Да, он по-прежнему боялся Отцов и Правителей, а также их прислужников. Но в то же время страх этот был каким-то… нечеловеческим, что ли. Организм больше не реагировал на воспоминания о преднамеренном геноциде в Карпатах, волоски на коже больше не вздыбливались при мысли о кошмарном песиголовце, лежащем в туннеле под горой; наоборот, он подумал о клыкастой Машке с такой нежностью, будто она была его домашним животным. Чувства притупились, сердце стучало размеренно и монотонно.

Пробежавшись взглядом по дневнику, Антон заскучал. Воспринималось с трудом. После длительной болезни лучшим выходом показалось не заниматься надругательством над мозгом, а пойти и размяться. Аркудов редко плавал на больших кораблях, к тому же короткие путешествия по столичному Днепру не шли ни в какое сравнение с Черным морем. Наверняка путешествие сулило немного приятных эмоций, если найдутся таковые среди ужасных событий последнего времени.

— Гена, мне показалось, или по правому борту что-то блеснуло? — крикнули откуда-то сверху из темноты.

— Радар чистый, — ответили из темноты левее. — Разве что коряга какая-нибудь с Дуная приплыла. Там у них сейчас очередное затопление.

— Ну-ка, посвети в ту сторону!

Ночь раскололась под густым желтым светом корабельного фонаря. Ослепительное пятно пробежало по мачтам и упало за борт. Луч некоторое время блуждал за кормой, затем вернулся и исчез.

Антон вышел на пустынную палубу. Медленно, прислушиваясь к себе, подступил к перилам. Здоровье понемногу возвращалось, сознание уже не уплывало, вестибулярный аппарат работал исправно: с небольшой тошнотой, но бойко — именно так чувствует себя наглая сухопутная крыса, впервые взобравшись на борт большого судна.

Из воспоминаний, словно яркий воздушный шарик над городскими джунглями, вдруг поднялась неожиданно теплая картина. Они с Юлькой на катере, под килем шумит осенний Днепр, берега нахохлились золотом и бронзой опавших листьев. Девушка настолько красива, что даже целомудренное прикосновение к ее руке вызывает в нем шквал настоящего блаженства. Нежно поглаживает талию, морщась от удовольствия, когда под пальцами расстегиваются пуговицы. Его плащ давно расстегнут, он распахивает Юлькино пальто и резко разворачивает ее лицом к себе. Из-за борта летят мелкие холодные брызги, но поцелую ничего не мешает. Мимо проплывают берега, между них клокочет жизнь, а на крохотном пятачке прогулочного катера время останавливается и начинается любовь. Они поженились ровно через три месяца после той прогулки.

А еще вспомнилось, что в детстве они не раз путешествовали с отцом. Хорошие были времена. Отец…

Ученый помрачнел. Подавил в себе желание подумать о трагедии в Карпатах.

Все-таки интересно, что же с ним сделало ген-изменение. И был ли ген-изменен Игорь Аркудов?

В дневнике не нашлось записей насчет волевого управления людьми. Было несколько упоминаний о том, что так называемые «низшие создания» легко теряют волю и поддаются влиянию. Но больше ничего.

Антон уже понял, что записи родителя не станут для него Библией с ответом на каждый вопрос. Многое придется узнавать самому. Значит, необходим еще один разговор с полковником.

Павел Геннадиевич обнаружился в капитанской рубке. Одетый в ту же ветровку и толстые ватные штаны, он разговаривал с низеньким мужчиной, загорелым почти до черноты, в похожей одежде. Напротив широкого многосекционного окна в помещении также находился щуплый блондин в шортах и футболке, весьма неуместных для холодного сезона. Он сосредоточенно глядел то во тьму за окном, то на показания приборов; руки сжимали корабельный штурвал.

— Ты чего встал? — набросился на Антона полковник. — Лежал бы себе, пока мы не доберемся. Надо ждать как минимум два дня — пока утрясу проблемы с таможней, пока взятки и прочие дела…

— Что делает с человеком ген-изменение? — прямо спросил Аркудов. — Нечего так на меня смотреть! Да, я ваш с потрохами и до глубины души — другого выхода не вижу. Поэтому считаю, что заслуживаю знать наиболее важную для себя информацию. Что со мной сделали?

