Антон подслеповато прищурился, не пытаясь заслониться от восхода. Следом за солнцем из морских волн восставали призрачные фигуры. Смеющиеся мальчики и девочки, беременные женщины…

Руки полковника оттащили Антона от поручней и повели обратно в каюту. Бессознательно Аркудов отметил, что плечо и бок Павла Геннадиевича под курткой-ветровкой прикрывают белоснежные повязки. Его ранили? Но когда?

В памяти неохотно возникло воспоминание.

Крутой склон горы. Рядом со входом в логово песиголовцев, за которым начинался спуск к убежищу, лежало тощее скрючившееся тело. Антон впервые увидел вблизи одну из своих жертв — дед-проводник умер в страшных мучениях.

Дальше был вертолет и люди полковника. Все живые, словно темное излучение Звена обошло их стороной. Слова Павла Геннадиевича: «Как видишь, мы имеем некоторое преимущество перед обычными смертными».

И громкий хлопок, ударивший по барабанным перепонкам с такой силой, что Антон надолго перестал что-либо слышать.

Стреляли ракетой — со стороны деревни приближался темно-зеленый МИ-24, словно виноградными гроздьями, увешанный тяжелыми орудийными подвесками. Снаряд угодил в скалу далеко от вертолета полковника. Скорее всего выстрел был предупредительным.

Подавленный и оглушенный, Антон едва соображал. Он смутно видел, как суетятся бойцы Павла Геннадиевича. Промелькнула мысль, что хлипкие автоматики вряд ли смогут остановить вражескую махину, тем более на дистанции в несколько километров. Но потом Антон очень удивился. Полковник выволок из вертолета какой-то рундук и вытащил оттуда замысловато изогнутую трубку; очень тяжелую, судя по красному от напряжения лицу силовика — кажется, вещица была сделана из камня. Повернувшись в сторону противника, Павел Геннадиевич даже не прицеливался. Блеснула красно-коричневая молния, потянуло серой и гнилью. По надвигающемуся врагу ударила змеевидная полоса, он не взорвался и не треснул — просто превратился в пылающий шар оплавленного металла.

Антона стошнило прямо на подножку. В бессознательном состоянии его уложили на пол, плавный подъем ознаменовал, что вертолет куда-то двигается.

Лежа на рифленом металле, Аркудов радовался, как ребенок, что не видит с высоты опустевших городков и поселков. Однако воображение подсовывало страшные картины: усеянные телами улицы, разбитые машины, надолго умолкнувшие детские сады и школы… Восемьдесят пять тысяч шестьсот четыре человека, убитые по его согласию.

Он забился в самый дальний угол под сиденья и тихо подвывал. А может быть, выло в ушах?

О чем-то спрашивал полковник. В ответ Антон обозвал Павла Геннадиевича всеми матерными словами из своего лексикона. Но, скорей всего, он молчал, прикусив губу, материлось и поднимало жуткий вой лишь его сознание.

Потом был незнакомый город. Кажется, румынский. Здесь было несколько дней передышки — Антона уложили в койку и приставили к нему тощего доктора, похожего на графа Дракулу из старого черно-белого фильма. Сквозь мутный туман забытья Антон смотрел на этого лысеющего сморщенного старика, и ему представлялось, как в это время полковник в окружении десятка Отцов — вместо лиц у них были размытые черные пятна, маленькие Нибиру, — распинает на каменном алтаре обнаженную девицу. Ее изнасиловали, а потом вырезали сердце. Снова смерть, нет… Мученическая энергия устремилась по невидимым трубам прямиком… к нему! «Съешь меня, я с радостью стану жертвой, чтобы пришелец из древности не уничтожил наш род». Она напоминала ему жену. Затем неуловимо изменилась и стала похожа… Нет! Господи, только не это! Она ведь всего лишь ребенок! Не на-а-а-адо!..

Позже Антона перевезли на шхуну, пришвартованную у частного причала румынского порта. Здесь было очень спокойно. Палуба размеренно покачивалась на волнах, с соседних кораблей доносились выкрики матросов и грузчиков, порт выплескивал в море красочные перезвоны исполинских кранов-балок, обрывки песен и шумный гогот из небольших ресторанчиков у самой воды. Жизнь с тихим клекотанием протекала мимо. А мертвые все так же приходили.

