Подошел авантюрист, скомандовал:

— Лезь наверх!

— Как? — поинтересовался Джо и показал скованные руки.

— Ма бахт, — пробурчал Бердо. Импровизированные наручники разомкнулись, потеряли жесткость и плавно перетекли на правое запястье хозяина.

— Скобы видите?

Яхтовладелец сделал над собой чудовищное усилие, вгляделся: действительно, скобы.

— Не вижу, — буркнул бретёр. — Ты мне все забрало изгадил, только под ноги и смотреть…

— Прямо перед тобой, дурень! — рявкнул Бердо. — Нащупай и дуй наверх! Там есть техплощадка, на ней можно удержаться, если харвестер стартует на малой тяге… Первым Джо, Омал вторым!

Омал его не слушал, его не интересовали подробности. Ухватиться рукой, подтянуться, закрепиться толстой подошвой, перехватить скобу второй рукой, подтянуться…

Он увидел перед собой ноги, потом пояс, потом грудь. Кто это? А-а, профессиональный дуэлянт в шкуре клерка! И вы здесь? Какими судьбами?..

Кто-то толкнул Омала снизу. Он автоматически поднял ногу, водрузил ее на площадке, окруженной невысокими поручнями. Сзади пыхтел Бердо.

— Ну, теперь держитесь, парни! — возвестил он.

Техническая площадка, на которой механики обычно устраивали перекуры, когда харвестер мирно почивал в ангаре, вздрогнула, едва не сбросив троих элизиумоискателей обратно на плато. Авантюрист навалился на яхтовладельца, который, в свою очередь, вдавил бретёра в узкую нишу между верхним цилиндром телескопической опоры и раструбом грунтозаборника. Омалу хотелось отпихнуть товарища, потому что тот становился все тяжелее и тяжелее, но не было сил. Потом на какое-то мгновение стало легко-легко, но в следующую секунду непомерная тяжесть вернулась. Теперь на Омала давил этот проклятый межпланетный бандит Бастер. Уж его-то хотелось отпихнуть так, чтобы летел, свистел и кувыркался, но опора под спиной яхтовладельца, которой послужил авантюрист Бердо, казалась слишком зыбкой.

Омала швырнуло опять на бретёра. Тяжесть не исчезла, но перестала быть чрезмерной.

— Ма бахт, — простонал в наушниках голос Артура. — Я думал, вы мне руки оторвете…

Жалобы его были прерваны бодрым голосом капитана Саймака:

— Артур, Омал, живы?

— Живы, — прошептал яхтовладелец.

— Молодцы, парни, — отозвался капитан. — Перебирайтесь на «Тувию». Начинаем погрузку добычи.

Последние впечатления о пребывании на Обероне слиплись в сознании Омала в разноцветную кашу. Он видел хрупкую, как елочная игрушка, «Тувию», что притулилась в ущелье, между мрачными отрогами одного из трех вулканических пиков. Он видел, как блестящий сегментированный хобот грузоподатчика жадно присосался к ее изящному корпусу. Он видел серовато-невзрачные самородки элизиума, что грохочущей струей сыпались в приемные бункеры трюма. Он видел — уже из иллюминатора своей каюты — разверзшуюся под брошенным харвестером пылающую бездну. И последним впечатлением Омала стало эпическое зрелище схватки двух огневиков, что топтались на обломках «Марка Аврелия», патетически вздымая к равнодушным небесам исполинские клешни.

Космическая яхта огибала Оберон по параболе, и вскоре базальтовое плато скрылось из глаз, словно было лишь заурядным островком среди беспредельных просторов Пламенного Океана.

Обратный обмен

1

Слухи распространяются со скоростью, превышающей световую.

Едва «Тувия» вышла на орбиту вокруг Титании, радиоэфир заполнился голосами. Коммивояжеры, торговые посредники и даже лунные девушки наперебой предлагали свои услуги. И откуда они только узнали, что трюмы утратившей золотой блеск космической яхты битком набиты драгоценным элизиумом? Молчали только аборигены, которые вряд ли умели пользоваться радиосвязью, и к тому же их интересовал не элизиум, а поваренная соль. Может быть, поэтому коренные обитатели Титании вызывали сейчас у Омала Мохо куда больше симпатии.

