Из его сбивчивого рассказа она сначала поняла, что от нее требуется зачем-то тащиться в Арибо, иначе Арибо пропадет. А когда, наконец, разобрала, что он там лопочет, то расхохоталась. Ибо по его словам, возле выселок в море завелось не много, ни мало — аж три русалки!

Русалки — это же надо! Неудивительно, что она просто прогнала сопляка (тем более что он хоть и устал, но уж слишком недвусмысленно стал поглядывать на ее ноги и грудь), посоветовав напоследок возвращаться в Арибо, и передать тамошним мужам ее, Кармисы, настоятельный совет — не увлекаться хмельным.

Но напрасно Кармиса думала, что на этом все закончится.

Вскоре хомбре явился со старостой — Ирканом Демоло, сменившим помершего уже три года как Ингрема, и тот потребовал от магички исполнять свой долг перед кормящими ее людьми, и немедленно отправляться в Арибо, чтобы бороться с морской нечистью.

Ее объяснения, что русалки — это всего лишь сказки, никого не убедили.

К старосте присоединился его сосед, Урман Рисс, к тому — его свояк Инельмо, того поддержала Янтра Линно, считавшаяся кем-то вроде старосты женской части Эль-Котуи.

Когда от их возмущенного визга у Кармисы начало звенеть в ушах, она, не выдержав, заорала так, что те невольно умолкли, сорванным голосом послала всех собравшихся по всем возможным румбам горизонта, а затем бросила, что Хамиран бы с ними всеми, и она отправляется ловить этих самых русалок, а всем им желает пойти данным русалкам на корм.

После чего, распихав оторопевших односельчан, отправилась на берег, влезла в первую попавшуюся лодчонку и, поставив парус, принялась отчаянно грести.

Хотя и разозлившись, как сто базилисков, Кармиса тем не менее знала уже, что собирается делать. Благодаря попутному ветру и течению она без труда доберется до Арибо до ночи. И пусть она подавится тухлым черепашьим яйцом, если не проищет этих русалок с неделю, при этом не сожрав и не выпив на треклятом хуторе все, что только сможет, даже если ее начнет выворачивать наизнанку, и не стребует с них еще и пару-тройку серебряных за напрасно потраченное время.

Видимо бешенство и злоба сыграли с девушкой скверную шутку, потому что шквал она почуяла за считанные мгновения до того, как налетевший воздушный поток повалил лодку почти на бок. Кармиса вцепилась в мачту, проклиная себя за то, что не взяла второпях рыбацкий нож…

И еле-еле не вылетела за борт, когда подточенное временем дерево хрустнуло, и мачта вывалилась в волны, где тут же была подхвачена ветром и унесена прочь.

Когда шлюпка выпрямилась, а шквал утих, Кармиса отряхнулась, приходя в себя, осмотрелась.

И выругалась так, как не ругалась, наверное, никогда.

Не выдержала не только мачта — рывок сдвинул старые доски обшивки, и теперь в ее утлый челн сочилась вода.

Схватив весло, чародейка принялась грести к берегу, но вскоре ей пришлось оставить это занятие, взять валявшийся под банкой деревянный ковш и лихорадочно вычерпать воду.

За время, пока она этим занималась, течение, ставшее из союзника врагом, оттащило ее дальше в открытое море, так что вновь пришлось взяться за весла.

Закат еще только собирался окрасить небо в рыжие тона, а молодая ведьма-рыбачка уже вымоталась вконец и клятвенно пообещала себе, что больше в одиночку никуда, никогда, ни по каким причинам в море не выйдет!

* * *

Ночь она провела, разрываясь между веслом и черпаком.

С рассветом изрядно вымотавшаяся девушка огляделась, уточняя, не отнесло ли ее слишком далеко. Как оказалось, отнесло.

Выяснилось, что Кармиса болтается неподалеку от рифов Ариос, что в двадцати милях от берега Эль-Котуи.

