

Кораль восприняла молчание сына как признак смирения и раскаяния. Мать почувствовала если не угрызения совести, то уж по крайней мере мощный прилив сочувствия и жалости по отношению к нему.

— Ну хорошо, Нико, — ласково, взвешивая каждое слово, сказала она. — Давай я расскажу тебе, как мы все это видим. Да, произошло несчастье. Но ты ведь в этом не виноват. Что случилось, то случилось. Собака попала под машину. Не нужно себя в этом укорять. Другое дело, что мы с папой очень испугались, когда увидели кровь на асфальте около дома. Знаешь, когда мы поняли, что это именно кровь, а не что-то другое, нам на миг показалось, будто с вами случилась беда. Можешь себе представить, что с нами творилось в те минуты?

Нико вновь пожал плечами.

— Да что же это такое? — теряя терпение, повысил голос отец. — Неужели тебе наплевать на то, что чувствуем мы с мамой?

Нико мрачно нахмурился.

Кораль положила руку на плечо Карлоса и сказала:

— Ладно. Оставь его. Не настаивай сейчас на объяснениях.

Аргос в очередной раз притащил ему обслюнявленный теннисный мяч. Пес был готов бегать за игрушкой куда угодно, причем чем дальше, тем лучше.

«Вот ведь надоел, — подумал Нико. — Мерзкое животное, хотя, в общем-то, если присмотреться, довольно симпатичное».

Пес носился за мячом как угорелый, при этом успевал в последний момент затормозить перед какой-нибудь клумбой и обегал ее по периметру, а не прокладывал себе путь напрямую.

«Впрочем, раз-другой он чуть было не попортил любимые розовые кусты мамы. Будь она сейчас дома — тут такое началось бы!.. Мама раскричалась бы на всю улицу и пошла бы за шваброй. Вот только попробуй догони эту хитрую псину. Пес мигом сообразил бы, что дело плохо, и тут же перевел бы эту ситуацию в новую игру, увлекательную хотя бы для него, — пятнашки».

Все это происходило на глазах Нико не раз и не два. Мама неизменно оказывалась проигравшей. Она отступала, так и не догнав Аргоса.

Николас сидел на ступеньках террасы, прислонившись к балюстраде, увитой плющом, с открытым ноутбуком на коленях. Было скучно. Родители уехали на свой коктейль, Арасели ушла в дом вместе с Дианой. Шахматная партия по мере приближения к эндшпилю становилась все более предсказуемой и уже не вызывала у Нико того интереса, который он испытывал в дебюте. Мальчик зевнул, причем уже в который раз за последние несколько минут.

Аргос положил мячик ему под ноги и едва не затанцевал перед ним на задних лапах от удовольствия. Еще бы! Он был уверен в том, что все это затянется до бесконечности. Мячик будет улетать все дальше и дальше, а он станет бегать за ним и приносить этот обслюнявленный комок сыну хозяина, оказавшемуся таким замечательным партнером по игре. Глаза пса сверкали, уши торчали, он ни секунды не мог усидеть на одном месте. Энергия в нем била через край.

В очередной раз мяч полетел уже совсем далеко — за забор, на улицу. Аргос юркнул в приоткрытую калитку и перехватил мяч уже у противоположного тротуара. Нико заметил, что у дома напротив стоит мебельный фургон. Грузчики как раз закончили работу, захлопнули задние дверцы и собрались садиться в кабину грузовика.

Пес опять тыкался ему в руку холодным носом, предлагая продолжить такую замечательную игру. Нико взял мяч и прицелился. Аргос не сводил глаз с его руки. Этот ход мальчик просчитал очень точно. Он даже не бросил, а скорее покатил мяч прямо по земле — через открытую калитку по тротуару, мостовой, на другую сторону улицы, к задним колесам грузовика. Через какую-то долю секунды туда же, под колеса машины, влетел и Аргос. Именно в этот момент грузовик тронулся с места.