— Держим курс, капитан, — бросил полковник коротышке. — Если патруль или еще какая жопа — зови меня.

Капитан кивнул и занялся изучением приборной доски у штурвала.

Ученый вышел следом за Павлом Геннадиевичем в открытый черный зев двери. Спустились на нижнюю палубу и остановились на носу корабля. Какое-то мгновение полковник стоял рядом, как и Антон вдыхая свежий морской ветер, дующий им наперерез и разбивающийся о стальное ребро «Диссипатора». Темно-сиреневое небо над горизонтом впереди приобретало золотистый оттенок — приближался турецкий порт.

Силовик вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет и, сорвав с нее пленку, выбросил мусор за борт. Прижал губами сигарету, от маленького огонька, похожего на язычок газовой горелки, воспламенилось, тихо потрескивая, оранжевое пятно.

— Будешь?

Антон курил, но от протянутой пачки отказался. Решил ничего не принимать из рук врага.

— В каком-то смысле. — Полковник спрятал сигареты и глубоко затянулся. — В каком-то смысле — д-а-а. — Шумно выдохнул. — Ген-измененные больше не являются людьми. Ты ведь об этом хотел спросить?

— Меня интересует, что делается с человеком во время ген-изменения.

— Поверь, — развел руками Павел Геннадиевич. — Если бы я знал, то ответил бы. Полагаю, мы становимся чем-то средним между homo sapiens и homo primus, то есть между людьми и Отцами. Нам по-прежнему требуется еда, здоровый сон и развлечения вроде футбола, но в то же время мы можем использовать т-энергию и даже питаться ею.

— И все? — удивился Антон. — Я ожидал более неприятных известий.

— Каких, например? — хмыкнул полковник. — Что Отцы выедают твой мозг и используют тебя вроде робота?

— Примерно.

Полковник отвернулся, попыхивая сигаретой и глядя на море. Наконец, не оборачиваясь, заявил:

— Отчасти так оно и есть.

Антон был готов к таким словам, потому остался спокоен.

— Ты видел, — спросил Павел Геннадиевич, боком облокачиваясь на борт, — запись про т-энергию?

Ученый кивнул.

— Что скажешь об этом?

— С учетом всех перипетий последнего времени, думаю, отец не ошибался. Он ведь тоже был ген-изменен? Как и вы?

— Нет, мы попали под разные виды влияния. Оказалось, что его психика каким-то образом может противостоять ген-модификации, и процесс окончился полным нулем без какого-либо эффекта. Пожалуй, хм-м, с минусом для заинтересованных сторон. В результате Игорь как будто обрел возможность уклоняться от прямых приказов Отцов, даже игнорируя артефакты, но заработал крепкий удар по извилинам.

— Погодите, — приподнял руку Антон. — Может, объясните сперва, чем отличаются ген-изменения от ген-модификаций?

Над волнами несся яркий полумесяц. При качке подпрыгивали лучи фонарей, вместе с лунным светом они создавали причудливые колеблющиеся тени. Казалось, будто по переборкам шхуны ползут укутанные в серые балахоны наемные убийцы. Лезут, тесно прижимаясь к металлу, стремительно перетекают через освещенные пятнышки иллюминаторов. Антон стоял на самом носу, прижавшись спиной к поручням, и смотрел, как за спиной полковника приплясывают тени. Если бы не слишком современные очертания рубки наверху, корабль напоминал бы средневековую пиратскую галеру. Прислушаться — даже слышно, как хрипят закованные в цепи гребцы, ворочая тяжелыми веслами. Аркудову причудилось, что из темноты по правому борту бесшумно выскочила на волнах приземистая шлюпка — наверняка из налета возвращались пираты, неся на свой корабль тюки с разграбленного испанского галеона.

Антон заморгал, отгоняя наваждение. С ним явно было что-то не так. Конечно, не галлюцинации и не диалоги с мертвыми людьми, но мозг нуждался в серьезной припарке.

