— Шикарный приказ — как раз для нас, — тихо разулыбался Незрелых.

— Еще одно, — полковник поднял колбаску-палец. — Тщательно следить за показателями всех приборов! Любая информация, боеголовкой вам в крыло, бесценна. Передавать малейшие данные приборов непосредственно в штаб. И еще, лядь… Есть вероятность, что хрень эта — густое облако метеоров. Так что будьте готовы поплясать под камушками. Но если это очередная провокация япошек — не дайте этому говну пройти. Валите что есть мочи.

— А если это инопланетяне? — спросил кто-то. Сергею не удалось отметить шутливых интонаций — говорили серьезно и немного испуганно; не каждый день творится подобное.

— Может, и они, ломом им в жопу, — коротко пожал плечами Масленкин. — Тебе не все равно, в кого ракеты выпускать? Если что — фильм какой-нибудь вспомнишь и всех победишь, Брюс Вилли. Или как там его?..

Послышались смешки. Непробиваемость полковника всегда находила отклик в обществе пилотов.

Далее началась рутинная раздача приказов. Сергей прислушивался вполуха — за годы службы все давным-давно отпечаталось в памяти.

«…Люба все-таки неблагодарная баба. Все в жизни — только для нее и для сына. Жалованье до копейки: все боевые и летные. Даже на пиво оставляю с премий или экономлю на допах. Лишь бы она чего-нибудь хорошего себе прикупила. Неблагодарная! Все мало и мало. Надо было тогда еще себе любовницу завести. Эх, жалко, что Ирину в другую часть перевели. Сейчас бы не помешало…»

Облачаясь в ВМСК 4-15 [ВМСК — высотный морской спасательный комплект, специальная одежда летчика, рассчитанная для полетов над морем. Отличается от стандартного ВКК (высотный компенсирующий костюм) тем, что кроме полетного комбинезона имеет также специальный морской костюм с авиационным спасательным поясом, а также теплозащитный и высотный компенсирующий костюмы.] и вешая на пояс табельное оружие, Сергей тоже не слишком думал о задании. Вчерашний вечерний скандал был куда ближе к его сердцу, чем неизвестная дрянь над атмосферой планеты.

Люба заявила, что уйдет. Что не желает больше бегать к нему в госпитали, как весной. Не хочет просыпаться ночью от крика, если недалеко от дома пролетает истребитель. И, понятное дело, ей очень не нравится ждать его после дежурства — каждый раз подвыпившего после удачного полета, уставшего и вечно занятого. А что, если когда-нибудь не дождется? Времена сложные, только что разобрались с Японией, как заворочались Северо-Американские Штаты. Вдруг опять война? Либо Сергей уходит в отставку, либо пусть живет себе век в казарме — без жены и без сына. Официальный развод!

Она не шутила. Действительно решила оторвать его от службы. Сначала сиськой и лаской, позже истериками, а под конец ударила самым главным аргументом — завтра же пойдет в загс. Неужели ее так напугало известие о том, что Ваську-соседа сбили в Желтом море? Ничего даже не захотела слушать о том, что Василий давно уволился из Российской армии и трудился по договору на Южную Корею, а там постоянные конфликты…

Уходи из армии или я уйду. Вычеркну из своей жизни и еще сына с собой заберу.

Мегера!

По дороге к летному полю на какой-то миг позабылось…

Кто-то принес известие, что поднявшиеся над Курильскими островами самолеты пропали без вести. Базы на северо-востоке России умолкли — ни слова, ни даже обрывка автоматического радиосигнала. Не вышли на связь и боевые корабли, патрулировавшие морской простор в Охотском море. Точно не было известно, но ширился слух, что молчат даже подземные ракетные базы дальнего севера. Мгновенно по аэродрому разнесся противный страшок… Вроде все нормально, подшучивают, обсуждают план атаки на «неизвестное дерьмо», но в глазах у каждого затаилась тревога.

А что, если и нас так накроет, как Америку? Уже точно известно, что Западное полушарие Земли погрузилось в полную спячку. Спутникам-шпионам удалось запечатлеть сотни людей на зимних улицах — везде тела, ни намека на движение. И не только у северных. То же самое происходит в Бразилии, Чили, везде по ту сторону Тихого океана.