— Ма бахт, — пробормотал он, убавляя звук на радиоприемнике. — Дай им волю, они растащат нашу бедную скорлупку по кусочкам.

— Большая добыча всегда привлекает мелких хищников, — философски заметил Уэйнбаум.

— И не только мелких, — сказал капитан. — Смотрите, кто к нам пожаловал!

Он ткнул трубкой в иллюминатор по правому борту. Из-за травянисто-зеленого полумесяца Титании показалась стремительная, ослепительно яркая в лучах Солнца звездочка.

— Судя по показаниям на локаторе, это наш старый знакомый барражир, — доложила мисс Брэкетт. — Перешел в режим торможения. На дистанцию стыковки выйдет через два витка.

— Похоже, мистер Бофор намерен увеличить свою долю еще процентов на шестьдесят, — прокомментировал Артур Бердо.

— Черта с два он у меня что-нибудь получит! — ожесточенно проговорил Омал.

— Вот речь не мальчика, но мужа! — сыронизировал авантюрист. Впрочем, и нотка уважения прозвучала. — Но хочу напомнить, что мы не прощелыги какие-нибудь, а честные авантюристы. Думаю, процентов пять за амортизацию оборудования и частичную его утрату могли бы скрасить мистеру Бофору его давно заслуженный отдых.

Харвестер потонул в Пламенном Океане вместе с кораблем свихнувшегося на нумерологии капитана Ноусера, большинство инсулитовых скафандров пришло в негодность, от наружных термоэкранов остались одни лохмотья. Тем не менее Бердо не слишком покривил душой — в отсеках, брошенные как попало во время бегства с разгневанного Оберона, валялись кое-какие инструменты, баллоны с герметиком, запасные части к харвестеру и прочая техническая мелочевка. Все это тянуло на несколько тысяч солларов.

— Если бы Бофор стремился к честной сделке, — добавил профессор Стросс, словно попугай восседающий на спинке кресла, — он взял бы на борт юристов, а не бандитов.

— Боюсь, шутками мы не отделаемся, господа, — сказал капитан. — Поэтому лучше приготовиться к встрече незваных гостей. — Он поднялся, одернул китель, оглядел присутствующих и добавил: — Прошу всех, кроме членов экипажа, покинуть рубку… Мисс Брэкетт, пошлите на встречное судно стандартный запрос.

— Слушаюсь, сэр! — отозвалась немногословная мисс Брэкетт.

Саймак распахнул дверь, и все посторонние покинули рубку. Омал и Артур своим ходом, а профессор — верхом на плечах авантюриста. Нептунианин остался без своего излюбленного термоса и потому был печален.

— Кстати, давно хотел тебя спросить, Артур, — сказал вдруг Омал. — Почему ты перестал называть меня Джо?

— Потому что ты больше не психотурист, дружище, — ответил, чуть помедлив, авантюрист. — Ты настоящий джентльмен межпланетной удачи…

2

Омал налил себе марсианского, облокотился о раму иллюминатора, поглядывая на то, как полумесяц Титании округляется до полноценной луны.

Хорошо, если Бофор не собирается брать «Тувию» штурмом. Надеется, что экипаж яхты не станет сопротивляться? Лапки кверху — и забирайте, господин шеф имперской безопасности, все что вам требуется, а мы уж как-нибудь так… А коли не выйдет — свистнет своих бандитов, тогда держись!

Драки Омал не боялся. Не впервой. Сколько там прошло времени с того дня, когда он вошел в комнату двести тринадцать в «Бюро Обмена»? Месяц? Год? Пожалуй, целая жизнь. Теперь даже не верилось, что раньше он боялся алкомана Шрама и звал солицию, когда к нему начинали цепляться «хамелеоны». И дело даже не в рефлексах и стальных мышцах бретёра Джо Бастера, они лишь помогли ему, тридцатидвухлетнему неудачнику, протиравшему штаны в офисе, обрести уверенность в себе, стать мужчиной, наконец.

