— Пожалуй, лет с девяти. Началось все, естественно, не в один момент. Поначалу мы ничего не замечали. Он просто постепенно стал все меньше говорить и все больше замыкался в себе. Ты-то что скажешь? По твоему мнению, это депрессия или какой-нибудь психоз?

Хулио просто отмахнулся от этого вопроса.

— Так заочно не ответишь. Не торопись ставить сыну диагноз.

— Посмотрел бы ты на него. У меня предчувствие, что из этого будет толк. Ты сумеешь подобрать к нему ключ.

Хулио было приятно слышать столь лестные слова в свой адрес. Честно говоря, Омедас не понимал, почему именно он, в общем-то случайный знакомый, без рекомендаций, вызвал у отца мальчика такой прилив доверия.

Он пояснил Карлосу, что в кабинете психологической стимуляции на улице Пуэнтес, которым он руководит, работают далеко не с самыми одаренными и умными детьми. Основными их пациентами были дети с задержкой в развитии, со всякого рода отклонениями и с проблемами речи. Кроме того, он не занимался психотерапией в чистом, строго научном смысле этого слова. В университете Хулио преподавал не столько прикладные, сколько теоретические дисциплины. Тот случай, о котором завел речь Карлос, не в полной мере совпадал с его теоретической и практической специализацией.

Все это Карлос Альберт выслушал не перебивая, но доводы Омедаса его не убедили. Он по-прежнему считал, что тот должен познакомиться с его сыном и хотя бы в общих чертах определить, нуждается Нико в помощи специалистов или нет. Он предложил Омедасу заехать к нему в гости и поговорить с мальчиком.

Хулио почесал в затылке и задумался над этим предложением. Он вынужден был признаться самому себе в том, что данный случай представлялся ему любопытным. Психологу хотелось познакомиться с этим ребенком с чисто профессиональной точки зрения. К тому же он не имел ничего против того, чтобы помочь своему новому знакомому.

Омедас опасался лишь того, что, сам того не заметив, он увлечется этим случаем, потратит на него слишком много времени и забросит другие дела. Поэтому Хулио решил, что заглянет к Карлосу Альберту, но не станет брать на себя обязательства проводить полное обследование его сына и уж тем более браться за лечение, если оно все же потребуется.

Карлос выслушал ответ, очень обрадовался и тотчас же предложил более чем щедрый гонорар за диагностику состояния сына. Эта задача, как он выразился, была тяжелой работой, которая должна хорошо оплачиваться.

Хулио почувствовал себя неловко оттого, что его друг так легко и несколько преждевременно перешел к финансовой стороне этого вопроса.

— Я просто начинаю бояться тебя, когда ты — профессионал! — переводишь разговор на деньги.

— Я еще больше боюсь.

— Ты? Акула бизнеса? — С этими словами Омедас положил руку Карлосу Альберту на плечо.

— Деньги, бизнес — все это меня не пугает. Я боюсь другого. Быть отцом непросто. Это может оказаться гораздо более трудным делом, чем я всегда думал.

Особняк Карлоса Альберта назывался «Римская вилла». Это название было набрано из керамических букв, напоминающих те самые римские, на табличке, висевшей полевую сторону от парадного входа. Другая табличка, приколоченная по правую руку, гласила: «Cave canem». [Берегись собаки (лат.). (Здесь и далее прим. ред., кроме особо оговоренных.)]

Создателю проекта этого здания действительно удалось передать в нем дух античного наследия и, более того, в какой-то мере уподобить частный жилой дом едва ли не императорскому дворцу. Чего стоили хотя бы фронтиспис, сложенный из известняковых плит, деревянные балки, торчащие из стен, тщательно оштукатуренных и выкрашенных в терракотовый цвет, и четыре башенки с характерными двускатными крышами.

В этом доме не было четкой границы между наружным и внутренним пространством. Две террасы незаметно переходили в вестибюль и гостиную. Кроме того, по количеству всяких потайных помещений, лесенок и переходов можно было предположить, что строили всю эту красоту не в один прием и не по единому проекту. Люди переделывали, пристраивали одно к другому несколько зданий на протяжении едва ли не многих столетий.