— Слыхали, парни, оно вместе с ночью идет. Где темнота наступает — все валятся. Так что глядите в оба — держитесь на дневной стороне, если это возможно… Лично я собираюсь как можно ближе на восток…

— …Я с собой еще один крестик возьму. Гляди — из казармы взял, на планшет себе повешу…

— Гляди-ка, Петрович трезвый как стеклышко ходит. Впервые в жизни его трезвым вижу. Эй, технари?! Что с вашим Петровичем-то? Заболел?.. Скажите, пусть выпьет. У нас, если ваш старший смены не выпимши, примета плохая. Да хоть технического ему с огоньком налейте. Сегодня такое творится, что и неразбавленного можно…

На базе царило рутинное оживление — так всегда бывает, едва включается сирена. Для непривычного наблюдателя — полный хаос, но если присмотреться, то станет видна армейская организованность, рассчитанная на оптимальный результат. Буксиры вытаскивали из ангара уже расчехленные «птички», везде перекрикивались техники. Где-то громким до хрипоты голосом ругался командир 25-й дивизии ПВО, в состав которой входил авиаполк Сергея. Отрывистым лаем доносились приказы.

В воздух уже поднимались первые ласточки. Над четвертой полосой аэродрома пророкотали двигатели РЛДН А-50Э — самолета радиолокационного дозора и наведения, появившегося на базе полгода назад. Небольшая подмога истребителям, если наземные системы выйдут из строя, но все же…

Поднимали действительно всех. Так и должно быть, если над страной нависает неизвестная угроза. Интересно, что это на самом деле такое? Движется вместе с солнечной тенью, окатывая Землю ночной тишиной и странным оцепенением. И почему люди везде лежат? Странные снимки — будто всех одновременно загипнотизировали и приказали лечь.

— Эй, Бушко, ты жене звонил уже? — Голос майора Незрелых вернул Сергея к реальности.

Майор подошел к задумавшемуся у выхода из ангара Сергею и протянул ему зажженную сигарету:

— На, легче станет.

— Да я не жалуюсь, что мне тяжело, — отмахнулся Бушко. Сигарету взял. — И звонить зачем? Вернемся — так домой заявлюсь.

— Да что ты? — улыбнулся Незрелых. — У тебя лицо такое, будто жена ушла.

Сергей почувствовал, как непроизвольно дернулись губы.

— Я шучу, — заметил его смятение майор. Вытащил себе из внутреннего кармана комбинезона свежую сигарету, двумя движениями пальцев прикурил от серебряной Zippo. — Люба у тебя хорошая. Такие не уходят. Либо в самом начале к чертям посылают, либо до конца жизни уже не отцепятся. Да что ты как маленький, серьезный такой? Неужто космической дряни испугался, бедный?

— Люба собралась уходить, — признался Сергей.

Незрелых расхохотался и подавился первой затяжкой. Кашлянул, вытер нос и невозмутимо запыхтел.

— Видишь, брат, как? У меня призвание — психолог! Что я тут с вами, бандерлоги пернатые, делаю? Свалил бы в Москву, ебахондриков ловил бы.

— Ипохондриков, — машинально поправил Сергей, уже улыбаясь.

— Не, — мотнул головой майор. — Ипохондрики — это у нас больные. А в Москве — ебахон…

— Второе звено, готовность номер один! — отозвались громкоговорители базы.

Сигареты полетели в урну. Уже взбегая по трапу, Сергей решился. Взглянул на часы, защемило сердце: всего три минуты до запуска двигателей. Нащупал в нагрудном кармане мобильный, рванул застежку и не глядя нажал на кнопку. Под рев двигателей и густую, словно кисель, беспрестанную матерщину технического персонала в динамике возник женский голос:

— Чего тебе?

— Люба, привет, — как можно более мягко сказал Сергей, не сводя взгляда с циферблата часов.

Чуть ниже него на сходнях трапа смотрел техник. С демонстративно-недовольным видом — мол, полезай, браток, а то мне тут тебе еще плечевые ремни натаскивать и проверить кое-что, да и ты не последний у меня такой.

Сергей сдвинул брови и отвернулся, показывая, что разговор очень важный.