Я не хотел вас убивать! Простите меня! Извините… Я же не хотел…

Темноволосый подросток лет пятнадцати, восседавший на прозрачном скутере, понимающе кивнул и канул в тумане. Ему на смену пришли две хорошенькие студентки. Они сели напротив Антона, положив на обтянутые колготками колени свои конспекты, и заговорили с ним о чем-то очень важном. Но сколько ни старался ученый, никак не мог разобрать даже одного слова.

Они ведь убили бы дочку. У меня не было выбора. Или был?..

Посреди бреда однажды пришел полковник. Наверняка Антону что-то вкололи, и он сумел немного говорить. Кажется, Павел Геннадиевич спрашивал о Звеньях. К удовольствию Аркудова, подаренная убежищем информация засела так глубоко и надежно, что не помогли ни наркотики, ни психотехнологии — Антон ничего не сказал ни о частичках Цепи, ни о вражеской Системе. Для него врагами были и те, и другие. Они все убийцы! Жадные вампиры, жрущие человеческую жизнь. Им не место на Земле!

Однако про существование одного Звена полковник все-таки узнал. Благодаря заметкам Антона ему удалось расшифровать дневник, и теперь приспешники Отцов обзавелись искомой точкой на карте. Звено находилось в одном из старейших городов мира — бывшем Константинополе — Стамбуле. Аркудов позже вспомнил, что последние исследования значительно «состарили» славный город: археологи доказали, что Новый Рим был основан не три тысячи лет, а как минимум девять тысячелетий назад — в эпоху неолита. Где-то в тайных подземельях Стамбула, построенных еще в дохристианские времена, ожидала бесстрастная машина, намного более мощная, чем Карпатское Звено, готовая убить миллионы.

Поскольку в дневнике Игоря Аркудова встречалось упоминание только о стамбульском агрегате, полковник предположил, что речь о части Цепи Отцов. Но так ли это на самом деле, знал только Антон. Последний же впал в такую апатию, что за долгие недели подготовки к плаванию не проронил ни слова.

— Да приди же ты в себя! — рычал полковник, когда они вместе с ученым стояли на причале и наблюдали, как оснащают шхуну: краны-погрузчики затаскивали в трюм громоздкие тюки и коробки. — Можешь хотя бы сказать, чье это Звено? Это очень важно. Очень!

Аркудов молчал, тупо глазея на деловитых чаек. Из маленькой искусственной гавани выходил величественный круизный лайнер, по воздуху промчался хриплый протяжный рев. Ученый посмотрел кораблю вслед, по левой щеке Аркудова бежала слеза.

— Понимаешь, малыш, от этого плавания многое зависит. Если мы с твоей помощью разыщем и активируем наше Звено, — повысив голос на двух последних словах, Павел Геннадиевич потряс «всевидящим» сканером, — то появится существенная подмога в борьбе против Нибиру.

Он уже не скрывал от Антона правду и называл вещи своими именами.

— Но если мы нарвемся на Звено Правителей, будет очень худо. Нам необходимо учитывать наличие стражей…

У Аркудова заныли колени. Он поморщился и всхлипнул, непроизвольно содрогаясь.

— Со стражами разберемся — не велика проблема с нашими-то возможностями, — видя, что Антон волнуется, попытался успокоить его полковник. — Проблема в другом. Даже если не попадем в засаду, нас может разорвать волной чужеродной т-энергии. Как бы то ни было, придется пойти на риск. Тут у нас «либо — либо». Либо мы накостыляем Правителям и разрушим их Звено, либо получим еще один ствол межконтинентального масштаба. Понятное дело, готовимся к худшему. Парни запасаются крупнокалиберным арсеналом…

При упоминании об оружии какая-то частичка воспаленного сознания Антона возликовала. Ведь никто не догадался, что у него есть отцовский обрез! Тяжелая игрушка и четыре патрона, похожих на маленькие ракеты, — два наготове и два в креплениях на прикладе — дожидались своего часа под койкой в каюте; ученого забыли обыскать после путешествия в горы, бойцы полковника были заняты сперва сражением с вражеским вертолетом, а потом подготовкой к отплытию в Стамбул, так что ружье незаметно перекочевывало из-под дутой куртки сначала в комнату, а затем и в каюту.