Несмотря на всю свою роскошь и несомненную дороговизну, этот дом, в отличие от соседних особняков, не казался ярким, кричащим. Более того, он даже сохранял налет некоторой внешней скромности. Проектировал его явно архитектор с хорошим вкусом и чувством меры.

Когда Хулио увидел дом Карлоса в первый раз, то даже присвистнул от изумления. Психолог, конечно, понимал, что его новый друг — человек обеспеченный, но Омедасу и в голову не приходило, что тот настолько богат. Поразил его даже не размер самого здания, а скорее множество мелких, но очень дорогих деталей. К примеру, кованые решетки на окнах и внутренний дворик, ограниченный галереями, по колоннам которых тянулись вверх побеги бесчисленных бугенвиллей. При всем этом Хулио Омедас не мог не признать, что со вкусом все было в порядке не только у архитектора, но и у хозяев этого роскошного дома.

От парадных деревянных ворот высотой метра в три до входа на террасу нужно было преодолеть как минимум метров тридцать. Дорожка была выложена весьма живописными плитами, вырубленными из известняка. Прямо у стены дома росла величественная магнолия, отбрасывающая тень на крыльцо. Омедас даже остановился на секунду-другую, чтобы насладиться этой красотой.

— Табличку, наверное, придется убрать, — сказал Карлос, указывая рукой в сторону «Cave canem». — Не могу я на это смотреть.

— Тяжело? — переспросил Хулио. — Собачье логово без собаки?

— Да все вместе. Как посмотрю на эти буквы, так сердце и сжимается. — Карлос подумал немного, взял Хулио под руку, повел его назад, к воротам, и сказал уже на улице: — Это здесь случилось.

Они перешли улицу, и Хулио увидел на асфальте пятно, еще не до конца смытое поливальными машинами.

— Вот отсюда он перетащил собаку в нашу спальню. Можешь себе представить? Пес-то огромный был, больше пятидесяти килограммов весил, это точно. Я до сих пор с трудом в это верю. Ты еще больше удивишься, когда увидишь моего сына.

— Он сейчас дома?

— Нет, еще не вернулся из колледжа. — Карлос посмотрел на часы и добавил: — Вот-вот явится. Он, кстати, всегда сам домой возвращается. Не нравится ему, когда мы за ним заезжаем.

— А как все это получилось?

— По его словам, Аргос играл с мячиком, а тот в какой-то момент выкатился за ворота. Пес, заигравшись, естественно, бросился за ним и, уж конечно, не остановился на краю тротуара. В этот момент по улице проезжал грузовик, который его и раздавил.

Хулио стал рассматривать пятно на асфальте. По форме оно походило на ковры из целой шкуры зебры или же коровы, продающиеся в магазинах. Оно находилось буквально у самого тротуара, противоположного по отношению к «Римской вилле», из калитки которой собака и выскочила на дорогу. От бордюра пятно отделяли каких-то несколько десятков сантиметров.

Это и показалось Омедасу странным. Он попытался представить себе, как все произошло.

«Вот отсюда выскакивает собака, здесь она спрыгивает с тротуара на проезжую часть, а с этой стороны едет грузовик. Так, и вот на этом месте собака попадает под машину.

Нет, что-то здесь явно не сходится. Случись все так, и собаку отбросило бы на несколько метров вперед по ходу движения машины или же в сторону. По крайней мере, кровавая лужа осталась бы в другом месте. Впрочем, если собаку ударило не бампером и не крылом, что было бы естественнее, а она попала бы непосредственно под колесо, то мертвое животное действительно могло бы лежать здесь.

Но даже при таком раскладе остается непонятным, почему пес попал под правое колесо грузовика, то есть дальнее по отношению к воротам дома, из которых он выскочил. Более логичным было бы попадание собаки под другое колесо, ближе к центру проезжей части. Как же Аргосу удалось забраться так далеко под машину?