«М-да, мужчиной… Хорошо быть мужчиной, когда другой нарастил за тебя мышцы, научился стрелять без промаха и не бояться разной мерзости… — подумал Омал с горечью. — А теперь этот другой сидит, словно крыса в железном ящике, и ждет невесть чего… Да, он напакостил мне там, на Земле, и теперь со всем этим придется разбираться, но ведь и поделом! Не надо менять свою жизнь на чужую, даже если эта чужая жизнь кажется более привлекательной, чем твоя собственная…»

Омалу захотелось немедленно спуститься в циклотронную, где Джо Бастер сидел, привязанный к запасному противоперегрузочному креслу, и освободить бедолагу. Пусть идет на все четыре стороны!

Он осушил бокал, поставил его на стол и шагнул к двери. И едва не столкнулся со старшим помощником.

— Не спешите, мистер Мохо, — сказал Уэйнбаум. — Я должен с вами поговорить.

— Пожалуйста, Стенли, — пробормотал Омал. — Чувствуйте себя, как дома… Вина?

— Не откажусь.

Старпом уселся в кресло. Принял от яхтовладельца бокал, кивнул благодарно. Омал уселся напротив, попытался налить и себе, но рука дрогнула, и он пролил вино на полированное зеркало стола.

Что-то назревало, что-то важное… Какой-то перелом…

Стенли Уэйнбаум смотрел на него неулыбчивыми ореховыми глазами, бокал в его огромной лапе выглядел еще более хрупким, чем был на самом деле. Омалу казалось, что он уменьшается, а старпом растет, что голова и плечи темнокожего межпланетника уже не умещаются в роскошной каюте и вот-вот корпус «Тувии», который выдержал гнев Оберона, треснет по сварным швам и распадется на кусочки. А Уэйнбаум будет расти и расти, пока самая большая луна Урана не превратится в зеленый мячик у него под ногами. И тогда великан рассмеется, поддаст Титанию исполинской ногою, мимоходом наступит на пылающий прыщ Оберона и зашагает к далеким звездам.

«Ну какой же я идиот, — подумал Омал. — Мог бы и раньше догадаться… Своими же дурацкими глазами видел, как взорвался его скафандр, когда каперы шли на абордаж… И Эд Гамильтон переглядывался с ним, как со старым знакомым…»

— Это ведь вы спасли нас тогда, на Венере, верно? — запинаясь, спросил Омал.

Уэйнбаум улыбнулся.

— Было дело, — проговорил он. — Пришлось вспомнить, что когда-то я был ведущим генным инженером «Биоконстракшн». Правда, без помощи мистера Гамильтона не обошлось — вы трое выглядели неважнецки…

— Значит, вы и в самом деле Первотворец?

— Звучит слишком напыщенно, вы не находите? — отозвался Уэйнбаум.

— Да, но… — смешался яхтовладелец, не зная, что на это сказать.

— Но для легенды в самый раз, — подхватил его собеседник. — Давайте уж обойдемся без титулов, мистер Мохо, мы не на императорском приеме.

— В таком случае зовите меня просто Омалом, мистер Уэйнбаум.

— А вы меня по-прежнему — Стенли.

Омал кивнул. В горле у него пересохло и слова застревали.

— Если уж стремиться к истине, — сказал Первотворец, — то все те, кого вы именуете Первотворцами, всего лишь писатели. Не в этом мире, а в другом. Понять это трудно, но необходимо. Там мы рабы материи, здесь мы ее боги. Там наше воображение творит только книги, а здесь — саму реальность. Отсюда эта путаница с датировкой археологических находок, о которой вам рассказывал мистер Бердо.

«Надо же, — подумал Омал, — и это ему известно…»

— Но для вас, Омал, путаница закончилась. Ваша история идет к финалу, — продолжал Уэйнбаум. — Скоро всем сестрам будет роздано по серьгам. И каждый получит по заслугам. Никакого чуда здесь нет. Таковы непреложные законы сюжета. Всегда случается только то, что должно случиться, но иногда автор вправе спросить у персонажа: какой из нескольких вариантов финала ему больше по вкусу?