— Ты чего позвонил? Служба надоела? — спросила жена. Где-то вдали от нее послышался звонкий хохоток играющего сына. Малыш вряд ли понимал суть маминого высказывания, но майора Бушко это покоробило.

— Слушай, Люба, — Сергей почувствовал, что горло онемело. Он мельком взглянул на чистое вечернее небо, искрящееся от февральского мороза, сквозь облака, словно чувствуя приближающуюся угрозу. И вдруг понял, что все это в последний раз. Стоит он на трапе, в последний раз властно постукивая носком ботинка по краю кабины. Больше не будет полета. Всего этого не будет… Свалится на голову невероятно тяжелая туша метеорита (или что там такое на самом деле?), и вместе с ней он в пламени рухнет на замерший в ужасе город. Закончится служба, однокомнатная — но зато своя, а не общаговская! — квартира. Закончатся Люба и сын… Ой!.. — Милая, хочу, чтобы ты знала. Я очень люблю тебя и Лешку. Очень, милая моя, родная, Любушка…

— Да что ты? — насмешливо проговорили в ответ. — С чего бы это вдруг?

Попробуй объясни, что чувствуешь бесконечный космический ужас над вверенным в пользование небом. Что за тысячи и сотни километров вниз стремится что-то… Конец всему, что знал и любил. Попробуй, скажи. Так ведь не скажешь — не хватит слов. Да и вряд ли удастся описать то чувство, подсказывающее ответ. Не интуиция, не допущение — что-то другое.

— Люба, — севшим голосом попросил Сергей. — Любаша моя. Послушай очень внимательно: возьми с собой малого и спуститесь в подвал. Запритесь там и ждите моего звонка. Ты поняла?

— Сдурел, — решила супруга. — Поиздеваться решил, да? Не веришь, что я на развод подам?

— Люба, — перебил ее Бушко. — Выслушай. Тут у нас ЧП… — и принялся объяснять, наплевав на запреты и воинские правила; за разглашение по голове не погладят — могут и по шапке дать, и погоны сорвать, и даже посадить, но все уже равно… — Нас что-то из космоса атакует. Может быть, японцы, может, Китай или еще какая-нибудь зараза. Оружие неизвестного типа, уже поразили Америку. Ты меня слышишь?

— Товарищ майор, — напомнил о себе техник, барабаня кулаком по поручню трапа. — Пора.

Часы показывали, что осталось меньше минуты.

— Люба, ты там?!

— Да, — еле слышно ответила она. — Не морочь мне голову. Не ври! Я уже решила. Завтра подаю на развод, не могу больше с тобой. Слышишь меня? Глупый бестолковый дурень! Не могу с тобой и твоими дежурствами! Катись к себе в небо, а меня с малышом не трогай!

— Люба, ну будь ты человеком! — Сергей чувствовал, что приближающаяся неизвестность уже ближе, уже давит на плечи… — Я тебе не вру. Хочешь разводиться — иди! Но сначала спрячьтесь с Алешкой в подвале. Доживем до утра — я к вам приеду. Клянусь, что уволюсь в тот же день. Ты меня понимаешь? Уволюсь завтра же!

— Ты уже десять лет увольняешься, — горько ответила жена. — Мне надоело. Больше не звони.

— Да уволюсь я! — взревел Сергей и едва не ударил напирающего техника. — Клянусь! Доживу до завтра и уволюсь к чертовой матери. Поедем куда-нибудь на запад. В Сочи, например… Завтра приду и…

— Завтра ты придешь уже в чужую семью, — твердо сказала Люба. — Утром отдаю документы, уже подписала. Делай что хочешь — хоть тысячу раз увольняйся, это уже не мои проблемы.

— Дура бы долбаная! — Сергей сдержался, чтобы не зашвырнуть телефон куда-то вбок взлетно-посадочной полосы. — Разводись, мать твою, только с сыном спрячьтесь! Слышала?! Хотя бы в этот с… подвал!..

Трубка отозвалась короткими гудками.

— Я же люблю тебя, — растерянно пробормотал Сергей, подчиняясь требовательным рукам техника, впихивающего его в кабину.

