— А вы что же, верите, что это возможно?

— Я считаю, что это невозможно, — взяв себя в руки, рассудительно ответил Жарков, но тут же наклонился к уху Ильи Алексеевича и жарко зашептал: — Но Горский гений! Поверьте мне! Совершеннейший гений.

— Петр Романович, — строгим тоном осадил спутника Ардов, — в этом деле наша задача — найти убийцу несчастного студента. Заботы государственной важности давайте оставим государственным мужам высшего звания.

Жарков хотел было возразить, но сзади раздались шаги. Обернувшись, чины полиции увидели Аладьина, приближавшегося к ним как-то боком, нелепой подпрыгивающей походкой.

— Я насчет К-крючина… — заикаясь, выпалил студент. — Профессор ошибается.

— Что вы имеете в виду? — не понял Ардов.

— К-крючин был скользким типом.

Ардов и Жарков переглянулись. Аладьин все еще задыхался от быстрой ходьбы и нервно оглядывался. Его голос был каким-то мутным, болотным, а с каждой запинкой изо рта выскакивала маленькая лягушка. Сдерживая отвращение, Илья Алексеевич наблюдал, как эти липкие бурые лягушки прыгали по плечам и голове юноши.

— Сильно сказано, — прокомментировал Петр Павлович, не зная, как еще прореагировать на необычное признание.

— Он м-меня избивал! — скривив лицо в гримасе боли, взвизгнул Аладьин и выплюнул очередную лягушку. — А этой кукле всю г-голову задурил!

— Кого вы имеете в виду? — насторожился Илья Алексеевич.

— Глебову! Он всё смеялся, мол, б-барышни — существа при-при-митивные.

Шлеп, шлеп — еще пара лягушек бурыми кляксами вылетели изо рта Аладьина. Ардову стоило труда не подавать виду.

— А чем эта Глебова занимается?

— Она натурщица в художественном училище… Не понимаю, что она в нем нашла.

— Господин Аладьин, — вступил Жарков, — вас можно заподозрить в зависти.

— Какая, к черту, зависть?! — отбросил приличия студент. — Он был м-мерзавцем. Один раз я застал его за изготовлением субстанции, которая не имела отношения к нашим опытам.

— А в чем суть ваших опытов? — решил все-таки осведомиться сыщик.

— Я не м-могу раз-раз-глашать…

Аладьин смутился и потупился.

— Извините, мне нужно возвращаться в лабораторию, — пробормотал он. — Опыт нельзя п-прерывать.

Помощник профессора скрылся так же неожиданно, как и появился.

Коллеги постояли в молчаливом недоумении.

— Неожиданное явление, — резюмировал Петр Павлович, закуривая папироску.

— Водяной какой-то, — пробормотал Илья Алексеевич, приходя в себя после нашествия лягушек.

Глава 10

Лысый, худой, со шрамом

Ардов шел по гулкому коридору художественного училища, за ним едва поспевал старичок в мундире бутылочного цвета с бархатным воротником.

— Ради бога, извините, ваше благородие, — тараторил служитель. — Я думал, вы художник. Тут ведь глазом не успеешь моргнуть — сманят натурщицу! С ними нынче тяжело. А и всегда тяжело было. До реформы вообще с мужчин писали, можете представить? У нас не Италия, пойди сыщи, которая встала бы на натуру из любви к искусству. А ведь они и получают у нас вдвое больше мужчин. Да все равно… Даже если из простого звания — никак не уломаешь. А если и удастся, глядишь, через месяц она уже за какого-нибудь художника выскочила.

Илья Алексеевич остановился возле дверей в натурный класс. Старичок приоткрыл створку. В проеме открылась просторная аудитория, уставленная мольбертами, за которыми корпели будущие мастера живописи. На помосте возлежала обнаженная модель, едва прикрытая туникой. Девушка с рыжими волосами держала в руке яблоко, напоминая собой прямо-таки библейскую Еву.

— Мадемуазель Глебова — наше сокровище! — негромко проворковал старичок.

Ожидая окончания натурного класса, Илья Алексеевич согласился на краткую экскурсию по училищу. Служитель продолжал тараторить, словно опасался, что господин сыщик может объявить во время паузы нечто ужасное.

— Судите сами: на экзамен четвертого возраста дают сюжет «Улисс и Навсикая», а ведь там сплошь барышни в драпировках — это, считай, обнаженная натура. Как прикажете изображать, если студенты в классах этой натуры в глаза не видели! Пришлось менять на «Самсона, преданного Далилою филистимлянам» — там по преимуществу мужские фигуры, женская одна только…

Улучив момент, Ардов все-таки успел задать интересующий его вопрос.

— Крючин? — переспросил старичок, снял пенсне и замигал глазами. — Конечно, знаю! Милейший, обходительнейший молодой человек.

Учитывая вчерашние признания Аладьина, ответ Илью Алексеевича удивил.

