Царствование Анны Иоанновны

Во время коронации Анны Иоанновны, когда государыня из Успенского собора пришла в Грановитую палату, которой внутренность старец описал с удивительною точностью, и поместилась на троне, вся свита установилась на свои места, то вдруг государыня встала и с важностью сошла со ступеней трона. Все изумились, в церемониале этого указано не было. Она прямо подошла к князю Василию Лукичу Долгорукову, взяла его за нос, — «нос был большой, батюшка», — пояснил старец, — и повела его около среднего столба, которым поддерживаются своды. Обведя кругом и остановившись против портрета Грозного, она спросила:

— Князь Василий Лукич, ты знаешь, чей это портрет?

— Знаю, матушка государыня!

— Чей он?

— Царя Ивана Васильевича, матушка.

— Ну, так знай же и то, что хотя я баба, да такая же буду, как он: вас семеро дураков собиралось водить меня за нос, я тебя прежде провела, убирайся сейчас в свою деревню, и чтоб духом твоим не пахло!

(В. Штейнгейль)

* * *

Когда родился Иван Антонович, то императрица Анна Иоанновна послала к Эйлеру приказание составить гороскоп новорожденному. Эйлер сначала отказывался, но принужден был повиноваться. Он занялся гороскопом вместе с другим академиком, и, как добросовестные немцы, они составили его по всем правилам астрологии, хоть и не верили ей. Заключение, выведенное ими, ужаснуло обоих математиков — и они послали императрице другой гороскоп, в котором предсказывали новорожденному всякие благополучия. Эйлер сохранил, однако ж, первый и показывал его графу К. Разумовскому, когда судьба несчастного Ивана VI совершилась.

(А. Пушкин)

* * *

В строгое царствование Анны Иоанновны Преображенского полка секретарь, Иван Михайлович Булгаков, отец константинопольского посланника Якова Ивановича, на Святках поссорился с приверженцем герцога Бирона, полковником Альбрехтом, прорекшим ему смерть. Он подпал под жесточайший гнев и был осужден на смерть. Января 10-го дня, к устроенному на Неве эшафоту, выведены были строем гвардейские полки. Накануне такой был мороз, что птицы на лету умирали, а в то утро — оттепель, так что войско стояло по колено в воде поставлено. Сие неожиданное происшествие смягчило сердце императрицы и преклонило гнев на милость; вместо казни ею было повелено: наказать его телесно.

(Из собрания П. Карабанова)

* * *

Императрица Анна любила за обедом пить бокалами иностранные вина. Однажды за столом с Бироном и послом князем Куракиным, только что возвратившимся из-за границы, императрица, выкушав бокал вина и подавая оный князю Куракину, спросила:

— Вам почти все европейские вина известны — каково это?

Куракин, по неосторожности, обтер бокал салфеткой. Государыня, покраснев от гнева, сказала:

— Ты мной брезгуешь! Я тебя выучу, с каким подобострастием должно взирать на мою особу. Гей, Андрея Ивановича! (Граф Ушаков, управлявший Тайной канцелярией, жестокий управитель ее велений.)

Бирон, щадя Куракина, сказал:

— Помилуй, государыня! Он сие сделал не умышленно, а следуя иностранным обычаям.

(Из собрания П. Карабанова)

Граф Э. И. Бирон

Фаворит императрицы Анны Иоанновны Бирон, как известно, был большой охотник до лошадей. Граф Остейн, венский министр при Петербургском Дворе, сказал о нем:

— Он о лошадях говорит как человек, а о людях — как лошадь.

(П. Вяземский)

* * *

У него было две страсти: одна, весьма благородная, — к лошадям и верховой езде… Герцог убедил ее величество сделать большие издержки на устройство конских заводов в России, где был недостаток в лошадях. Племенные жеребцы для заводов доставлялись из Испании, Англии, Неаполя, Германии, Персии, Турции и Аравии. Было бы желательно, чтобы эти великолепные заводы поддерживались и после него. Вторая страсть его была — игра. Он не мог провести ни одного дня без карт и играл вообще в большую игру, находя в этом свои выгоды, что ставило часто в весьма затруднительное положение тех, кого он выбирал своими партнерами. Он был довольно красивой наружности, вкрадчив и очень предан императрице, которую никогда не покидал, не оставив около нее вместо себя своей жены.