— Позже расскажешь, — согласился тот, натаскивая на майора шлем.

Секунды растворились в топоте сапог. Убедившись, что техник отдалился от самолета, Сергей включил питание.

— К запуску готов!

— Запуск разрешаю, — в наушниках гермошлема.

«Люба, когда все закончится, я тебе патлы выдерну…»

Заученным движением включил левый двигатель.

«А потом так отымею, чтобы роток на полгода вперед не разевала…»

Заработал двигатель справа. Циферблаты подсказали, что прошел скачок напряжения. Сергей щелчком врубил пилотажно-взлетный комплекс и под звуки разогревающихся двигателей закончил пристегиваться.

«Вот же ж Люба, а?..»

Взлет и громкий говор руководителя полетов прошли как в полусне. Даже осталось вне сознания то приятно-щемящее чувство, когда колеса отрываются от земли, а турбины, послушные движению пилота, взревывают громче. Первые секунды полета — самый смак, когда еще неизвестно, поднимется ли птаха ввысь или зароется носом в смертоносный бетон полосы. Жаль, что не заметил. Только сказал, не задумываясь, как сотни раз до этого:

— Взлет произвел…

— Принял тебя, Девятый, — голос штурмана ОБУ [ОБУ — офицер боевого управления.]. Шутливо, почти шепотом: — Сообразим на двоих?

Город зажигал огни, вглядываясь подслеповатыми окнами в крылья взлетающих истребителей. По четыре машины, они уходили все глубже в небесный океан, расправленными плавниками-крыльями зачерпывая воздушные потоки. От заката, видимая только на приличной высоте, медленно двигалась темная дуга, полупрозрачная по краю — горизонт укутывался в ночь.

Какая же Люба… Да и он тоже молодец! Надо было вот так поддаться? Рыкнуть в сердцах, что любит, а потом нахамить… Лучше и не придумаешь. Впрочем, раз она хочет, пусть себе разводится. Сергею от этого только лучше. Времени сколько свободного появится! Вот только Алешка…

Небо обняло своего сына. Так нежно и беззаботно, что он на какое-то время забыл о собственном ребенке и о ссоре с женой.

В небе больше нет никого. Есть только одно живое сердце, стучащее в такт размеренной работе двигателей. А еще есть мозг, который должен работать в десятки раз быстрее обычного смертного — только лучший может вести железную птицу. И есть душа. Ширина ее от горизонта до горизонта, единая с небом, сливается в вихре воздушных потоков и поет от счастья быть в шаге от Создателя. Пилот — не обычный человек с мизерными бредовыми проблемами, прижатыми к земле. Он почти бог, крылатое существо, в чьих руках трепещет могучая крылатая машина.

Шум реактивных двигателей, монотонный писк приборов. Пощелкивание радиопомех в наушниках, спокойные переговоры уверенных в себе мужчин в эфире. Все так знакомо и легко. Научился, получил практику, налетал положенное количество часов. И то, что было невероятно сложным для обычного человека, для тебя становится простым и дружественным. Рука немного влево — тут пилотажно-навигационные приборы, окошки показателей скорости и высоты, радиовысотометр, ниже — РУДы [РУД — рычаг управления двигателем.] и рации; вправо — прицел, циферблаты для контроля за двигателями, навигационный комплекс… Всё свое. Незатейливое, простое и без норова — само просится в руку. Намного легче управлять сверхсложным самолетом, чем обыкновенной женщиной.

И рядом летят боевые братья. Готовы поддержать в любой момент, готовы прикрыть, чтобы враг не сел на хвост. Такие не изменят, не хмыкнут в последний момент и не уйдут, говоря, что им все надоело. Военным быть проще, чем женатым.

Сергей поочередно жал на педали тормоза, чтобы могущественная птица не унесла его за затянутый ночью горизонт. Смотрел на убывающие солнечные лучи и улыбался.