— И какие… варианты предложите мне вы? — спросил Омал, стараясь не стучать зубами от волнения и священного ужаса.

— Вы можете остаться в теле Джо Бастера, — сказал Первотворец. — А можете вернуть свое.

— Как вернуть? Прямо здесь? Без камеры? — удивился Омал.

Уэйнбаум ослепительно улыбнулся — словно грозовой разряд сверкнул. Омал даже зажмурился.

— Да, здесь, — сказал Первотворец. — А чему вы, собственно, удивляетесь, Омал? Вы ведь не удивляетесь, что яхта вот уже несколько часов в свободном полете и тем не менее мы с вами нормально сидим в креслах, а не болтаемся в невесомости?

— Не обратил внимания, — пробормотал Омал. — А ведь в самом деле…

— Но это сейчас не самое важное, — продолжал старший помощник. — Гораздо важнее, чтобы главные действующие лица определились с выбором.

— Погодите-погодите, — пробормотал яхто-владелец. — Я, кажется, начинаю понимать… Так, значит, мисс Брэкетт и мистер Каттнер…

— И мистер Янг — тоже, — продолжил Уэйнбаум. — Все они сейчас беседуют с вашими друзьями и даже недругами. Мисс Брэкетт приходится нелегко. Мистер Бастер, ваш контрагент, крепкий орешек. Каттнеру выпало говорить с Артуром Бердо и профессором Строссом. И я не берусь предсказать результат их общения. Самая приятная миссия досталась Янгу. Полагаю, мисс Би давно уже определилась со своим выбором, кто ей милее — вы или Алекс Бор?

Сердце Омала готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Тесно ему было там.

— Вы считаете, что она… — начал было яхто-владелец.

Уэйнбаум предупредительно воздел светлую ладонь.

— Не будем забегать вперед, Омал, — сказал он.

— А капитан, мистер Саймак, он тоже… один из вас?

— В каком-то смысле, — ответил старший помощник. — Максимилиан Саймак, правнук нашего старого товарища Клиффорда, но он слишком молод для… гм, для Первотворца… По сути, Макс еще мальчишка. Да, да, не удивляйтесь, Омал, кому, как не вам, знать, что внешность бывает обманчива… Однако мы несколько уклонились от темы. Итак, Омал, какой финал для вас предпочтительнее?

Омал Мохо ответил сразу:

— Я хотел бы вернуться в собственное тело… Пусть оно рыхлое, как непропеченное тесто, но оно мое… И потом, от меня самого должно зависеть, каким оно будет…

— Замечательный выбор, — тоном коммивояжера произнес Первотворец. — Будем надеяться, что ваше решение не вступит в конфликт с решением Джо Бастера. А что вы собираетесь делать дальше, Омал?

Теперь Омалу пришлось крепко призадуматься. Он даже хлебнул марсианского, которое, как известно, прочищает мозги не хуже венерианского снадобья. Хлебнул прямо из горлышка бутылки.

— На Земле меня не ждет ничего хорошего, — сказал он. — Я бы только хотел повидать маму. Попросить у нее прощения, ведь я виноват перед ней… Потом, я собираюсь сделать предложение мисс Би, если она не предпочтет мне другого. А после… Если честно, я не знаю, чем мне заняться после. В консалтинговую контору я больше не вернусь. Наверное, обоснуюсь на Марсе, придумаю себе занятие.

— Вы забыли, что у вас есть яхта и солидная доля оберонской добычи.

— Космическая яхта для меня непозволительная роскошь, — сказал Омал. — Я дарю ее своему экипажу.

— Что ж, благодарю за столь ценный дар, Омал, — проговорил Уэйнбаум. — Признаться, мы хотели ее у вас выкупить. Собственно, мы и сейчас готовы ее у вас выкупить. Нам для наших целей нужно не так уж и много элизиума. Вернее — цель у нас одна…

— Звезды!

