Молотов привычно опустился в узкое коричневое кресло у стола.

— Скажи, Вячеслав, — произнес Сталин, — как дела с финнами?

— Пока ничего, — пожал плечами наркоминдел, — после того как американский посол предложил свои услуги в налаживании переговоров, все пока без изменений. Финны думают, мы не торопимся. Я полагаю, что они еще не созрели для мирных соглашений.

— Правильно, — кивнул Сталин, — я тоже так считаю. Власти Финляндии вряд ли пока решатся на окончательный разрыв с Гитлером…

Сталин начал медленно ходить по кабинету, Молотов следил за ним, поворачиваясь в кресле всем корпусом.

— В то же время, — продолжил Сталин. — мы не имеем права отказываться от любых переговоров, если это приблизит нашу победу. В том числе с Финляндией и другими сателлитами Германии. Но сейчас на первый план выходит другая проблема, тоже очень важная — позиция нейтральных стран, в частности Турции. Вячеслав, как ты считаешь, присоединится ли она к странам антигитлеровской коалиции?

Молотов снял круглые очки в тонкой стальной оправе, аккуратно протер платком, водрузил их на место и лишь после этого осторожно ответил:

— Союзники, конечно, были бы крайне недовольны, узнав о наших планах захватить Черноморские проливы…

Сталин сдержанно улыбнулся: все-таки молодец Молотов, с полуслова его понимает. Не пришлось даже объяснять, о чем пойдет речь. Хорошая у него голова, светлая, а вот задница — чугунная. Как шутят союзники. Берет их на переговорах измором, усидчивостью…

— Ладно, — согласился Верховный, — пусть недовольны, даже крайне. Нам-то что?

Молотов тихим, бесцветным голосом ответил:

— На Среднем Востоке у союзников уже сосредоточены четыре механизированные дивизии — все британские, кроме того — две польские дивизии, одна французская и одна греческая. На Гибралтаре, Мальте и Кипре у них еще несколько воинских соединений. И это не считая армии генерала Монтгомери в Северной Африке… Стоит ли их дразнить?

— А вдруг они первыми высадятся в Турции и захватят проливы? — возразил Сталин.

— Мы можем привлечь для операции на Балканах югославских партизан, — подумав, ответил Молотов, — армию генерала Тито, например.

— А что о нем слышно? — заинтересованно спросил Сталин.

— К сожалению, пока ничего особенно хорошего, — вздохнул Молотов, — его армия воюет не слишком успешно. Отряды слишком разобщены и плохо вооружены, к тому же им приходится сражаться не только с немцами, но еще и с местными националистами — четниками и усташами.

— Ему необходимо оказать помощь, — решительно произнес Сталин, — направьте к генералу Тито наших военных советников и вооружение…

Молотов достал из кармана маленький блокнотик, быстро записал.

— А что с Болгарией? — продолжил Сталин.

— Царь Борис занимает выжидательную позицию, — сказал Молотов, — под давлением Гитлера он, конечно, вынужден был пообещать, что выступит на стороне Германии, если союзники или СССР оккупируют Дарданеллы и Босфор. Но дальше обещаний он пока не идет. И уж точно не пошлет своих солдат на Восточный фронт — прекрасно понимает, что болгары не станут воевать против русских…

Сталин обдумал слова Молотова:

— Значит, мы должны войти на Босфор не через Турцию, а через Болгарию и Югославию, так вернее. Ты правильно заметил — братья-славяне не будут с нами воевать, наоборот, поддержат. А с Турцией мы разберемся позже, когда возьмем проливы…

Сталин подошел к карте и постучал согнутым пальцем по тому месту, где находился Босфор:

— Смотри, Вячеслав, какой небольшой пролив, а сколько из-за него уже крови пролито! Царские генералы только и думали, как бы водрузить над Царьградом российский флаг. Сколько криков было — мы Третий Рим и все такое прочее, имеем право… Но не вышло тогда. Может, у нас получится? Как ты считаешь?

Молотов осторожно заметил:

— Если поддержат Тито и Болгария…

— Кстати, Вячеслав, — продолжил Сталин, — составь-ка письмо на имя премьера Черчилля. Пожелай успеха английским войскам в Тунисе и поблагодари его за снимки, которые он мне прислал. Фото немецкого Эссена, разрушенного союзной авиацией. Он писал, что английские и американские самолеты за одну неделю сбросили на город почти тысячу тонн фугасных и зажигательных бомб! Похоже, Черчилль все еще надеется выиграть войну только с помощью авиаударов! Но нет, не выйдет, придется им все же замочить свои ноги в Ла-Манше! Ты так прямо и напиши — не пора ли, мол, вам открывать Второй фронт? Как и обещали. А то тянут, тянут… Сначала говорили, что якобы кораблей для переправки войск не хватает, потом в Тунисе у них случились неудачи… Так ты им, Вячеслав, намекни, что от Москвы до Берлина гораздо ближе, чем им от Северной Африки — до границ Германии. Пусть думают над этим.

