«Надо же, как люди, оказывается, бывают конструированием альтернативной реальности увлечены!» — подивился про себя Алексей. — «А я еще над Американцем посмеивался. Мол, что с него взять? Так и остался фантастом!»
Алексей еще подумал, что никто даже не попенял дяде Лёве на противоречивость его позиции. То «надо в себя вложиться», то «зачем пуп рвем, можно было не спешить». Похоже, тут уже привыкли, что главное для него — недовольство Империей…
Между тем, разговор продолжался, и дядя Лева развернул свою мысль…
— Так нет же, торопились, надрывались… Менять авто раз в три года — роскошь, видите ли… И дача у моря, видите ли, не обязательна, можно и в санатории отдохнуть… Или апартаменты снять… Зато эти «кролики» сыты! А нас спросили? Может, я хочу, чтобы у тех, кто на все это работал, была дача у моря? И яхта? И плевать мне на негров!
Ах вот как! То есть он не против прогресса, но за то, чтобы чуть больше тратить на потребление? Причем на потребление россиян?
— Они, между прочим, ничем не хуже нас с тобой! Просто их научить надо! — огрызнулась тетя Марина.
— Да ладно, черт с ними… А нефть мы почему не продаем? — горячился дядя Лева. Ведь все цивилизованные страны не гнушаются. И США, и Канада. А Голландия с Норвегией да Австралией продают газ.
— То-то и термин есть, «голландская болезнь»! — не удержался от реплики Алексей [«Голландская болезнь» или «эффект Гронингена» — явление, при котором бум в отдельном секторе экономики, вызванный, как правило, открытием новых месторождений полезных ископаемых или ростом цен на экспортируемое сырье, угнетает развитие остального производительного сектора. Да, первой «страной-бензоколонкой», на которой этот эффект и открыли, была вполне себе европейская, рыночная и промышленно развитая Голландия.].
— Так нет же, у нас и тут не как у всех, — продолжил дядя Лёва, игнорируя реплику Воронцова, — до сих пор действует запрет на вывоз сырья… А я вам говорю, что это — признак слабости, неуверенности в себе. Только подчеркивающий понимание кликой Романовых нестабильного характера нашей экономики!
— Дядя! — запротестовала Леночка, — Ну как ты можешь так говорить?! Это правило по настоянию Американца вводили, а не Романовых. И его правоту подтвердило время…
Алексей улыбнулся. Ну, надо же! Леночка уже защищает род Воронцовых, как свой. Впрочем… Он уже и есть для нее свой.
«Повезло мне с невестой!» — подумал он. — «Не меньше, чем Американцу!»
И решил, что надо бы зайти к деду. И выпросить следующую тетрадку.
— Ну, все, спорщики! Заканчиваем и к столу! — решительно прервала спор мама Леночки.
* * *
Настала пора прощаться. Спор больше не возобновлялся, чему Алексей был только рад. У него не укладывалась в голове позиция дяди Лёвы и его сторонников. Ну как, как можно называть экономику, уже полвека занимающую первое место в мире, «ослабленной и перекошенной»? И как можно искренне считать, что невероятная масса необеспеченных долларов пойдет на пользу мировой экономике? А неустойчивость рубля — будет полезна экономике национальной. Но вот же, пример перед глазами. Можно! И еще как можно!
«С другой стороны…» — философски подумал он, — «Американец, прапрадед мой, тоже поначалу был тем еще либералом. Однако именно он во многом и сделал нашу страну такой, какая она есть. Не один, конечно же, а с соратниками… Но он-таки стал государственником и патриотом. Значит, убедить таких можно. Хоть и непросто это!»
* * *
Идти до квартиры деда было не слишком далеко, но Алексей решил взять такси. Чем быстрее он доберется до деда, тем раньше сможет снова погрузиться в записки Американца, которые его все больше захватывали.
Дед просьбе выдать следующую тетрадку с мемуарами Американца не удивился. Но попросил внука подождать в библиотеке, дескать, сейчас принесет. Дожидаясь его, молодой человек рассматривал книги, выложенные дедом на рабочий стол. Надо же, знакомые имена. Терней. Органическая химия. Двухтомник. И рядом — десять томов Фейнмановских лекций. Алексей узнал обложку. Юбилейное издание. Как раз к полувеку со дня выхода в свет… [В нашем мире Фейнман тоже читал свои лекции с 1961 по 1963 год. Первый перевод на русский язык вышел в 1965 году. // Юбак, Рауль (1910–1985) — бельгийский живописец и скульптор, испытавший влияние сюрреалистов. Экспериментатор в области фотографии, автор монументальных декораций, эстампов и иллюстраций. ]
«О! Чёрт!!!» — от нахлынувшего внезапно озарения Алексей буквально поперхнулся и зашелся в сильнейшем кашле, — «Предок ведь об этом писал! В своих мемуарах!! Типа, он из параллельного мира, но из будущего! И там, в этом будущем родители ему как раз двухтомник Тернея и десятитомник к вступительным экзаменам и подарили!!»
Тут приступ кашля так скрутил его, что стало не до мыслей. Но чуть позже он рискнул продолжить свою мысль: «Так, спокойнее! Дед говорил, что сам видел, как „Американец“ мемуары писал… Так что дело, получается, не позднее сорок пятого года было…»
Он просто застонал от своего идиотизма! Недоумок!!! Все это время недоумевал, «зачем это предок такую фантастическую форму изложения выбрал?» А факты, между тем, бросались в глаза. Надо было только не отмахиваться от них. Ведь с момента смерти Американца до издания упомянутых в его записках учебников Фейнмана на русском прошло около двадцати лет!!
