Сенцов быстро умылся, привел себя в порядок. Значит, свершилось то, о чем он так страстно мечтал — ненавистного фюрера все же прикончили. Понятно, что война теперь примет совсем другой характер. Наши наверняка воспользуются ситуацией и немедленно перейдут в наступление. Пока немцы растеряны, пока не пришли в себя… Нельзя упускать такой шанс! Ну, у нас не дураки в штабах сидят, и товарищ Сталин все понимает, отдаст приказ.

Значит, скоро Красная Армия развернет бои на подступах к городу. Пришло, выходит, и его время. Хватит отдыхать и отлеживаться, пора делом заняться. Грудь, конечно, еще сильно болит, да и ребра по ночам ноют, но это ничего, терпимо. Раздобыть бы где оружие и выйти на подпольщиков… Конечно, можно воевать и одному, винтовку и пару гранат он всегда добудет. Сенцов уже прикидывал, как можно по-тихому обезоружить немца-охранника, стоявшего во дворе… Но правильно говорят — один в поле не воин. В партизанском отряде или с подпольщиками он больше пользы принесет, больше врагов уничтожит. А если ему доверят батарею или хотя бы одно орудие… Ведь наверняка у партизан есть пушки, припрятаны где-нибудь для такого дела. Или у немцев можно отбить…

Вскоре вернулся Митрофаныч, и в большой растерянности.

— Не знаю, кому верить, — тяжело вздохнул старик, опускаясь на табуретку. — Немцы по радио сообщили, что Гитлер якобы жив — во время покушения стоял в другом месте, даже не пострадал. Да, Мавзолей взорвали, это верно, но особых потерь доблестный Рейх якобы не понес — погибло несколько солдат и два офицера. Я на Тишинку сбегал, чтобы узнать, а там говорят, что все-таки прикончили проклятого фюрера, но немцы это скрывают. Оно понятно… Фрицы носятся, как угорелые, посты усиливают, батареи на улицах ставят, центр весь перекрыли, не пройти, не проехать. Полицаи страшно лютуют, хватают всех, многих расстреливают прямо на месте. Даже документы не смотрят. Совсем озверели, сволочи. Хотят перед своими хозяевами напоследок выслужиться…

Митрофаныч выругался и поковылял на кухню греть чай. Сенцов подошел к нему:

— Мне пора, Митрофаныч. Спасибо тебе за все, но оставаться здесь я больше не могу. Все сражаются, а я что, отлеживаться буду? Нет, так дело не пойдет. У меня к тебе, Митрофаныч, последняя просьба будет — сведи меня с подпольщиками. Наверняка знаешь, как на них выйти…

Старик задумчиво почесал в затылке:

— Не совсем, но догадываюсь. Мне, сам понимаешь, особой веры у них нет, на врага работаю, но тебя, сынок, они должны принять. Ты же красный командир, с боевым прошлым, опытный. И документы у тебя в полном порядке, я их сохранил. Сейчас достану… Что же, если надо, так надо, я помогу.

Старик растопил буржуйку, поставил чайник и пошел в сарай. Вскоре вернулся с документами Сенцова — военной книжкой и комсомольским билетом.

— Спасибо тебе, Митрофаныч, — поблагодарил Михаил, — мне без них…

— Спрячь подальше, в валенки, — посоветовал старик, — а я возьму свой аусвайс. Он подлинный, мне его Шлеер дал, за хорошую работу. Если напоремся на патруль, покажу. Может, и обойдется. Ладно, двинемся, когда стемнеет, перед самым комендантским часом. Доведу тебя до места, а дальше ты уж сам.

Сенцов кивнул — договорились.

* * *

Время тянулось медленно, Михаил нетерпеливо ходил по комнате, выглядывал в окно — как там? За стенами царила непривычная суета — хлопали двери, прибегали и убегали солдаты, звучали громкие команды, приезжали и уезжали грузовики. Все к чему-то готовились. Наконец стало темнеть, Митрофаныч сказал:

— Пора. Доведу тебя до Самотека, и сразу назад. А то вдруг хватятся. Буду здесь ждать наших.

— Уйдем вместе, — предложил Сенцов, — здесь опасно. Тот же Шлеер спросит — где твой сын? Что ответишь?

— Нельзя мне, — вздохнул Митрофаныч, — подпольщики меня не примут. Ведь я враг народа, хоть и бывший, да еще фашистам служил…

— Я за тебя поручусь, — уверенно произнес Сенцов, — ты спас мне жизнь. Укрывал, лечил. Это много по нынешним временам.

Но Митрофаныч упрямо помотал головой:

— Здесь я буду, а там пусть… Даст Бог, не расстреляют, а к лагерям я привычный. Сидел уже…

Решили уйти по-тихому, через черный ход. Охранник, к счастью, в этот момент отвлекся — показывал водителю грузовика, как въехать во двор. Пока он махал руками и командовал, Сенцов и Митрофаныч незаметно выскочили в переулок и поспешили скрыться.