— Угадали, — откликнулся Первотворец. — Хорош ли, плох ли мир Империи Солнца, но он уже состоялся, и нам больше нечего делать здесь.

— Догадаться было нетрудно, — проговорил Омал. — Ведь мистер Гамильтон сетовал на то, что люди не рискуют выбраться за пределы Солнечной системы.

— Да, да, — рассеянно покивал Первотворец, прислушиваясь к чему-то неслышимому. — Что ж, еще раз благодарю, Омал. Мне пора! — Великан поднялся, в один шаг достиг двери, пробормотав: — Не опоздать бы к последнему акту!

3

Омал хотел было встать, чтобы проводить гостя, но в глазах у него вдруг потемнело, стало трудно дышать, почудилось, что руки и ноги опутаны ремнями. Он рванулся и услышал:

— Немного терпения, мистер Мохо…

Ремни ослабли, Омал попытался подняться, но мышцы затекли, и он лишь слабо трепыхался.

— Скоро все пройдет, мистер Мохо, — продолжал тот же голос. Приятный голос, женский.

Темень перед глазами рассеялась. Он увидел покатый металлический потолок в шляпках заклепок, массивные цилиндры циклотронов. И лицо мисс Брэкетт, склонившееся над ним. В мышцы впились тысячи иголочек, Омал приподнял слабую руку и не узнал ее. Вернее — не сразу узнал. Когда-то эти тонкие и нежные, как у девушки, пальцы принадлежали ему, но ведь это было давно, в прошлой жизни и на другой планете. Куда, спрашивается, подевалась та могучая лапища, что бестрепетно сжимала рубчатую рукоять атомика и была готова в любой момент дать в зубы первому, подвернувшемуся под горячую руку?

— Ли, милая, — пробормотал он чужим — нет, на этот раз своим — голосом. — Я снова… я?..

— Да, мистер Мохо, — ответила штурман. — Обратный психообмен был осуществлен согласно обоюдному желанию участников сделки.

— Что ж, давно пора… — вздохнул Омал, прислушиваясь к ощущениям. Колено все еще побаливало. И зубы этот бродяга Бастер и не подумал лечить… Ма бахт, придется самому заниматься.

Мисс Брэкетт смотрела на него с кроткой, почти материнской улыбкой. Омалу же глядеть на нее было трудно: то ли его слепил потолочный светильник у нее над головой, то ли сияние исходило от самой мисс Брэкетт.

— Ли… мисс Брэкетт, — сказал Омал, — могу я задать вам личный вопрос?

— Сколько мне лет?

Омал смутился. Он не собирался спрашивать именно в такой категорической форме, но…

— Я понимаю, что дамам не принято задавать такие вопросы, — пробормотал он.

— Проблема не в этом, мистер Мохо, — отозвалась штурман. — Какую бы, даже самую невероятную цифру я вам ни назвала, она не будет подлинной.

— Выходит, — проговорил Омал, — Артур и в самом деле неправ… Лживая имперская пропаганда тут ни при чем…

— Легенды гораздо древнее любой пропаганды, — сказала мисс Брэкетт, — но моложе мифа… Однако нам пора идти, мистер Мохо, если вы хорошо себя чувствуете. Скоро оставаться в циклотронной может стать небезопасно.

Омал осторожно поднялся с ложемента, к которому был привязан.

И тут ожил интерком и возвестил голосом капитана Саймака:

— Вниманию экипажа и пассажиров! А также команды пиратского корабля! Объявляется стадвадцатиминутная готовность. На пятьдесят девятой секунде сто двадцатой минуты начнется не предусмотренная базовой технической документацией переконфигурация космической яхты «Тувия». В процессе переконфигурации участвуют все наличные запасы элизиума. Поэтому желающим получить свою долю предлагается немедленно заняться срочной погрузкой элизиума на борт барражира, который будет пристыкован к грузовому шлюзу «Тувии», как только его командир радирует согласие на стыковку. Внимание, начинаю обратный отсчет!