Водитель, скорее всего, увидел бы собаку, перебегающую ему дорогу, и попытался бы затормозить. Нет, теоретически это все, конечно, возможно, но выглядит очень уж неестественно».

Тем временем Карлос явно начал нервничать, не понимая, с чего бы это вдруг психолог погрузился в размышления.

Он потянул Хулио за рукав и сказал:

— Пойдем, я тебе дом покажу.

Тот не сдвинулся с места.

— Может быть, стоит расспросить соседей из дома напротив? Вдруг они что-нибудь видели, что-то заметили?

— Давай спросим, если хочешь. Я только никак не пойму одну вещь. Что именно ты собираешься у них выяснять?

— Да я еще и сам не знаю. Просто что-то здесь у меня не сходится.

Карлос удивленно вскинул брови, явно не понимая, зачем все это нужно. Тем не менее, не желая обижать Хулио, он подошел к воротам виллы сеньоры Бенитес, позвонил и приветливо улыбнулся в зрачок камеры видеонаблюдения. Эта штука, похожая на глаз-хамелеон, повернулась на платформе в их сторону и нацелила на гостей свой объектив. Через несколько минут тяжелая створка металлических ворот под характерное монотонное жужжание электромотора заскользила по направляющим в сторону. Глазам Хулио открылся довольно пестрый сад в английском стиле, заросший разноцветными цветами, в глубине которого за шеренгой деревьев виднелись стены роскошной виллы.

Пару минут спустя к ним навстречу вышла сеньора Матильда, хозяйка дома. Она вела за руку двухлетнего ребенка, судя по всему — своего внука. Дама выглядела весьма элегантно и очень даже привлекательно, несмотря на уже не юный возраст. Карлос поздоровался и представил ей своего друга.

Он отклонил предложение пройти в дом, поговорить там и в двух словах обрисовал цель их краткого визита.

— Ах да! Бедный Аргос! Так жалко собачку! Ваша супруга рассказала мне, что случилось. Он такой милый был, всегда веселый и совсем не злой. Пес хорошо знал меня. Когда мы с ним встречались на улице, он всегда здоровался — хвостиком вилял, а то и лизал руку. А что именно с ним случилось?

— Он попал под машину, под грузовик. Прямо здесь. — Карлос показал рукой в сторону ворот.

Женщина вытянула шею и переспросила:

— Где-где, говорите?

— Пойдемте, я вам покажу.

Женщина вышла на улицу, придерживая за руку малыша, который так и норовил вырваться и самостоятельно освоиться в окружающем пространстве. Сеньора Матильда внимательно осмотрела пятно на асфальте, заохала и покачала головой. Ее внуку удалось было вырваться на свободу, но она перехватила его и для большей надежности поставила перед собой так, чтобы можно было придерживать внука обеими коленками.

— Господи, какой ужас! Так когда, вы говорите, это случилось?

— В субботу. В семь или в половине восьмого вечера.

— Ой, нам же как раз в тот момент новые кресла привозили. Надеюсь, это был не тот грузовик, на котором приехали грузчики. Да-да, именно в это время машина здесь и стояла. А уехали они… да, в восемь.

— Мы с женой появились тут чуть позже. Грузовика уже не было.

— Судя по пятну, я рискну предположить, что собака попала не под удар бампера, а прямо под колесо. Может быть, в тот самый момент, когда машина трогалась с места. Да, скорее всего, пес забежал под машину, когда та еще стояла на месте. Иначе он не угодил бы под колесо, дальнее от противоположной стороны улицы, — сказал Хулио.

— А у меня за этот месяц два попугайчика умерли. Я держала птичек в клетке, висящей в саду, — сообщила гостям хозяйка дома. — Их ворона заклевала. Я даже черное перо рядом с клеткой нашла. Бедные попугайчики! Она задолбила их насмерть прямо сквозь прутья клетки. Сын пообещал, что пристрелит эту тварь, как только увидит ее у нас в саду. Он ведь у меня стрельбой занимается, причем серьезно. Дробовик у нас дома теперь всегда наготове лежит.