— Запомни, 3-й Самотечный переулок, — говорил старик, — дом пять. Вход со двора, квартира сразу на первом этаже. Одна там, не ошибешься. Спросишь Ивана Митрофановича. Это брат мой, младший. Скажешь, что от меня, от Алексея Митрофаныча. Я сам к нему не пойду — не верит он мне, еще с тридцать седьмого года, когда арестовали. Через три года, правда, меня выпустили и даже справку дали, что невиновный, но… Брат все равно не разговаривает, считает, что я враг народа, видеться не хочет. Расскажешь ему все — как воевал, где ранили, как у меня отлеживался. Я знаю: его специально в Москве оставили, чтобы подпольщикам помогать, он с ними свяжется. А обо мне не беспокойся — проживу как-нибудь…

Митрофаныч уверенно вел Сенцова по дворам и темным, кривым переулкам, стараясь избегать открытых мест. Несколько раз им приходилось прятаться от патрулей в подворотнях или за сараями. Встреча с полицаями была очень опасной — могли принять за подпольщиков и потащить в комендатуру. Или просто открыть стрельбу. У страха, как говорится, глаза велики…

Но пока им везло — прошли почти половину пути без приключений. Так и дальше бы, до самого Самотека… Тем более что до места оставалось всего ничего — пара-тройка переулков да несколько проходных дворов.

Но на Миусской площади везение кончилось — они неожиданно напоролись на трех полицаев. Те выскочили из-за деревьев и вскинули винтовки. Укрываться и прятаться было поздно. Полицаи были явно пьяные, с красными, опухшими мордами, и очень злые.

— Стой, — крикнул старший, — аусвайс!

Митрофаныч остановился и полез за документами. Полицаи немедленно их окружили, и поглядывали очень недобро. Старший полицай покрутил в руках аусвайс, потом взглянул на Михаила:

— Твой!

— Это сын мой, — начал пояснять старик, — его бомбой в октябре ранили, он долго без памяти лежал, а потом лечился. Из дома, считай, не выходил, потому и айусвайс не получил. Но его господин гаупман Шлеер хорошо знает, может подтвердить, что…

— Ах, раненый, — прищурился старший патрульный, — без памяти, значит… А мне кажется, что это недобитая красная сволочь, поэтому и без документов. Хватай его, ребята, тащи в комендатуру, пусть там разбираются!

Сенцов не стал ждать, пока его схватят, сильно двинул полицая в морду. Тот от неожиданности свалился в сугроб и запутался в полах длинной шинели. Михаил оттолкнул второго патрульного и бросился бежать — ему никак нельзя в комендатуру. Там сразу все поймут, да и документы при обыске найдут. Тогда точно конец…

Митрофаныч мгновенно все понял, ловко сбил третьего полицая и тоже пустился наутек.

— Направо, — крикнул он, — через дворы!

— Стой! — раздалось за их спинами. — Стрелять будем!

Хлопнул винтовочный выстрел, потом еще один. До Сенцова и Митрофаныча было уже далеко, да и зимние сумерки сыграли им на руку. И луна, на счастье, очень вовремя спряталась за облака. Полицаи промазали, а их старший зло выругался.

— За ними! — приказал он.

Началась погоня. Бежать Сенцову и Митрофанычу было тяжело: первому — после ранения, а второму — вследствие возраста. Расстояние между ними и полицаями медленно, но верно сокращалось. На повороте беглецам удалось немного оторваться и заскочить в какой-то двор.

— Сюда, — крикнул Митрофаныч. показывая на щель между заборами, — прячься, я их отвлеку.

— Тебя же убьют! — выдохнул Сенцов.

— Ерунда, — махнул рукой Митрофаныч, — удеру, я все тут закоулки знаю. А ты пережди пока здесь, а потом иди на Самотек. Давай, прячься!

Сенцов понимал — вдвоем не спастись. Он благодарно кивнул и забился в темную щель. Митрофаныч побежал дальше. Через пару секунд мимо Сенцова пронеслись и полицаи, они тяжело дышали, но упорно преследовали свою цель. А еще через минуту на соседней улице треснули два раскатистых винтовочных выстрела — видно, Митрофаныч все же не успел скрыться.

Сенцов подождал немного, потом вылез из укрытия и направился в сторону Самотека. Он шел быстро и уверенно — слава богу, с малых лет все окрестности с пацанами облазил, каждый проулок и двор знал…

* * *

На Самотеке было непривычно тихо — немцы, видимо, далеко обходили этот старинный район. Оно и понятно — дома стояли плотно, узкие переулки, много проходных дворов. Есть где укрыться и устроить засаду. Даже полицаи сюда не совались. Боялись…

Дом номер пять оказался старым деревянным трехэтажным строением, возведенным, скорее всего, еще в начале века. В таких обычно жили фабричные и заводские рабочие. Сейчас он был пуст — по крайней мере, так казалось с улицы. Темные окна, заколоченный досками подъезд, нетронутый снег у крыльца. Но Сенцов прекрасно понимал, что это лишь маскировка. Поэтому уверенно обошел здание с другой стороны и толкнул дверь с черного хода.