— Он ухаживает за госпожой Глебовой, — доверительно продолжил старичок, — частенько поджидает ее у входа с цветами. Вы знаете, он увлекается химией и однажды сказал мне, что благодаря этой науке намерен разбогатеть.

Подойдя к каморке, отведенной натурщикам для переодевания, Илья Алексеевич кивнул провожатому, разрешая оставить его и заняться своими делами. Выждав, он постучал. Ответа не последовало, хотя за дверью послышалось явное движение, даже скрипнула половица. Не дождавшись ответа, Ардов отворил дверь и ступил внутрь.

Едва он открыл рот, чтобы сообщить о цели визита, как почувствовал, что его шеи коснулось что-то холодное. Илья Алексеевич замер. «Неужели это она?» — с досадой подумал он, представив, как сейчас острое лезвие разрежет ему горло.

— На сладенькое потянуло? — резанул голос темного серебра у самого уха.

Ардов почувствовал, как белый пластрон [Пластрон — манишка.] на груди стал напитываться горячей кровью из разрезанной шеи.

— Я из полиции, — стараясь не терять самообладания, успел просипеть он.

Рука с лезвием отстранилась.

— Простите, — опять дрогнул темным блеском голос. — Я думала, вы очередной липовый антрепренер. Тут ходят, знаете…

Помолчав мгновение, Глебова вышла из-за его спины. Илья Алексеевич посмотрел себе на грудь — крови не было. Потер шею — цела, слава богу. Очевидно, это голос. Он был острый, поблескивал в темноте металлическим отсветом — такие иногда встречались Ардову, о них можно было порезаться.

— Меня интересует Крючин. Вы ведь знакомы?

— Я к его темным делишкам отношения не имею, — сухо ответила натурщица и прошла за ширму, чтобы продолжить облачение — она была полураздета.

Отброшенное на столик оружие оказалось бутафорским кинжалом довольно неуклюжей работы.

— Его убили, — сказал Илья Алексеевич.

Девушка вышла из-за ширмы и непонимающе захлопала глазами.

— Как убили? Кто?

— Вот и я хотел бы это узнать, — Ардов протянул Глебовой платье, лежавшее на фанерной полуколонне. — Рассчитываю на вашу помощь.

Из глаз Глебовой покатились слезы. Зайдя за ширму, она принялась нескладно втискиваться в одежду.

— Сколько раз… — забормотала она, — сколько раз…

Илья Алексеевич уронил себе на ладонь несколько белых крупинок из миниатюрной колбочки, которая имелась у него на кожаной наручи под левой манжетой, и отправил в рот.

— Когда вы видели Крючина?

Хоть это было и невежливо, но чиновник сыскного отделения решил не дожидаться завершения туалета, полагая, что именно сейчас, в растрепанных чувствах, свидетельница будет максимально откровенной.

— Последний раз — в четверг, — всхлипнула девушка.

— О чем говорили?

— Да так… Костя сказал, что они с этим своим сумасшедшим профессором начинают какой-то грандиозный эксперимент.

— Сумасшедшим?

— А разве нет? — голос Глебовой опять заискрился. — Угораздило же его подпасть под влияние этого индюка. Вы его видели?

Глебова на мгновение выглянула из-за ширмы. Ардов успел кивнуть.

— Крючин потрясающе талантлив! Но месяц назад он бросил университет и поступил в услужение этому капризному старику. В рабство! Полное и безоговорочное! Сколько раз я его просила… умоляла… Нет! Пропадает там сутки напролет, собственной жизни для него не существует.

Наконец натурщица появилась из-за ширмы — растрепанная, с мокрыми глазами.

— Не существовало… — поправилась она.

— Каким вы нашли Крючина на той встрече?

Глебова села за миниатюрный столик, установила зеркальце и принялась приводить в порядок копну рыжих волос. К ней постепенно возвращалось самообладание.

— Пожалуй, он был обеспокоен… Точнее, возбужден — не мог говорить ни о чем другом, кроме этого своего эксперимента, все восхвалял учителя… Говорил, что они изменят мир…

— Прошло уже четыре дня, — отметил Ардов. — Вас не удивило отсутствие вестей от него?

Глебова бросила на сыщика полный недовольства взгляд, но удержалась от колкости.

— Во-первых, он предупредил, что во время опыта будет неотлучно торчать в лаборатории — а опыт должен был продлиться несколько дней.

— А во-вторых? — спросил Ардов, когда счел, что пауза затянулась.

— А во-вторых… мы поссорились, — призналась Глебова упавшим голосом.

Помолчав, она обвела глазами каморку:

— Крючину не нравилась моя работа, он требовал, чтобы я ее бросила.

— А вы?

— А что я? — она вспыхнула. — Я сирота! На какие средства прикажете существовать?

Было видно, что эта тема уже давно стала для девушки предметом раздражения, с которым она не сумела справиться и на этот раз. Отвернувшись, Глебова принялась нервными движениями заталкивать в сумочку дамские мелочи, валявшиеся на столике.