Молотов чуть усмехнулся и снова сделал пометку в блокнотике.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Берлин, штаб абвера,

набережная Тирпица

23 марта 1942 года

В кабинете главы германской военной разведки Вильгельма Канариса было накурено. Адмирал сам не курил, но его друг и правая рука Ганс Остер нещадно дымил, причем предпочитал импортные сигары. Полковник полюбил их во время своей недолгой службы в Англии и, несмотря на войну с Британией, отказываться от давней привычки (довольно дорогой, надо признать) не собирался. Хотя некоторые считали курить сигары непатриотичным. Другое дело — германские сигареты, дешево и патриотично. Но в некоторых ведомствах их тоже не одобряли…

— Нас с тобой (когда адмирал и полковник были одни, они общались на «ты»), — произнес Канарис, — рано или поздно расстреляют, и сделают это, несомненно, люди Гиммлера или в крайнем случае Мюллера. То, чем мы сейчас занимаемся, называется государственной изменой.

— Надеюсь, сие печальное событие произойдет не слишком скоро, и мы еще успеем немного пожить, — философски заметил Остер, наслаждаясь ароматным дымом.

— С другой стороны, — продолжил адмирал, — мы не имеем права ничего не делать. Черт, прямо-таки парадоксальная ситуация: если фюрер выиграет эту войну, то это будет концом для старой, доброй Германии, если же он ее проиграет, то это тоже будет катастрофой, но уже для Третьего рейха. И даже если мы остановим Гитлера, то это все равно вызовет крушение нынешнего режима. Ибо начнется грызня за власть. И тот, кто победит, нас с тобой, несомненно, все же прикончит. Или в отместку за Гитлера, или за то, что слишком долго помогали ему. В зависимости от того, кто окажется наверху и захватит бразды правления…

Остер немного подумал, потом произнес:

— Но мы все равно не можем сидеть сложа руки…

— Верно, — согласился Канарис, — бездействие в данной ситуации равносильно предательству Германии.

— Гитлер уже совершил роковую ошибку, напав на Советский Союз, — продолжил Остер, — хотя мы и предупреждали его. Теперь он неминуемо толкает нас к краху. Зимнее поражение под Москвой — лишь первый акт этой страшной трагедии. Мы с тобой это понимаем, понимает и часть офицеров Вермахта. Наиболее здравомыслящая и далекая от идей нацизма… Но что они могут сделать? Их слишком мало, а авторитет фюрера еще очень высок. И в войсках, и среди простых немцев…

— Кое-что мы все же можем, — отозвался адмирал. — Я считаю, что единственный способ спасти Германию — устранение Гитлера. Тогда появится возможность договориться с западными союзниками. Это спасет нас от русских и позволит избежать катастрофы. Орды большевиков в Европе — что может быть страшнее? Слава богу, кажется, Черчилль и Рузвельт это тоже понимают. С ними мы всегда договоримся, а вот со Сталиным…

— Значит, заговор? — то ли спросил, то ли констатировал полковник. — Это чертовски трудно… Гитлер уже перенес несколько покушений и ни разу не пострадал. Даже не был серьезно ранен. Просто заговоренный какой-то…

— Это потому, — авторитетно заявил Канарис, — что покушения были организованы непрофессионалами. В отличие от нас… Если операцию тщательно продумать, хорошо подготовить и безукоризненно провести — то успех неминуем. Конечно, фюрера прекрасно охраняют, подобраться к нему на расстояние удара будет трудно. Потому нам нужен человек, который сможет подойти к нему достаточно близко. Что называется, вплотную.

— Наша цель — смерть Гитлера? — еще раз уточнил Остер.

— Да, — кивнул Канарис, — физическое устранение. Причем не только его. Необходимо будет также ликвидировать Гиммлера, иначе он захватит власть. Он давно мечтает об этом, просто спит и видит это…

— Но это будет еще сложнее, чем убить фюрера, — протянул Остер, — Гиммлер чрезвычайно острожен, а его цепные псы из СС — лучшие в своем деле.

— Значит, нужен такой момент, — кивнул адмирал, — когда они будут находиться вместе. Скажем, на каком-нибудь совещании или торжественном приеме. И тогда одним ударом…

— Но надо еще найти исполнителя, — напомнил Остер. — Того, кто нанесет этот удар, и у кого не дрогнет рука в последний момент.

— Верно, — кивнул Канарис, — этим мы сейчас и займемся — подбором исполнителя.

Адмирал вылез из-за стола и подошел к сейфу. Набрал несколько цифр, открыл дверцу, вытащил толстую папку.