Воспоминание о ружье со спиленными стволами благоприятно сказалось на здоровье Антона. Он даже хихикнул, чем вызвал у стоящего рядом полковника бурю положительных эмоций.

— Тебе уже легче, да?! Ведь легче? Ну, может, скажешь чего-нибудь? — Полковник слабо толкнул Аркудова в плечо. — Давай уже, просыпайся! Не то могу посчитать, что ты только косишь под дурака, и выброшу тебя за борт. Хихикает он мне тут… Подумать только, полный цикл ген-модификации занимает три недели, обычное ген-изменение — и того меньше, некоторые за считаные часы справляются, а этот хиляк почти полтора месяца едва на ногах стоит.

Антон неотрывно смотрел на молодую маму с двумя младенцами в коляске. Она неспешно шла по морской глади, солнечные лучи купались в ее волосах. Перед ней катилась специальная коляска для близнецов, колесики подпрыгивали на клочьях морской пены. Эта женщина никогда раньше не обращала на него внимания — проходила мимо и исчезала, чтобы ночью повторить свою прогулку.

— Антон, ты меня слышишь?

— Может, его ё…нуть, шеф? — спросил один из парней полковника. — Могу ударить так, что он даже боли не почувствует, а сотрясение мозга будет гарантированное. Мне говорили, что такими методами психов когда-то лечили.

— Недолечили! — с грустью сказал Павел Геннадиевич. — Тебя, Марусич, видимо, не долечили. Умом тронулся — бить больного человека? Видишь же — у него не то психическое расстройство, не то незапланированное ответвление ген-модификации.

— Как у вас? — поинтересовался Марусич.

— Не думаю, — буркнул в ответ полковник. — У меня боевые навыки и интуиция, а у него может оказаться черт-те что. В бою от него толку ноль — наверняка ему Отцы, едва заработало Звено, какую-нибудь мирную дисциплину закинули.

— Например?

— Ай-я-яй, — покачал головой полковник. — Распустил вас майор Петренко. Пшел вон — ему вопросы задавай!

— Есть!

По искрящимся под обеденным солнцем волнам колесили на горных велосипедах несколько мальчиков. С каждым ударом сердца — Антон считал эти удары — мальчики отдалялись. Вместе с их уходом к Антону возвращалось восприятие окружающей действительности.

«И когда это полковника ранили? — подумал Аркудов, поглядывая на повязки под ветровкой Павла Геннадиевича. — Это не в Карпатах было — точно. Там только ракета какая-то… Кстати, а ведь полковник почувствовал угрозу, поэтому и засуетился, заставив меня поскорей активировать Звено. Наверняка дело в его ген-модификации. Интуиция, говоришь?..»

Краем уха улавливая, о чем говорит силовик, Антон стал копаться в памяти. В тумане умопомешательства, круглосуточно продолжавшегося долгие недели, протаяло маленькое окошко реальных событий.

Это случилось, когда Антона перевозили из квартиры, где они жили, на шхуну «Диссипатор». Наверняка за домом следили и тщательно готовились к операции.

Когда бредящего Аркудова выводили из подъезда, чтобы усадить в машину румынской «Скорой помощи», началась стрельба. Работали с глушителями — люди полковника поняли, что по ним ведут огонь, когда один из них свалился на асфальт с простреленной шеей и лопнули стекла в квартире на первом этаже. Началась буча немногим красочнее той, что случилась недавно в украинском Ужгороде. Хорошо, хоть из гранатометов не палили.

Парней Павла Геннадиевича обстреливали со всех сторон — снайперы засели на крышах ближайших домов. Пока защитники, которых Аркудов справедливо считал своими захватчиками, забросили его в открытые задние дверцы машины, четверо из шести уже были убиты. Замыкавшему шествие полковнику удалось уйти от огня — он молниеносно скрылся в подъезде, только скрипнула тяжелая входная дверь.

