Она оказалась незапертой. Михаил вошел в тесный коридор. При этом он случайно задел какие-то ведра, те загремели. Сбоку тут же отворилась незаметная дверь, на него уставились два очень недоверчивых глаза. При слабом свете керосиновой лампы Михаил понял — это был старик, очень похожий на Митрофаныча. Значит, брат.
— Иван Митрофаныч? — на всякий случай спросил Сенцов. — Я от вашего брата, Алексея…
Старик пошамкал что-то, подумал и кивнул — входи. Сенцов снял шапку и вошел в маленькую прихожую. Старик поднял повыше лампу, разглядывая его. Затем хмыкнул:
— Ну и?
— Я от Алексея Митрофаныча… — повторил Михаил.
— Слышал, — кивнул старик, — что дальше?
— Мы что, здесь разговаривать будем?
— Говори, зачем пришел, а там посмотрим…
Михаил вздохнул и вкратце изложил события последних трех месяцев — как дрался у Белорусского вокзала, как его, раненого, укрыл у себя Алексей Митрофанович…
— А где сам он? — прервал Сенцова старик.
— Боюсь, что убили, — тяжело вздохнул Михаил, — полицаи. Когда мы от них убегали.
Иван Митрофанович опять пожевал тонкими губами, потом сказал: «Жди!» — и скрылся за дверью. Сенцов остался в темноте один.
Он слышал, как старик с кем-то тихо разговаривает, затем дверь отворилась. «Заходи!» — позвал Иван Митрофанович. Михаил вошел в небольшую комнату, огляделся. За круглым столом сидели трое — хотя все и в гражданской одежде, в телогрейках, но, по крайней мере, двое из них — военные. Это сразу видно… Настоящего командира ни с кем не спутаешь. Мужчины внимательно смотрели на него.
Старик поставил керосиновую лампу на стол так, чтобы она освещала лицо Сенцова, а остальные оказались в темноте. Но один человек показался Михаилу странно знакомым…
— Ну, здравствуй, — сказал седой мужчина, сидевший ближе всего к нему, — я Василий, а ты кто?
— Старший лейтенант Сенцов, — по-уставному представился Михаил. — Впрочем, вы мой рассказ слышали, дверь, я заметил, была приоткрыта.
— Слышали, — кивнул Василий, — но давай еще раз, и поподробнее. В каких частях служил, где воевал, при каких обстоятельствах был ранен. И хорошо бы документы… Но их, наверное, нет?
— Почему нет? — удивился Сенцов. — Есть. Алексей Митрофанович все сохранил. Я сейчас…
Он стянул валенок, достал из-под стельки военную книжку и комсомольский билет. Мужчина поднес их к лампе, долго рассматривал, потом передал своим товарищам. Те тоже занялись их изучением.
— Рассказывай, — попросил Василий, — а мы тебя послушаем.
Сенцов вздохнул и еще раз изложил этапы своей недолгой военной карьеры: как после артиллерийского училища получил назначение в полк, как его батарея вошла в Польшу, как потом откатывалась вместе со всеми в Белоруссию, как он отступал с другими частями — от Бреста и до самой Москвы, как принял последний бой… Особенно он упирал на подвиг Митрофаныча — как тот спас, вынес с поля боя, притащил к себе домой. А потом еще долго лечил, ухаживал…
— Боюсь, что его убили, — закончил Сенцов, — полицаи.
— Ну, что делать будем? — повернулся к своим товарищам Василий. — Поверим или как?
— Не знаю, — протянул кто-то слева, — документы вроде бы подлинные, но гестаповцы хорошо подделывать научились. От настоящих не отличишь.
— Какое гестапо! — вспыхнул Михаил. — Может меня и ранили там, в гестапо, специально, для правдоподобия?
— Не исключено, — кивнул Василий, — надо бы твою рану осмотреть. А ну-ка, снимай ватник.
Сенцов скрипнул зубами, но промолчал — понимал, что недоверие к нему вполне оправданно: гестапо, по слухам, действительно активно готовило агентов для внедрения в подполье. И вербовало для этого пленных из бывших красноармейцев и командиров…
Михаил снял старый свитер, подаренный Митрофанычем, рубашку и майку, показал рану. Василий внимательно осмотрел, даже нажал пальцем. Сенцов тут же охнул — больно же! Остальные внимательно наблюдали.
