— Ее сожрал Оберон, — хохотнул бывший психотурист и яхтовладелец, и добавил: — Спасибо, мисс Брэкетт! До свидания!

Не оглядываясь, Омал ссыпался с лестницы и нырнул в затянутый дымом коридор. И тут же споткнулся о тело. Не помня себя от ужаса, наклонился, но сразу же разглядел мертвый оскал убитого меркурианца. Омал перешагнул через труп и снова споткнулся. И снова — о мертвую рептилию. Трупов в небольшом коридоре жилого отсека оказалось немало, попадались среди них и человеческие, но чаще всего — меркурианцев и марсиан. Завидев багровую клыкастую физиономию, Омал вздрагивал: ему мерещилось лицо Тарка Тарсаса.

Яхтовладелец заглянул в кают-компанию. Здесь царил жуткий разгром. В колонне-аквариуме зияла дыра, вода вытекла, засыпающие рыбы-протеи вяло шевелили хвостовыми плавниками и все еще пытались превратиться друг в друга. Музыкальный автомат дымился, что-то в нем перемкнуло, и он тоненьким голоском повторял одно и то же: «капитан жесток, как барс… капитан жесток, как барс… капитан…». Страхолюдный череп угрожающе накренился над роскошным белым диваном, где валялся еще один труп — бандита и притоносодержателя Петера Штарха. Протез, сжимавший металлическими пальцами атомный пистолет, был оплавлен таким дьявольским образом, что стал с атомиком одним бесполезным целым.

Омал выбрался из кают-компании, спустился в технические отсеки и побрел к стыковочному узлу. Наружный люк был открыт. Держа атомное ружье наизготовку, яхтовладелец переступил через комингс и оказался на борту барражира. В коридорах, похожих на ржавые газовые трубы большого диаметра, алели лампы аварийного освещения, искрили контакты, звонко капала вода. Омал живо припомнил свое краткое пребывание на борту этого, мягко говоря, неухоженного корабля. Стараясь ступать бесшумно, он двинулся дальше. Стояла нехорошая, почти могильная тишина, и голос капитана Саймака, раздавшийся из скрытого в переборке динамика, застал Омала врасплох. Он чуть было не пальнул из атомика в ни в чем не повинный громкоговоритель с перепугу.

— Внимание экипажу пиратского корабля. Говорит капитан космической яхты «Тувия» Максимилиан Саймак. Нападение на вверенное мне судно отбито. Через десять минут начинается расстыковка. Кто не успел запастись дармовым элизиумом, должен пенять на себя. Отсчет пошел!

3

В динамике звонко щелкали секунды обратного отсчета.

Гробовая тишина на борту барражира была взорвана. От грохота множества ног содрогнулись трубчатые коридоры. Посыпалась ржавчина. Яхтовладелец едва успел вжаться в простенок между решетками вентиляционных колодцев, когда мимо него пронеслась толпа разумных рептилий, нервно колотя шипастыми хвостами по переборкам. Последний из толпы меркурианцев оглянулся на бегу и рявкнул:

— Крахта фра, людо!

— Пошел к черту! — огрызнулся Омал.

Он двинулся было дальше, в глубь встревоженного, словно пылающий муравейник, каперского корабля, как вдруг до него дошло, что объявление Саймака имеет отношение и к нему тоже. На девятой минуте «Тувия» расстыкуется с барражиром и уйдет без него!

— Ма бахт!

Омал бросился в обратную сторону. Свернул в самый тихий коридор, полагая, что тот ведет к стыковочному узлу, но через несколько шагов обнаружил, что коридор разветвляется. Он кинулся в правый: тупик, полустертая надпись: «камера схов…», — рванулся обратно к развилке, влетел в правую ветвь коридора и тут же наткнулся на толпу взмыленных каперов, тащивших кто в мешках, кто в мисках, кто в собственных штанах, кто просто в горстях невзрачные самородки элизиума.

Омал вскинул атомное ружье:

— А ну дайте пройти!

Межпланетные бандиты только заржали.

— Опоздал, земляк! — пояснил капер, принадлежавший к человеческому племени. — Раздача кончилась!

И тотчас издалека донесся приглушенный переборками голос Саймака, считающий роковые секунды:

— Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь! Внимание, расстыковка!

Омал отшвырнул атомик, заорав благим матом:

— Подождите, капитан! А я! Как же я!

Каперы захохотали. Раздался пронзительный скрежет. Барражир вздрогнул, и мгновенно наступила невесомость. Поднялась дикая суматоха. Те бандиты, кто держал свою долю просто в горстях, принялись ловить разбегающиеся в тесном пространстве самородки. Немедля началась драка — кому-то показалось, что подельник прихватил и его долю. Омал быстро сообразил, что если он будет и дальше орать и метаться, то его быстро размажут по переборкам. Перехватываясь руками за малейшие выступы, он начал выбираться из толчеи.

Вдруг кто-то решительно схватил его за шиворот и быстро втащил в небольшую, темную, хоть глаз выколи, каюту. Омал попытался вырваться, но знакомый голос пробурчал:

— Тихо ты, малахольный!