Двухлетний малыш воспользовался тем, что бабушка увлеклась рассказом, ослабила хватку, резко дернулся, вырвался на свободу и почти бегом бросился не куда-нибудь, а к краю тротуара, к проезжей части. Реакция Хулио оказалась куда более быстрой, чем у немолодой женщины. Он первым дотянулся до беглеца, перехватил его обеими руками на уровне пояса, поднял над землей и посмотрел мальчику прямо в глаза.

Незнакомец показался малышу человеком занятным и, по всей видимости, симпатичным. По крайней мере, он во весь рот заулыбался Омедасу и разревелся в полный голос, когда бабушка забрала его у Хулио и вновь крепко схватила за обе руки.

Поскольку продолжать беседу под аккомпанемент детского плача было не слишком комфортно, Матильда извинилась и направилась в сторону своего дома.

— Может быть, все-таки зайдете? — вежливо предложила она.

— Нет-нет, не будем вас беспокоить, — ответил Карлос. — Большое спасибо, мы все уже выяснили.

Сеньора Матильда сказала что-то еще, но Омедас не расслышал ее слов, утонувших в недовольных криках ребенка. Кроме того, его мысли были заняты уже другим. Он пытался реконструировать в своем воображении то, что произошло здесь с Аргосом, и чем дальше, тем больше убеждался в том, что собака никак не могла по чистой случайности оказаться под машиной именно в тот момент, когда та тронулась с места. Слишком уж много факторов должно было для этого совпасть, если, конечно… никто здесь ничего не подстраивал.

— Я все равно не понимаю, зачем тебе это нужно? — спросил Карлос. — Что с того, что собака попала под тот самый мебельный фургон?

Хулио Омедас пристально посмотрел ему в глаза и сказал:

— Вполне возможно, что это не был несчастный случай. То есть несчастный — да, но случай — нет. Слишком уж много здесь совпадений.

Карлос мысленно переварил услышанное, а потом с недоверием и ужасом в голосе переспросил:

— Неужели ты думаешь… Да ну, с какой стати? Зачем ему это могло понадобиться?

— А вот этого я, разумеется, пока что не знаю.

В этот момент они увидели Николаса, подходившего к дому. Хулио, словно завороженный, наблюдал, как мальчишка прошел мимо них, не посмотрев в сторону отца и даже не подумав откликнуться на его приветствие. При этом Омедас не мог не видеть, что мальчик вовсе не погружен в свои мысли настолько, чтобы не замечать ничего вокруг. Тот несколько раз искоса, как бы украдкой посмотрел в их сторону.

Одет он был в школьную форму, а рюкзак, висевший на спине, просто распух от тетрадей и учебников. Мальчик не был ни особо худым, ни толстым, его телосложение вполне можно было назвать крепким. Светловолосый, симпатичный, веснушчатый… До этого дня психолог даже не предполагал, насколько холодным может быть взгляд детских глаз.

Омедас, человек не религиозный и не суеверный, тем не менее вступил под своды прозрачного восьмиугольного потолка гостиной-салона дома Карлоса, как в храм, — с чувством благоговения и любопытства, сдобренного немалой долей изумления. Нико пошел в свою комнату переодеться после школы, и Карлос воспользовался этими минутами, чтобы продемонстрировать гостю интерьер своего дома. Делал он это с явным удовольствием, как хозяин, который прекрасно знает, что ему есть чем удивить человека, оказавшегося впервые в этом помещении, и чем перед ним похвастаться.

Роскошный салон действительно был произведением дизайнерского искусства. Чего стоила хотя бы зона столовой, уровень которой был несколько выше остальной части салона. Туда вела изящная лесенка, на первый взгляд абсолютно невесомая, парившая в воздухе.

«Богатые люди с хорошим вкусом», — сделал для себя окончательный вывод психолог, разглядывая мраморную копию античного бюста Вероники Иудейской, стоявшую на полке изящного серванта из африканского тига.

Вообще мебели как таковой в салоне было не много. Ничто не мешало людям наслаждаться самим многоуровневым пространством. В этом помещении, похоже, не имелось ни одного случайного предмета.