Оглядывая берег, чтобы определить собственное местоположение, девушка вовсе не считала нужным изучать еще и горизонт. Но когда все-таки повернулась в ту сторону, была очень удивлена, обнаружив среди волн пару белых лепестков. Верхние паруса. И, кстати говоря, приближающиеся.

В этом месте Кармису посетила умная мысль, что встречаться с мореплавателями ей не хочется. Мало ли кого носит в этих водах? И кем бы эти «мало ли кто» не были, что свои эгерийы, что чужие хойделльцы, арбонны, фризы с амальфами (не говоря о танисцах), — ждать от них молодой пригожей девушке, выловленной из моря, можно было всякого. С другой стороны, течение упорно не подпускало ее берегу, и даже больше того — отбойные волны медленно, но верно отжимали ее в открытое море. Если бы не сломанная мачта…

Кармиса выдала заковыристое ругательство и отложила весла. Вода наполняла лодку, и, похоже, перед ней был нехитрый выбор — или утонуть, или принять помощь неведомых мореплавателей — если они, конечно, обратят на нее внимание.

Но ей пришлось снова взяться за осточертевший черпак и вычерпывать лишнюю воду…

Когда нелегкая война с водой была окончена, Кармиса вернулась к веслам.

Сопроводив сие действо и самой грязной бранью, какую знала, ибо уставшей рыбачкой было обнаружено, что пока она черпала, течение отнесло ее еще дальше от мыса.

Гребля — и вода натекает. Вычерпывание — и лодку относило обратно. Снова гребля — и снова черпак… Это называется — сплавала, Хамиранов хвост!

Она повернулась в сторону корабля — тот, разрезая валы цвета мутного бутылочного стекла, торопливо уходившие от черневшего на горизонте высокого берега, направлялся в ее сторону. Сомнений не было… Но вот оставалось по-прежнему неясным — то ли в дальнозоркую трубу рассмотрели ее отчаянную войну с волнами, то ли… «То ли» возможно было всякое — от желания капитана полакомиться свежей рыбой, до вожделения команды полакомиться свежим женским телом.

— Assez! — процедила она.

Мысль, посетившая Кармису при этом, была странной, хотя и по-своему логичной — она возблагодарила судьбу, что уже полгода как не была девушкой. Все ж если что, будет не так страшно…

Следующий час прошел довольно однообразно. Работа черпаком, отчаянная гребля, брань сквозь зубы, когда обнаруживалось, что берег почти не приблизился, работа черпаком… И, время от времени оглядываясь, Кармиса обнаруживала, что паруса все ближе. Вот корабль уже стал хорошо различим. Фрегат арбоннской постройки, при этом почему-то фризской раскраски, и насколько она могла разглядеть — под хойделльским флагом. Мда… Чего только не плавает по Великой Зелени.

Вот уже крутой бок корабля навис над головой закрыв собой половину небосвода. Сверху сбросили веревочную лестницу, и грубый голос властно приказал:

— Быстрее взбирайсь!

И сопроводивший его гогот дюжины мужских голосов наводил на самые невеселые подозрения.

— Эй, на лодке! — угрожающе рявкнул высунувшийся из-за планширя бородач на скверном лингва маррис. — Есть кто живой?

— Есть, как не быть, — только и ответила она.

— Суши весла, а то ко дну пойдешь!

Стоя по щиколотку в воде, Кармиса обреченно взялась обеими руками за колючий канат штормтрапа.

В одно мгновение девушку затащили на борт.

Первым, кого она увидела, был сильно смуглый мужчина, с непривычными чертами лица и крючковатым носом. Узкие, далеко поставленные друг от друга, его глаза округлились, когда он окинул девушку взглядом.

— Тебе нечего бояться, — постарался он ее успокоить.

Но вот глазки его блестели в сумерках столь сально и недвусмысленно, а штаны у окружающих оттопырились уж столь заметно, что даже и не чародейка поняла бы, что за мысли родятся в головах у команды этого непонятного корабля.