(Б.-Х. Миних)

* * *

При императрице Анне Иоанновне Бирон был всемогущ, и все его боялись. Федор Иванович Соймонов был тогда уже александровский кавалер; ему приходят сказать в одно утро: «Не езди в Сенат, потому что там читать будут дело Бирона и ты пойдешь против».

— Поеду — ответил Федор Иванович, — и буду говорить против: дело беззаконное.

— Тебя сошлют в Сибирь.

— И там люди живут, — отвечал Соймонов.

Поехал в Сенат, говорил против Бирона и за это четыре раза был ударен кнутом на площади, лишен всего и сослан в Сибирь. Императрица Елизавета Петровна, взойдя на престол, поспешила Федора Ивановича воротить и отдала ему все почести и всю свою доверенность.

(Из собрания Е. Львовой)

* * *

Он (Бирон) имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа.

(А. Пушкин)

Педрилло

Однажды Педрилло был поколочен кадетами Сухопутного шляхетского корпуса. Явившись с жалобою к директору этого корпуса Люберасу, Педрилло сказал ему:

— Ваше превосходительство! Меня обидели бездельники из этого дома, а ты, говорят, у них главный. Защити же и помилуй!

* * *

Педрилло дал пощечину одному истопнику и за это был приговорен к штрафу в три целковых.

Бросив на стол вместо трех шесть целковых, Педрилло дал истопнику еще пощечину и сказал:

— Ну, теперь мы совсем квиты

* * *

Как-то генерал-лейтенант А. И. Тараканов в присутствии Педрилло рассказывал, что во время Крымской кампании 1738 года даже генералы были вынуждены есть лошадей.

Педрилло выказал сожаление. И генерал в самых лестных выражениях поблагодарил шута за его участие.

— Ошибаетесь, ваше превосходительство, — ответил Педрилло, — я пожалел не вас, а лошадей.

* * *

Герцог Бирон для вида имел у себя библиотеку, директором которой назначил он известного глупца.

Педрилло с этих пор называл директора герцогской библиотеки не иначе как евнухом. И когда у Педрилло спрашивали:

— С чего взял ты такую кличку? — то шут отвечал:

— Как евнух не в состоянии пользоваться одалисками гарема, так и господин Гольдбах — книгами управляемой им библиотеки его светлости.

* * *

В одном обществе толковали о привидениях, в существование которых Педрилло не верил. Но сосед его, какой-то придворный, утверждал, что сам видел дважды при лунном свете человека без головы, который должен быть не что иное, как привидение одного зарезанного старика.

— А я убежден, что этот человек без головы — просто ваша тень, господин гоф-юнкер, — сказал Педрилло.

* * *

Как-то в Петербурге ожидали солнечного затмения.

Педрилло, хорошо знакомый с профессором Крафтом, тогдашним главным петербургским астрономом, пригласил к себе компанию приятелей, которых уверил, что даст им возможность видеть затмение вблизи. Между тем он велел подать пива и угощал им компанию.

Наконец, не сообразив, что время затмения уже прошло, Педрилло сказал:

— Ну, господа, нам ведь пора!

Компания поднялась и отправилась на другой край Петербурга.

Прибыв на место, все полезли на башню, с которой следовало наблюдать затмение.

— Куда вы, — заметил сторож, — затмение давно кончилось.

— Ничего, любезный, — возразил Педрилло, — астроном — мой знакомый… и все покажет сначала.

* * *

Как-то проездом в Риге Педрилло обедал в трактире и остался недовольным столом, а еще больше — высокой платой.

Желая отомстить за это, он при всех спросил толстого немца-трактирщика:

— Скажи-ка, любезный, сколько здесь, в Риге, свиней, не считая тебя?

Взбешенный немец замахнулся на шута.

— Постой, братец, постой! Я виноват, ошибся… Хотел спросить, сколько здесь, в Риге, свиней вместе с тобой!

(О Педрилло)