— Что ты скажешь? — обратился Василий к Ивану Митрофановичу. — Мог твой старший брат помогать командиру Красной Армии? Ты говорил, что он враг народа…
Иван Митрофанович снова пожевал губами:
— Да, был арестован, просидел три года. Потом его отпустили, справку дали. Алешка, я знаю, на советскую власть зла не держит, хотя и пострадал от нее. Говорил, его оклеветали…
— Что же вы тогда от него, как от чумного, шарахаетесь? — удивился Михаил. — Мне Алексей Митрофанович все рассказал. Не желаете видеться, даже разговаривать. А он переживал — брат же…
— Надо было, вот и шарахался! — зло бросил старик — Не твоего ума дело! Тоже мне, защитник нашелся!
— Алексей Митрофанович жизнью рисковал, — спокойно возразил Сенцов, — меня за сына своего, Петю, выдал. Если бы немцы догадались, и его бы, и меня — сразу к стенке. Меня — как командира Красной Армии, его — как пособника. А вы… Могли хотя бы хоть раз навестить, раз в Москве остались.
— У меня свои дела были, — отвернулся старик, — важные!
— Ладно, перестаньте! — раздался голос молчавшего до сих пор третьего члена «совета в Филях» — как окрестил про себя это странное совещание Сенцов. — Я знаю товарища лейтенанта, могу за него поручиться. Ну, здравствуй, Михаил!
Незнакомец пододвинулся ближе к свету.
— Здравствуйте, Николай Иванович! — расплылся в улыбке Сенцов. — То-то мне ваш голос знакомым показался…
Капитан госбезопасности Николай Шмаков встал и протянул Михаилу руку, тот крепко пожал ее. А другим пояснил:
— Я с Михаилом вместе в одном вагоне на фронт ехал, в первый же день войны. Потом мы вместе из Польши отступали, в июле… А теперь вот здесь встретились. Да, странная штука — жизнь…
Шмаков вернул документы Сенцову:
— Считайте себя снова в строю, товарищ старший лейтенант!
— Есть, товарищ капитан госбезопасности! — вытянулся, насколько позволяло ранение, Михаил.
— Майор, — поправил его Шмаков.
— Так точно, товарищ майор! — улыбнулся Сенцов.
— Ладно, знакомство считаю законченным, садись, — пригласил Михаила за стол Николай Иванович, — мы говорили о наших планах. Слышал ведь, что на Красной площади произошло?
— Гитлера убили? — с надеждой спросил Михаил.
— Нет, — разочарованно протянул Николай Иванович, — он, к сожалению, жив. И его генералы тоже…
— Но ведь Мавзолей-то взорвали, — не понял Сенцов, — так?
— Да, — усмехнулся Шмаков, — и я к этому тоже руку приложил. Расскажу как-нибудь потом. Но фюрера на нем не оказалось. А жаль!
— Ничего, — успокаивающе сказал Василий, — зато мы немцам всю обедню испортили. Точнее, парад победы. Так бабахнуло, так они вмиг все разбежались! Как тараканы! Будет теперь что вспоминать! А уж какой фильм из этого получится…
Шмаков немного повеселел:
— Да, Лени Рифеншталь есть что снимать. Трупы эсэсовцев по всей Красной площади, покореженные танки, горящие бронемашины… Красота! Не фильм, а конфетка! Если она сделает, конечно… А мы посмотрим. И всем потом покажем…
Все засмеялись.
— Теперь, товарищи, у нас новое задание, — сказал Шмаков, — помогать нашим частям. Мы не можем позволить противнику затянуть уличные бои. Нужно выяснить, где у немцев огневые точки, артиллерийские и минометные батареи, танковые позиции. И сообщить нашим. Вот этим мы с вами и займемся. А ты будешь нам помогать, старший лейтенант…
Сенцов кивнул — конечно, он за этим и пришел. Чтобы воевать, чтобы драться, чтобы мстить. За товарищей, за Москву, за Родину.