Органично смотрелись в нем и стильные колонки музыкального центра фирмы «Бэнг & Олафсен». Омедас без труда представил себе, как, нажав буквально одним пальцем на элегантно оформленную кнопку этого дорогого аппарата, можно материализовать в салоне «Римской виллы» какое угодно произведение Малера в любом известном исполнении. Причем музыка будет звучать легко и естественно, без малейших шумов и искажений.

— Это все заслуга жены, — с улыбкой пояснил Карлос. — Она у меня знает толк в том, как оформить помещение.

Арасели закончила чистить очередной серебряный кувшин, и Карлос попросил ее позвать Нико. Она молча кивнула и вышла из комнаты.

Карлос налил гостю рюмку бренди. Хулио продолжал созерцать роскошный интерьер, чувствуя, как в нем нарастало смутное беспокойство. Он никак не мог понять, какая деталь в оформлении салона так взволновала его и спровоцировала настолько неприятные эмоции и переживания.

Впрочем, вскоре его внимание переключилось на Нико, вошедшего в гостиную. Мальчик явно был недоволен тем, что его вытащили из комнаты. Он успел переодеться в джинсы, кроссовки и майку. Кроме того, Нико явно преднамеренно взлохматил себе волосы, словно строгий пробор, с которым он ходил в школу, раздражал его даже не столько психологически, сколько физически. Хулио внимательно следил за выражением лица мальчика, за его глазами. Николас, не слишком стесняясь, также рассматривал психолога.

Эта бесцеремонность не пришлась Омедасу по душе.

— Нико, поздоровайся. Этого господина зовут Хулио. Он мой друг, кстати психолог, и хотел бы с тобой познакомиться.

Хулио протянул руку и сказал, что рад познакомиться, но мальчик и не подумал пожать протянутую ладонь.

Карлос почувствовал себя неловко и виновато посмотрел на гостя.

— Такой уж он у нас недоверчивый, — произнес хозяин дома, повернулся к сыну и спросил: — Ты не хочешь пожать гостю руку?

— Перестань. Это все ерунда. — Хулио сделал несколько шагов в сторону под тем предлогом, что ему нужно поставить рюмку на стол, находившийся чуть поодаль, в центре гостиной.

— Николас, садись, мы хотим с тобой поговорить, — сказал Карлос и для большей убедительности потянул сына за рукав к креслу.

Николас подчинился, при этом всем своим видом давая понять, насколько предстоящая беседа ему неинтересна и неприятна. Хулио тоже чувствовал себя неуютно, потому что прекрасно понимал, насколько важно произвести на ребенка хорошее впечатление при первой встрече.

«Судя по всему, я уже сделал неверный первый ход. Дальше все пойдет только хуже и хуже. Зря, наверное, Карлос сразу представил меня как психолога, — подумал Хулио. — Николас, судя по всему, парень умный и сразу сообразил, зачем меня сюда пригласили. Впрочем, ладно, сделанного уже не исправишь. Кроме того, рано или поздно Нико все равно разобрался бы, что к чему».

Напряжение, повисшее в гостиной, разрядилось с появлением Дианы. Малышка вошла в комнату, с трудом передвигая ноги в высоких маминых сапогах. На голове у нее, закрывая глаза и уши, болталась отцовская шапочка для гольфа.

— Папа, папа! А я ничего не вижу!

Карлос подбежал к дочке.

— Господи, да где ты все это нашла? — спросил он и поднял Диану на руки.

При этом мамины сапоги так и остались стоять на полу. Такое развитие событий привело Диану в восторг. Заливаясь смехом, она выскочила из гостиной. Омедас успел заметить, что Нико при этом смотрел на сестру с явной симпатией во взгляде.

У Карлоса сработал мобильник, и он вышел в вестибюль. Звонили по делу. Судя по обрывкам фраз, доносившимся до Омедаса, речь шла о переносе даты общего собрания акционеров какой-то компании. Хулио остался с Нико один на один и оказался вынужден начинать разговор без посреднической помощи отца мальчика.