Похоже, прикинула Кармиса, деваться некуда, и либо ложись и терпи, когда все это кончится, либо шевели мозгами.

Она вспомнила рассказ старой Софи. Еще в бытность ученицей одной из Великих Маммбо, ее в порту Кадисты поймали подвыпившие матросы с фризского галеона, всего их было восемь человек, а она одна и притом без оружия…

Следуя заветам старухи Софии, Кармиса подняла на капитана безумный взгляд сквозь выбившиеся из хвоста на лицо волосы и широко улыбнулась-оскалилась

— Прррокляну, — прорычала она страшным голосом, — ко дну пойдешь при первом же жалком шторме. У меня бабка ведьма, мать ведьма, а я… — она ткнула пальцем в лицо капитану, — седьмая дочь седьмой дочери! Тронешь меня — кровью умоешься, немочь нападет страшная — тело иссушит, душу вынет, разум загубит!

— А-а-а, вижу, как на дно опускается тело твое, и рыбы гложут кости твои! — взвыла она под конец анафемы и с удовлетворением заметила, как матросня в ужасе шарахнулась от нее на шаг

Еще бы — лохматая, глазищи горят, завывает да руками страшно машет. Суеверный морской народ с такими предпочитал не связываться.

— Так ты колдовка? — пробормотал смуглый. — Так бы и сказала!

— Я морской маг поселения Эль-Котуи! — отчеканила она.

— Ежели ты маг, то почему ж в море болтаешься? — недоверчиво осведомился кто-то, вызвав пробежавший по толпе смешок.

— Ха, а ты много магов видел, что летний южак усмиряют? — бросила Кармиса.

— Эй, какого Змея? Капитана разбудили!

Распихав матросов, появилась новая участница происшествия.

И вот при виде ее суеверно оробела уже Кармиса.

Высокая крепкая темнокожая девушка — года на два, на три постарше самой чародейки, в безрукавке на голое тело, широких матросских штанах в пятнах смолы, и абордажным тесаком за кушаком дорогого пурпурного шелка, расшитого золотой нитью.

— Это кто?

— Да вот, это… ведьма, говорит, морская! — произнес смуглый, явно оробев. (Вскоре Кармиса поймет, почему: боцман Гвенн боялся своей жены больше, чем даже капитана).

Дальше Кармиса сама не поняла, как оказалась в довольно роскошно убранной каюте, где на койке сидела молодая и миловидная женщина не сильно старше рыбачки, на которой был лишь короткий камзол на голое тело.

И первой мыслью девушки была не вполне здравая: что, пожалуй, пиратский капитан, а это были, несомненно, пираты (у кого же в каюте будут золотые подсвечники и зеркала в полный рост?), мог бы найти себе любовницу и получше.

И лишь когда притащившая ее сюда мулатка пригнула Кармису с возгласом: «Кланяйся капитану, дура!», та все поняла, да только что не упала на пол.

Ибо, как знали даже на ее острове, ровным счетом было на Великом море три пиратских вожака-женщины. А фрегатом командовал только одна…

— Донна Игерна… — жалобно пискнула Кармиса.

— Вообще-то — донья, — облизнула розовые губки хозяйка каюты. — Но мы вроде не встречались?

— Так я это… чародейка все-таки… — нашлась магичка и вымученно улыбнулась.

* * *

Потом был разговор-допрос, где Кармиса без утайки рассказала все — и даже то, что маг она слабый и неумелый, а селение выкуп за нее не заплатит, ибо золота почти не имеет.

Игерна о чем-то думала с минуту, а потом с улыбкой позвонила в колокольчик.

В дверях появилась Хор’Тага (так звали мулатку, оказавшуюся корабельным коком).

— Какие будут приказы, леди?

— Нужно ведро морской воды…

— Будет сполнено, леди! Сюда?