Нико сделал очередной ход, и из компьютера донесся механический синтезированный голос: «Шах и мат». На лице победителя появилась довольная улыбка.

Мальчик неторопливо подошел к собаке, лежавшей на проезжей части, и внимательно посмотрел на нее. Глаза Аргоса горели все так же, разве что не радостно, а лихорадочно. Он все еще продолжал вилять хвостом, молотить им по пыльному асфальту. Нико понимал, что эти признаки жизни проявляются в обреченной собаке лишь рефлекторно. От смерти ее отделяло каких-то несколько секунд. Грузовик переехал Аргоса. Колесо прошлось прямо по его животу. Изо рта собаки, пульсируя, лилась струя крови — как вино из опрокинутой бутылки. По телу Аргоса прошли судороги, и он окончательно затих.

Мальчик, стоявший рядом с ним, блаженно закатил глаза. Он еще немного постоял рядом с мертвым псом, прислушиваясь к целой гамме новых, весьма приятных ощущений, обрушившихся на него. Нико даже нагнулся, чтобы заглянуть в мгновенно остекленевшие, еще недавно такие живые и подвижные глаза Аргоса. Роскошный финал.

Нико взялся за хвост Аргоса, единственную часть тела собаки, не перепачканную кровью, и потащил мертвое животное в сторону дома. Первые метры дались ему очень тяжело. Ощущение было такое, словно труп приклеился к асфальту. Однако Нико приспособился, набрал подходящий темп и уже с меньшими усилиями поволок пса за собой. Он сильно наклонился вперед, использовав для выполнения этой работы весь вес собственного тела.

Несколькими рывками мальчик сумел затащить Аргоса на тротуар, а затем и на парадное крыльцо своего дома. Он сделал небольшую передышку и потащил мертвую собаку дальше, внутрь дома. Нико чувствовал себя полным сил и энергии. Зрелище смерти ничуть не деморализовало его, не лишило сил, а наоборот. Словно мощный электрический разряд, оно заставило его сердце биться сильнее. Кровь побежала по жилам даже быстрее, чем раньше.

Мальчишка представил себе, что участвует в чемпионате по новому виду спорта — перетаскиванию мертвых собак. Немного воображения, и вот этот спорт уже оказался включен в олимпийскую программу. Нико вышел в финал крупнейших соревнований. Ему предстояло состязаться с другими спортсменами, каждый из которых тащил за хвост мертвого пса весовой категории, соответствующей его габаритам.

Пять ступенек, отделявшие террасу от вестибюля, дались ему нелегко. Он перевалил Аргоса через порог и позволил себе очередную передышку. Со второго этажа доносился приглушенный голос Дианы. Младшая сестра что-то напевала.

Очередной этап дистанции оказался неожиданно легким. Собачья шкура отлично скользила по гладкому паркету, недавно заново натертому Арасели до зеркального блеска. Ребенок, воодушевленный своими успехами, и сам не заметил, как затащил Аргоса вверх по лестнице на второй этаж. Он позволил себе лишь чуть-чуть перевести дыхание, а потом из последних сил доделал задуманное. Мальчишка чуть не надорвался и окончательно перемазался кровью, но все же поднял мертвую собаку и положил ее на кровать.

Гордый и довольный собой, он тяжело вздохнул и пошел переодеваться. Его одежда, как и руки, была вся в крови.

В свете фар «мерседеса» Карлос Альберт раз за разом с ожесточением вонзал лопату в землю. В темноте они не без труда доехали до уединенной поляны в глубине лесопарка. В этот час, глухой ночью с субботы на воскресенье, муниципальная служба, забирающая мертвых животных у хозяев, не работала.

Впрочем, дело было даже не в этом. Карлос Альберт хотел сам вырыть эту могилу, устать и вспотеть, чтобы хоть в какой-то степени искупить свою вину, прижечь рану, горевшую в его душе. Как же он любил свою собаку. Сколько радостных минут — нет, долгих часов — подарил ему этот пес.