«Неужели я повторю участь отца и тоже сойду с ума?» — подумал ученый.

Полковник тем временем о чем-то увлеченно рассказывал. Безлюдную палубу за его плечами наводнили бесформенные тени. Перебираясь от одного бортового фонаря к другому, они подкрадывались ближе.

— Простите, Павел Геннадиевич, — тряхнул головой Антон. — Не могли бы вы повторить, о чем только что говорили? Я немного задумался.

— Да уж, — кивнул силовик. — Задуматься есть над чем — согласись. Откуда мне начинать?

— Давайте сначала, — предложил Аркудов, глядя, как лунный свет купается в складках парусов. Отчего-то стало не по себе. Страха по-прежнему не было, но появилось чувство опасности. — Я хочу хорошенько все проанализировать.

— Хрен с тобой. — Полковник выбросил окурок в море. — Как ты знаешь, человек был создан с конкретными целями — в роли пищевого ресурса. Но при этом ресурса особенного: он умеет мыслить. Создание с душой и интеллектом вряд ли захочет добровольно пойти под нож, когда наступит время, а значит, необходимо такому созданию навесить крепкий ошейник. Сперва так и было — едва закончилась Последняя Битва, в которой перебили практически всех нифелимов, новосозданных рабов-людей загнали в резервации, окруженные силовыми полями. Однако последние с помощью нифелимов сумели освободиться. В итоге непослушных людей уничтожили следом за нифелимами. Опасаясь следующего восстания, аннунаки создали человека с внутренним «ошейником». А точнее — в ряд генов вошли некоторые усовершенствования, генетически заложенная программа подчинения. То есть так же, как у человека возникает потребность во сне или пище, в нужное время появляется и желание служить аннунакам, свалившись перед ними на колени.

— Стоп, — попросил Антон. — Вы имеете в виду, что едва Нибиру очутится вблизи нашей планеты, будет дана специальная команда, и каждый землянин от старика до младенца хлопнется в молитвенную позу?

— Не знаю. Нам неизвестно, как будут развиваться события. Но можешь быть уверен на все сто: человек не сможет противостоять захватчикам и добровольно полезет в их холодильники. Так что времени у нас в обрез.

— Не гоните лошадей, Павел Геннадиевич. Как бы подковы не слетели. — Антон неспешно, чтобы ничего не упустить, размышлял. — Это Система аннунаков каким-то образом действует на человечество? Она заставит нас склониться?

Полковник сдвинул губы вниз и пожал плечами. Вытащил новую сигарету и, зажмурившись от удовольствия, закурил.

Увидев умиротворенное лицо собеседника, Антон напрягся. Тотчас в памяти возникла сцена из туннеля к убежищу. Нервную систему подхлестнул такой разряд лютой ненависти, что ученый едва сдержался, чтобы не вцепиться полковнику в горло. Он выдохнул воздух сквозь твердо сжатые зубы, поежился.

Пришло понимание, и Антон далеко не радовался ему.

Он ненавидел Павла Геннадиевича, брутального собачьего сына, каждым своим атомом. Малейшие клеточки, электрические импульсы и химические процессы, происходящие в теле Антона, громко вопили: «Разорви его! Убей! Убей! За тысячи погибших! Убей за нас!»

«Так вот почему отступило сумасшествие, — думал ученый, неотрывно смотря на собеседника и стараясь не моргать, чтобы тот не заподозрил неладное. — Моя психика измучилась винить меня и переключилась на более удобную цель. Наверняка так даже лучше…»

Пришлось спрятать руки в карманы, пальцы вцепились в подкладку штанов.

— Ну сколько тебе повторять? — продолжал говорить полковник, рассеянно стряхивая обугленный вершок сигареты на палубу. — Я сам не понимаю принципа работы их Системы.

— Вы не очень-то популярны на вечеринках Отцов, — попытался пошутить Антон; ему хотелось ударить силовика: если не кулаком, то хоть колючим выпадом. — Вас отправили на поиски Звеньев, даже не объяснив, что это такое и как они взаимодействуют с человечеством?