По «Скорой помощи» не стреляли; если бы Антон мог в то время ясно мыслить, он понял бы, что противники Отцов желают взять его живым. Бойцы полковника и воспользовались этим.

Завизжав покрышками, машина с ревом развернулась посреди двора и задним ходом помчалась к подъезду. В бетонные ступени крыльца с размаху стукнулся бампер, одна из дверок скрипнула и, сорвавшись, повисла на одной петле. Удар был таким сильным, что Антона сбросило с носилок, куда его уложили, в разверзнутую пасть дверей. Не дал ему упасть полковник — он бежал боком, отстреливаясь от невидимого врага. При этом — невероятно! — Аркудов видел, что Павел Геннадиевич каким-то образом избегает столкновения с пулями. Не настолько красочно, как в фильмах, но силовик уворачивался от пуль, не двигаясь быстрее, а словно предугадывая, куда полетит следующий комочек свинца.

Все же интуиция не помогла полковнику избежать ранения. Не заметив Антона, он наткнулся на ученого спиной, и они вместе покатились по асфальту за отъезжающей машиной.

Тут же вокруг засвистело, вздыбились фонтанчики щебенки и битума.

Пребывающий в прострации Антон на какой-то миг пришел в себя, осознавая, что смерть находится совсем рядом. Было трудно дышать — полковник подмял его, прикрыв своим телом. Ученый чувствовал, как вздрагивает его защитник, когда в него попадают пули, как напрягаются от боли мускулы. По-видимому, Павел Геннадиевич был куда более значительной фигурой, чем Антон, если нападающие решили расстрелять их обоих.

Последователей Отцов спасло подкрепление. Где-то справа грохнула, открываясь, дверца микроавтобуса — прибыли те, кому надлежало обеспечивать отъезд полковника. По верхним этажам и крышам домов полились длинные очереди.

Антон возвратился в прежнее состояние и не обращал внимания на копошащихся бойцов. Его подняли и куда-то потащили. Рядом, придерживаясь за руку подчиненного, бежал окровавленный полковник.

Последним воспоминанием было громкое стрекотание автоматов. А еще удовлетворение. Ага, полковник! Получил, гад? Мучайся теперь, сука! За тех, кого я убил…

— Сегодня отплыть наверняка не получится, — услышал Аркудов голос Павла Геннадиевича. — Еще не доставили заряд. Что?.. Нет. Провезем без лишнего шума, труднее будет доставить ее в подземелья. Кроме того, у меня очень мало людей в Стамбуле — там же все кишит аннунаками. Нет, к сожалению, из ген-модифицированных только я один. Правители чуют нас за версту, я не могу рисковать теми крохами, что остались у меня в регионе. Вот если бы перекинули мне парочку ребят потолковей из Питера… Там у вас много, я слышал…

Полковник расхаживал неподалеку от Антона и громко разговаривал по спутниковому телефону с откидной лопаткой-антенной. Наверняка собеседником являлся кто-нибудь из Отцов; впрочем, Аркудова их личности не интересовали.

— А что еще я могу сделать? — продолжил Павел Геннадиевич. — Самый толковый ген-измененный у меня был только в цистерне Йеребатан [Всемирно известное подземелье-водохранилище Стамбула. Ученые точно не знают, в каком веке была построена эта базилика, изначально бывшая наземной постройкой, есть сведения, что под землей цистерна Йеребатан оказалась во времена императора Юстиниана (VI век н. э.).]. Знали бы раньше, что тамошнее Звено торчит у нас под носом, отправили бы агентов. Про остальные подземелья мы знаем мало. Есть установить заряд, если не удастся взять боем!

Когда полковник рявкнул, Антон непроизвольно моргнул и пришел в себя. Медленно повернулся, осматриваясь. Оказалось, что он находится на палубе небольшого корабля, стоящего на самом краю порта в румынской Констанце. Везде возвышались потрепанные барки, сияющие чистотой частные яхты и ободранные грузовые суда. На палубах шхуны царило оживление — люди полковника, одетые в форму итальянских матросов, готовились к отплытию. Глядя на них, ученый впервые подумал о том, насколько неограниченны возможности Отцов. У них был доступ в любое государство, внушительные денежные ресурсы, и, судя по разговору Павла Геннадиевича, они могли даже провезти в другую страну ядерное оружие, чтобы расквитаться с противниками.