— Артур! — обрадовался незадачливый яхтовладелец. — И ты здесь?

— Здесь, где ж мне еще быть, — отозвался авантюрист.

— А Бофор где?

Авантюрист зло рассмеялся.

— Отправился на давно заслуженный отдых! — сказал он. — Барражиром командует теперь твой старый приятель, Джо Бастер, а я у него кем-то вроде суперкарго… Ну и подкузьмили нам разлюбезные твои Первотворцы… Чуть было совсем не оставили без куша, хорошо, мы с Джо вовремя подсуетились и сбросили в пространство тонн пятнадцать, больше не успели.

— В пространство?! Да вы рехнулись!

— Ничего, подберем, — пробормотал Бердо. — Не штанами же было таскать…

Авантюрист отпустил воротник яхтовладельца, зашарил по переборке. Щелкнул каким-то тумблером. Загорелась красноватая лампочка. В ее тусклом свете Омал разглядел, что они находятся в резервной радиорубке. Толстый слой пыли лежал на приемопередатчике, микрофонах и наушниках. Бердо втянул себя в креслице радиста, пристегнулся, включил передатчик. Раздалось сдержанное гудение. Пыльно-оранжевым светом озарилась шкала настройки.

— Тэкс, — проговорил авантюрист. — С кем бы связаться на Титании? Нужен надежный человек, который бы раздобыл харвестер за долю груза… Не Компанию же просить.

— Я знаю такого, — сказал вдруг Омал. — Его зовут Алекс Бор, он контролирует половину факторий в Лунном городе.

— О, это мысль! — обрадовался Бердо и принялся крутить кремальеры.

Омал увидел покрытый толстым слоем вездесущей пыли иллюминатор, оттолкнулся от спинки кресла, в котором притулился авантюрист, подплыл, ладонью протер холодный стеклолит. Всмотрелся в мерцающую пустоту.

— Алло, алло, это Лунный город? — заорал за его спиной Бердо. — Что?.. Я говорю: это Лунный город?! Да! Срочно вызовите к передатчику мистера Бора! Да он вам голову оторвет, когда узнает, что вы его не позвали! Понятно!

Омал Мохо приник к иллюминатору, надеялся разглядеть «Тувию», которая должна быть где-то неподалеку. Ведь барражир и яхта все еще оставались на одной орбите. Вполне естественно, что бывшего яхтовладельца интересовала таинственная «переконфигурация», которая должна была произойти с его «движимым имуществом».

Авантюрист все еще убеждал кого-то на Титании вызвать к передатчику жениха Перри, но в ушах Омала звучали иные слова.

Слова, когда-то сказанные Артуром Бердо об элизиуме: «…психодинамическое поле разумного существа способно дестабилизировать его молекулярную структуру…»

И тут же вспомнилось: «Нам для наших целей нужно не так уж и много элизиума…» Кто это сказал? Кажется, Стенли Уэйнбаум, но внук Клиффорда Саймака не согласился с ним, утверждая, что «в процессе переконфигурации участвуют все наличные запасы…». И где-то далеко-далеко эхом отозвался великий Эд Гамильтон: «Вот уже без малого триста лет люди топчутся на пятачке, очерченном Плутоном. И не желают даже прислушаться к плеску звездных морей…»

…Барражир огибал ночную сторону самой большой луны Урана. Ее черно-фиолетовый в огненном окаймлении диск отчетливо выделялся на траурном крепе пространства, усыпанном брильянтовыми булавками звезд. Космическая яхта на этом фоне казалась случайно забытой брошью.

«Лучшей сцены для финального представления и не придумаешь», — с замиранием сердца подумал Омал Мохо.

И он оказался прав.

С «Тувией» что-то происходило. Ее потускневшие, изъеденные огненными клыками разгневанного Оберона борта молодели на глазах, словно невидимые механики рихтовали помятую обшивку и покрывали ее свежей серебристой краской. Больше «Тувия» не напоминала фарфоровую вазу. От широкой кормы с «чашечкой» двигателей и «лепестками» отражателей до иглообразной вершины носового отсека ее корпус вытягивался, как будто на черноземе Космоса распускалась исполинская роза.

Подчиненный творческой воле и воображению Первотворцов, элизиум, оставшийся в трюмах бывшей космической яхты, изменил ее внешние обводы, внутренние отсеки и механизмы. Теперь это был могучий крейсер, способный одним прыжком достичь ближайших звездных окрестностей Солнца.

Словно и впрямь на сцену Вселенной вышел великий престидижитатор, снял с головы угольно-черный цилиндр, выхватил из него невиданной красоты цветок и невыразимо изящным движением швырнул в зал. И уже в полете цветок брызнул во все стороны огненными лепестками.

И лишь вечное безмолвие Космоса смогло заглушить искренние аплодисменты артисту, выполнившему столь безупречный трюк.