— Я оперативник, а не ботан с логарифмической линейкой! — бросил полковник зло. — Мне хватает знать, что их Система влияет на некоторые сигналы нашего мозга и тем самым глушит т-энергию и многие способности, которые обычный человек назвал бы экстрасенсорными. Главное, что тактический ядерный удар уберет это дерьмо, и блокираторы исчезнут.

Антон понемногу справился с собой:

— Я думал, что после знакомства с историей аннунаков и нифелимов больше никогда не удивлюсь. Сейчас вы говорили про телепатию, телекинез и прочие телештучки?

Павел Геннадиевич закашлялся, хрипя мокротой, и швырнул недокуренную сигарету в море.

— Надо бросать, — сказал он через некоторое время, почти обвиснув на поручнях. — Здоровья как у хилой шалавы…

— Замечательный эпитет, — заметил Антон, не улыбаясь. — Недавно кто-то хвастался, что ген-измененный индивид любому человеку фору даст на сто очков. Переоцениваем собственные возможности?

— Развелось вас, умных, — тяжело дыша, ответил полковник. — Я даже специальную химию Отцов принимал, чтобы избавиться от никотина, да ни хрена не помогло. Легкие у меня здоровые, как у младенца, но пятен нахватал — мама не горюй. Вроде и слабый наркотик, самый легкий из всех, что работают для уничтожения человека…

Он не договорил — согнулся в новом порыве кашля. Выдохнул:

— Морской воздух, падла…

— Может, еще чего-нибудь расскажете? — спросил Антон, когда полковник наконец отдышался и со стоном осел на палубу, прижавшись затылком к борту. На какой-то миг в душе ученого шевельнулось что-то вроде сострадания, но тут он вспомнил о взятой в заложники дочери и перестал думать о силовике как о больном человеке.

— Наверное, ты думаешь, что без Системы Правителей люди смогут силой мысли ворочать горы, жить вечно и читать мысли?

Аркудов вопросительно приподнял брови.

— Хрен его знает, — пожал плечами силовик. Он, морщась, массировал себе грудь кулаком. — Может, и смогут. У ген-измененных, например, есть возможность телепатического общения.

Антон присвистнул.

— Правда, — продолжил силовик, — мысли передаются только на небольшие расстояния, радиусом километр или меньше, причем исключительно с помощью артефактов. Если где-нибудь вблизи не будет камушка, то хрен ты побазаришь со своими.

— Наверняка, что такое артефакты, вы тоже не знаете, — утвердительным тоном заметил Аркудов.

— Это те же Звенья, но только поменьше. Кстати, принадлежат они только Отцам — Правители до такого не додумались. Или… — Полковник сделал паузу, чтобы прочистить горло, — мы заблуждаемся, и у них имеются технологии мощнее наших.

— Проблема? — поинтересовался Антон.

— Вряд ли, — признался полковник. Он с трудом попытался встать, но обмяк и вновь прижался к перилам. — Все равно ничего не изменится. Если мы взорвем Звенья Правителей и убьем их самих, то есть вероятность, что Нибиру к Земле не прилетит.

— Было бы неплохо.

— Утверждать не могу, — вздохнул Павел Геннадиевич, и у него в груди отчетливо заклокотало.

— Так что же такое ген-изменение? — напомнил Антон о самом главном вопросе.

— С помощью Звеньев и артефактов производится воздействие на генетическую структуру человека, — ответил полковник. Рыкнул: — И не спрашивай меня, как это происходит! Я тебе не…

— Не ботан — я помню, — криво улыбнулся Аркудов. — Что именно меняется в человеке?

— Многое, — сказал полковник с таким выражением, словно подразумевал вечно актуальное «Да кто его знает?». — Человек исключается из Системы Правителей и больше не отдает свою т-энергию.

— Да ну? — хмыкнул ученый.