Тут бесконечность, взлет над жизнью мирской, спокойствие и отсутствие проблем. Небо! Любовь к этому небу тянет такая, что всякая женщина позавидует. Может, потому и ревнует Люба? Чувствует, ехидна, что муж не только ей принадлежит, но и пастбищам туч далеко внизу между звездным куполом и землей, и чистому пространству вокруг, и далекому голосу офицера боевого управления, и звену, и самолету, и…

«Эх, Люба-Люба, знала бы ты, как я тебя хочу придушить. Но люблю тебя до самого-самого… Даст Бог, все пройдет успешно, неизвестное формирование окажется облаком метеоров, и я вернусь домой. Мы с тобой помиримся, Люба. Обязательно помиримся! Но небо, красотищу эту невероятную, я никогда не брошу. Придется тебе смириться, что у меня есть ты и есть вот оно — небо!»

Эфир был до отказа набит комментариями и краткими отчетами. Большинство самолетов — старенькие МиГ-29 остались на высоте в семнадцать с чем-то километров. Понимая, что взобраться выше им не позволяет конструкция самолетов, очень стремились узнать, что происходит выше. СУ-27 и СУ-35, или в просторечье — двадцать седьмые и тридцать пятые «сушки», добрались до отметки в двадцать две тысячи. Здесь и повисли, ожидая развития событий.

— Дальнее обнаружение молчит. Слышишь меня, Шестой?

— Вас слышу. В пределах видимости ничего подозрительного не наблюдаю…

— Ведущий третьего звена, приподнимитесь еще на пятьсот метров. Цель обнаружена?

— Никак нет, Голова. На мониторах помеха, видимость отличная, но ничего. Вижу только звезды. Закат приближается…

— Четырнадцатая, давайте еще один круг. Внимание, не влетайте на ночную сторону. Повторяю: не влетайте на ночную сторону!

— Куда же мне двигаться? Солнце заходит!

Солнце поглаживало гладкие бока самолетов, резвилось на крыльях и стеклах кабин. Словно и не ночь на подходе, а самый настоящий день — так бывает только на большой высоте. Но гигантское нефтяное пятно, заливавшее весь запад, неуклонно двигалось вперед.

— Выхожу из сектора. Голова, повторяю: выхожу из сектора. Прошу разрешения уйти в тень.

— Пятый, разрешаю, — напряженный голос диспетчера. — Но будьте осторожны. Докладывайте каждые тридцать секунд.

— Вас понял, Голова. Иду к тени по касательной…

Все взгляды обратились на экраны мониторов. Что случится с самолетом, накрытым ночным одеялом?

Вот он влетел в темноту, качнув крылом. Повис, выжидая.

— Вижу, Голова! Цель замечена! — спокойный голос испытателя. — Регистрирую большое скопление…

Он умолк внезапно, словно у него отказала рация. С радаров, вопреки испугу других пилотов, самолет не исчез. Но как будто лишился души. Полетел, углубляясь в полотно темноты. Прямо. Медленно снижаясь, вскоре он скрылся в облаках.

Кто-то бросился за ним, но окрик в эфире остановил, заставил развернуться.

— Занять позиции! — приказ был понятен каждому.

Самолеты медленно двигались вдоль бесконечной вечерней дуги.

— Оно напоминает облако, — раздался чей-то голос. — Плывет со стороны Камчатки и снижается. В облаке замечены правильной формы объекты. Количество неизвестно.

— Я тоже вижу! Мать вашу, да их тут чертова туча! Тысячи… Разрешите стрелять?

— Не стрелять до приказа! — отозвался диспетчер. — Принимаем от вас снимки. Четвертый, где вы?..

Искомый самолет пролетел мимо. Перевернулся — кабиной книзу. Сквозь стекло Сергей видел, что голова Четвертого болтается из стороны в сторону, руки повисли, отпустив штурвал и рычаги. Полсекунды, и он скрылся из поля зрения, бесконтрольно падая.

— Вижу их!

— Вижу!

Эфир взорвался возбужденными выкриками. Командир звена Сергея приказал отключить общий гам. Стало тише, но некоторые обрывки фраз доносились.

— Это похоже на дождь из мелких астероидов и метеоров. Странно, что они не сгорели в мезосфере.

— …поврежден. Повторяю: я подбит. Крыло повреждено, не работает гидросистема! Падаю!..

— Там за камнями еще что-то движется.

Сергей изо всех сил всматривался в небо над собой, но по-прежнему ничего не видел. До тех пор, пока ночная тень не прикоснулась к самолету.