Эпилог

Над космодромом Рэйтауна полоскали по ветру ярко раскрашенные транспаранты. Голубой извещал, что лайнер готовится к полету на Землю, а желтый — только до Луны. Венера выделялась насыщенно оранжевым колером, Юпитер — кофейным, Сатурн — желто-зеленым. О рейсе на Меркурий сигнализировал серебристо-серый транспарант. Изумрудное полотнище призывало достичь Урана. Ультрамарин предназначался для нептунианского направления.

Омал и Перри улетали на Землю. Профессор Стросс — домой на Нептун. Артур возвращался в систему Урана. И лишь Тарк Тарсас никуда не улетал, а просто провожал друзей. Закутанный в пеструю хламиду, вождь марсианских пустынников возвышался над ними невозмутимой колонной, а рядом лежал лев Бруно, всем видом демонстрирующий, что не способен напугать до смерти даже младенца.

Только что стало известно, что колонисты Титании объявили о своей независимости и пригрозили национализацией имущества «Хайнлайнера», Рудной компании Филда и других корпораций, если Империя попытается вмешаться во внутренние дела новоиспеченной республики. Бердо, сообщивший эту новость друзьям, вид являл гордый и величественный. Еще бы, без него ведь не обошлось! Правда, при этом он страшно волновался. Не так-то это просто — бросить вызов Империи.

Оттащив Омала в сторонку, Бердо попросил его передать императору, что колонисты будут рады поставлять ко двору его величества любое количество элизиума по бросовой цене. Омалу подобная «дипломатия» показалась несколько странной, но он согласился. В конце концов, почему не воспользоваться случаем и не попытаться помочь другу? Ведь Омал с супругой летели на Землю не просто так, а по приглашению императорской четы: его величества Лоренца Первого и ее величества императрицы Варры Венерианской.

Кстати, имперский суд разобрал дело Омала Мохо и освободил его от ответственности за деяния, совершенные бретёром Джо Бастером, когда тот, находясь в теле последнего, пребывал на Земле. Поэтому Омал и Перри приняли приглашение императора с легким сердцем. Они не собирались надолго задерживаться на родной планете. Теперь у них был свой дом — роскошная вилла на берегу Гамильтон-канала, с обширным садом красно-фиолетовых марсианских деревьев. Молодожены решили, что временное возвращение на Землю станет их свадебным путешествием, из которого они привезут не только приятные воспоминания, но и маму Омала. Она пока еще не знает, что скоро ей предстоит стать бабушкой.

На космодроме стояла жара, и профессор Стросс прятался в своем новом термосе, который Омал по старой привычке держал на плече. Термос был изготовлен из элизиума и мог служить не только убежищем, но и домом со всеми нептунианскими удобствами, а также небольшим межпланетным кораблем.

Накануне, сидя в кабачке «Илла», что в Дженкоре, друзья говорили о Первотворцах. Выяснилось: преображенная «Тувия» не сразу покинула Империю Солнца. Перри рассказала, что мистер Янг — «который так помог мне, когда в мыслях своих я металась между Алексом и Омалом, не зная, кого предпочесть», — однажды принес во «Дворец Веселья» термос с профессором, сердечно попрощался с ней и пропал.

Профессор прокашлял, что, дескать, ничего толком не помнит. Просто однажды он уснул, а проснулся внутри нового термоса.

Артур поведал, что, по его сведениям, «Тувию» видели на орбите Венеры.

И они сразу вспомнили о разговоре, который произошел между мистером Гамильтоном и их венерианским проводником Джоном Старком. Джон тогда выразил желание полететь к звездам, и не исключено, что команда «Тувии» вспомнила об этом.

Омал хотел было спросить у Стросса насчет проекта доставки в иную солнечную систему камеры обмена, о котором док как-то обмолвился, но не стал. Мало ли у кого какие замыслы и надежды?

Объявили о посадке на «Валькирию» — лайнер, следующий в систему Урана.

— Ну ладно, — пробормотал Бердо. — Мне пора!

Он обнял Омала, поцеловал в щечку миссис Мохо, в огненно-рыжих волосах которой сверкал золотой гребень с изумрудами. Профессор выпростал из термоса щупальце — благо новая модель позволяла сделать это, не отвинчивая крышки, — и дружески обвил им запястье авантюриста. Бердо потрепал по загривку Бруно и, оборотившись к марсианину, прижал левую руку к груди, а правую вскинул на уровне плеча.

— Прощай, вождь! — сказал он. — Пусть Великая буря не застигнет тебя в пути!

— Две луны тебе в спину! — отозвался Тарк Тарсас, дружески сверкнув клыками.

«Так я и не спросил, что на самом деле значит это пожелание», — мельком подумал Омал и тут же забыл об этом.

Бердо помахал рукой, подхватил чемодан и широко зашагал к трапу величественного межпланетного корабля, на полированном корпусе которого красовался логотип «Хайнлайнера» — ракета на фоне лунного диска. Оркестр грянул марш. Омал с замиранием сердца узнал мелодию — это была «Молитва о странниках».

Межпланетный авантюрист и основатель первой независимой колонии в Солнечной системе Артур Бердо шел, не оглядываясь, и серебряные трубы пели ему вслед:

Своею властною рукою
Ты управляешь звездным роем…