— Отцы берут очень мало. — Павел Геннадиевич сморщился, потирая грудь обеими ладонями, расстегнул куртку и рубашку под ней. — И вместе с тем прибавляют человеку сил, делают его моложе и здоровее. Кроме того, мозг чувствует такую свободу, хоть все время летай во сне. Веришь? Ты же ощущаешь это, да? Все это исключительно благодаря освобождению из Системы и небольшому вмешательству в работу организма.

Антон ничего не чувствовал.

«Интересно, — подумал он. — У меня неправильное ген-изменение или я подвергся такому же несчастью, что и мой бедный старик?»

— В ген-изменении есть также и некий минус для человека — бесспорно необходимый Отцам, — продолжил силовик. — Вблизи артефактов ген-измененные люди становятся очень восприимчивыми к определенным волнам т-энергии.

— Одним словом, ими легко управлять. Вот мы и вернулись к выеданию мозга и биороботам, — покачал головой Аркудов. — Слава Отцам-нифелимам, добрым поработителям человечества!

Лицо полковника исказилось болью. Но он нашелся с ответом:

— Отцы берут управление над нужными им людьми очень редко. Причем воздействие не несет никакой угрозы для человека — тот ничего не чувствует.

— Еще бы, раз ему отключают синапсы…

— Скорее, подключаются к ним. При этом индивид испытывает непередаваемое чувство восторга и радости…

«Так вот что произошло в пещере! — догадался Антон. — Нифелимы почувствовали, что к их Цепи подключилось новое Звено, и с его помощью взяли управление полковником. — Думать о Павле Геннадиевиче как о безмозглой машине было необычно, однако приятно. — Пока мужик извивался в оргазме и пускал слюни, какой-то нифелим через Звено подверг меня ген-изменению».

— …Он улыбается, поет и танцует, пока с его помощью Отцы исполняют какую-то функцию. Когда сеанс влияния заканчивается, человек сохраняет рассудок и память, но при этом становится на одну ступеньку ближе к Отцам. Некоторые верят, что после двух десятков подключений «низший» индивид превращается в нового нифелима.

— Ух ты, — восхитился ученый. — Прямо-таки новая религия напополам с политической агитпрограммой. «Даешь двадцать коннектов с Отцами, чтобы стать, как они». Или «Отконнектьте меня двадцать раз — стану я как пидорас…»

Полковник поморщился. Но, скорее, не услышанной реплике, а своим ощущениям.

— Ну а ген-модификация? — слово далось Антону с некоторым трудом — произносить его было неприятно. — Что за зверь?

— Это улучшение «для своих». — С каждой минутой полковнику становилось все хуже; даже в темноте, немного рассеянной светом корабельных фонарей, Антон отчетливо видел, как сильно пожелтело лицо силовика; не случится ли новый приступ, как это случилось в квартире умершего археолога? — Выбирают самых полезных индивидуумов, и вместе с ген-изменением в них закачивают т-энергию. Человек переживает ряд метаморфоз, незаметных внешне, но внутренне он становится похожим на Отцов. У некоторых обостряется реакция, кто-то получает дополнительные рефлексы, мускулы — хе-хе — извилины… Некоторые вообще начинают предвидеть события или передвигаться сквозь твердое вещество, изменяя его качества, как это сделал ты в подземелье. Есть много разных улучшений.

Поднялся сильный ветер, корабль качнуло на волнах. В этот момент Антону показалось, что позади полковника мелькнул человеческий силуэт. Сперва он подумал, может, действительно почудилось, но в следующую секунду кто-то возник из темноты и резко остановился, распластавшись на краю палубной надстройки. Судя по плавным движениям, свойственным скорее наемному убийце, чем матросу, неизвестный не принадлежал к команде.

— Надоело, — вдруг сказал Павел Геннадиевич, понурив голову. — Знал бы ты, как мне надоело! Участвовать в вечной войне, понимая, что, скорее всего, проиграешь, очень тяжело. Я видел такое, при виде чего любой человек скончался бы на месте. Воевать с Правителями практически бесполезно — они намного сильней Отцов… Долбаная жизнь! Я чувствую себя молодым и полным сил, но…

Это произошло так стремительно, что Антон не успел даже охнуть, захлебнувшись собственным голосом.