Антон вспомнил слова родителя и вздохнул. Становиться третьей силой в войне между двумя загадочными, но неоспоримо могущественными кланами не хотелось. Но другого выбора он не видел.

«Сперва мне надо понять действия Отцов. Затем перейдем к Правителям, — подумал Аркудов. — Или как там они называются? Ах да — аннунаками».

— Ну что, малыш, ты уже с нами? — участливо поинтересовался полковник, приближаясь и дружески похлопывая ученого по плечу. — По глазам вижу, что тебе полегчало.

Антон собирался с ходу взяться за дело и разузнать у силовика подробности предстоящего «круиза». Однако, несмотря на то, что сумасшествие покинуло разум, физически ученый чувствовал себя разбитым.

— Мне надо прилечь… — прошептал он, не глядя на полковника.

— Конечно-конечно! — засуетился тот.

Подхватил Антона под руку и повлек в каюту.

— Слушай сюда, малыш, — сказал, когда Аркудов, кряхтя, свалился на постель. — Ты можешь сказать, чье Звено находится в Стамбуле?

— А какая разница? — усталым голосом спросил Антон. — Если Звено окажется вашим, вы его активируете и убьете множество народа. А если чужим, то подорвете там ядерную бомбу, отчего погибнет еще больше людей. Какой мне смысл вам помогать?

— Так, значит, ты еще раньше поправился, — кивнул своим мыслям полковник; жесткий стул у кровати скрипнул под его весом. — Иначе откуда информация о заряде.

Антон промолчал.

— Я уже устал повторять тебе, дубина, — тяжело вздохнул Павел Геннадиевич. — Мы под руководством Отцов боремся за то, чтобы человечество обрело свободу, вырвавшись из лап Правителей.

— Аннунаков, — поправил его Аркудов. — Называйте их так, чтобы мне как ученому было понятнее. Про аннунаков я многое слышал, читал, а вот о Правителях услышал впервые только от вас. Кстати, вы знаете, что Отцы-нифелимы — библейские падшие ангелы, — слегка улыбнулся Антон. — Какой удар по мировой религии… Никогда не мог подумать, что стану заложником у мифических созданий. И до сих пор не могу поверить в фантастическую теорию папаши. Давным-давно на Землю прилетели аннунаки, которые создали для себя немного рабов — нифелимов, которые, в свою очередь, создали раба-человека, поскольку не захотели мириться со своей участью. Но аннунаки оказались намного сильнее своих рабов. Они уничтожили нифелимов и вместо них начали питаться людьми. — Он умолк.

— Ну? — спросил полковник.

— Да что тут нукать? — рассмеялся ученый. — Плакать надо. Ибо полный пи…ц.

— Не плакать, а воевать, — тут же отозвался Павел Геннадиевич.

— Полковник, вы ведь человек, хотя и подчинены чужой воле. — Антон повернулся на постели боком и посмотрел на собеседника. — Зачем вам эта война? Ведь ничего не изменится. Человек как был, так и останется дойной скотиной независимо от того, кто выиграет в этой войне.

— Если победим мы, Антон, — нахмурившись, но не отрывая взгляда, заметил полковник, — человек станет абсолютно свободным. Долгие годы простые люди даже не догадывались, что их чувствами и энергией кормятся правители этой планеты. И никогда, заметь, не догадаются. Незнание, Антон, для многих куда предпочтительней, чем стресс и паника.

Аркудов снова лег на спину, закинув руки за голову.

— Но если победят нас, то в декабре от человечества останется только безмозглый планктон. А позже не будет и его. Планету тщательно выжмут в тазик, убивая каждое вырабатывающее т-энергию, то есть разумное, существо. А затем начнется все сначала — семь или восемь тысячелетий медленного развития, три столетия прогресса с целью увеличить популяцию и большая вкусная кормежка аннунаков. Только на сей раз у человечества не останется покровителей, способных дать отпор врагам, поскольку все Отцы и их ген-измененные последователи погибнут, сражаясь за современную цивилизацию.