Тут, обеспокоенный шумом, прибежал дед.
— Деда! — прохрипел молодой Воронцов, — Так значит, всё это, что Американец писал — правда?!
Дед молчал.
— Подожди… — собрался с мыслями Алексей, — но ведь реальность у нас совсем иначе выглядит, чем он описывал! Никакого распада страны, нищеты, разгула бандитизма… Это что же, все ОН изменил? Так?! Но как это можно?! Он же один человек всего лишь. Да и не хотел он ничего менять, я же помню…
Дед, все также молча, сунул ему в руки очередную тетрадку и повел к двери. И лишь когда внук оказался за порогом, улыбнулся и сказал:
— Ты читай, Лёшка! И всё поймешь!
Санкт-Петербург, 24 октября (5 ноября) 1898 года, суббота
Аристарх Лисичянский любил гулять вдоль Мойки. Москвичам этого не понять, но каждый уважающий себя петербуржец непременно имеет вот такие, не очень знаменитые и помпезные, но любезные сердцу кусочки столицы. Место, где отдыхает душа. Так что, оказываясь на Мойке, он всегда старался немного затянуть удовольствие, и шел, никуда не торопясь. Не торопился он и сегодня, а на Синем мосту даже постоял немного, глядя в воду. Вот только сейчас ему было не до красот. Просто его сильно смущал тот, к кому он шел… Да чего там перед собой крутить-то? С просьбой он шёл. С униженной просьбой о помощи. А кто из нас любит просить? Тем более, если от того, помогут ему или нет, зависит если и не жизнь, то, как минимум дальнейшее благополучие.
А если говорить, еще честнее, то пугали Аристарха оба варианта. Вот в чем штука! И откажет Ян Карлович, дорогой господин Бергман, в просьбе — плохо. Потому что бандиты, нанятые племянником Аристарха, молчать не стали. Вложили, душегубы, Володеньку, племянничка дорогого, по полной! Тот еле успел в бега податься. Вот только Воронцов на своем миллионе не остановился, еще и «магический куб» придумал! Газеты второй день гудят, мол, великое изобретение, по всему миру спрос будет. А когда человек большие миллионы имеет, ему самое место на улицу Миллионную, поближе к власти. Да и награду он может пообещать немалую, такую, что сотни, а то и тысячи начнут искать Володю не спустя рукава, а со всем старанием.
А дальше что? Правильно, Володя может и его, Аристарха, сдать, и весь их «Клуб любителей старины», который за нападением стоял. Так что и ему самому теперь грозит на каторгу загреметь. За Воронцовым, слышь, теперь и Ухтомские стоят, род хоть и обедневший, но древний, да и сама Воронцова-Дашкова [Графиня Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова (урождённая графиня Шувалова) — жена влиятельнейшего царедворца — графа Иллариона Воронцова-Дашкова. В их доме часто гостил император Александр III, а Николай II рос вместе с их сыном. Елизавета Андреевна благоволит и к самому Воронцову, и к Наталье Дмитриевне Ухтомской, которой Воронцов-Американец сделал предложение. Подробнее — см. книгу «Американец. Путь на Север».]. Вывернуться трудно будет. А и вывернешься — останешься без денег и связей. И другим членам «Клуба любителей русской старины» не поздоровится.
Однако и помощь господина Бергмана страшила не меньше. Хоть он ее сам неоднократно предлагал ранее. Однако… Не тот человек был Ян Карлович, чтобы помогать просто так. А что он потом потребует в виде ответной услуги — это, знаете ли, большой вопрос. Но ясно, что пустяками не ограничится.
Вот и тащился Аристарх еле-еле… что ж, вот и дверь.
Ян Карлович принял посетителя быстро, предложил кофе и коньячок с сигарами, однако… Всю видимую душевность приема рушило то, что, несмотря на настоятельную просьбу о разговоре наедине, в гостиной присутствовал и третий. Этого молодого человека, выглядящего едва на четверть века, хозяин квартиры представил как поручика Свирского. А на недовольное молчание и вопросительный взгляд Аристарха, скупо, но веско заметил:
— Поручик — большой специалист в решении разных вопросов, так что я думаю, полезнее будет его присутствие при нашем разговоре. Разумеется, я гарантирую его порядочность. Ничего из того, что он услышит, никогда не будет разглашено.
Он помолчал, давая сказанному дойти до гостя во всей весомости, а потом резко, как кнутом. Подстегнул:
— Ну же, излагайте! В чем проблема?
И Аристарх покорно начал излагать суть ситуации. Хозяин дома и поручик Стани́слав Свирский (именно так, с ударением на второй слог), внимательно слушали, время от времени задавая уточняющие вопросы. К просьбе Аристарх перейти не успел, будучи остановлен властным жестом Бергмана.
— Итак, если я правильно понял, ваш «Клуб любителей старины», в полном соответствии с названием, не хотел, чтобы на Белом море что-то менялось. Пришлые вам были не нужны, а этот Воронцов не просто впёрся, а перетащил на свою сторону множество солезаводчиков, набирая тем самым силу и влияние в тех краях. Да и дочь Ухтомского, Наталья Дмитриевна, виделась вам желательной невестой племянника. Не столько ради денег, у них у самих негусто, сколько из-за родовитости и связей.