— Нет, на палубу!

Кармиса сидела, не на шутку встревожившись, а ну как чертова баба захочет утопить ее в этом самом ведре, засунув голову туда — как топили у них в деревне свиней в жертву Отцу Волн? Может, у них так принято расправляться с ведьмами, чтобы те не причинили вреда?

Затем капитанша выволокла девушку наверх, на бак, где собрались уже все свободные от вахт и отдыха.

— Значит так, ребята, — сухо сказала Игерна. — У нас не было мага — теперь он есть. Звать Кармиса Сиргиль. Первые три плавания — две доли добычи, потом — будем смотреть. И чтоб не обижали, — она продемонстрировала небольшой, но крепкий кулак. — Ежели кого-то евнухом не сделает она, того я и без всяких заклятий охолощу.

Народ сдержанно засмеялся.

Признаться, больше всего поразило тогда Кармису не то, что Игерна Бесстыжая так просто и легко решила ее судьбу, сколько вот эта забота о женской чести новоявленного подчиненного.

— Теперь… — Игерна приняла из рук кока объемистую кружку и флягу.

Набрав воды из ведра, плеснула туда терпко пахнущую бурую жидкость.

— Пей, — протянула все Еще не соображающей Кармисе.

— Зачем это?

— Обычай такой у вольных мореходов. Для тех, кто первый раз идет в плавание. Выпьешь, станешь одной из нас! — произнесла Альери.

— Давай, причащайся, — бросила с белозубой жестокой улыбкой Хор'Тага, беря литую медную кружку у капитанши и суя ведьме под нос.

И с того мгновения, как «кровь базилиска» обожгла ей горло, Кармиса вдруг ощутила, что и в самом деле стала одной из тех, кто сейчас собрался на баке фрегата — тем самым чутьем, что отличает мага, даже самого плохонького, от обычного человека.

С тех пор минул уже год с лишним.

И если первые месяцы мысль при удобном случае сойти с палубы пиратского фрегата и вернуться на Эль-Котуи и посещала ее, то теперь она куда-то исчезла.

И дело было не только в том, что никто в Стормтоне не знал, где в лабиринте Архипелага искать этот крошечный остров.

Просто ей понравилась эта жизнь.

Вкусная еда в любом из трактиров, шикарные платья, вина, какие пьют только придворные дамы. Ну и мужчины… Кое-какие знания, переданные ей Софи, позволяли развлекаться с парнями без опасений каких-нибудь последствий, а любовные чары, каким та же старая маммбо обучила ее под страшным секретом, — легко завлечь приглянувшегося мужчину. Впрочем, те и без всяких чар были не прочь поволочиться за пригожей колдуньей.

Не странно, что деньги у нее не задерживались.

За прошедший год они взяли пять хороших призов, не считая денег, полученных за контрабанду и конвоирование. Но сейчас у девушки было лишь ровным счетом три риэля и пять скуди. Правда, на черный день запасец кое-какой был — в кармашках на одетом под платье поясе хранились бриллиантовая брошь тонкой работы, серьги с изумрудом, и кулон перегородчатой веденесской эмали в обрамлении рубинов и сапфиров. Это все она обнаружила в том же сундуке, где и арбалет — сафьяновые футляры были спрятаны среди вороха дорогого шелка и бархата, и магичка их просто прикарманила. Это конечно было нарушением пиратских законов, за которое могли и выкинуть за борт при случае. Но, подумав, чародейка решила, что раз ей отдали весь сундук целиком, то, стало быть, и все, что в нем находится, — ее законная собственность.

Если даже кто и увидит, она скажет, что подарил любовник.

И было еще одно, кроме золота и мужчин, почему она бы не променяла эту свою опасную и непростую жизнь на прежнее скучноватое прозябание в рыбачьей деревушке.

На борту «Акулы» у нее есть две верных подруги — отчаянно смелая и надежная Хор'Тага и умнейшая, удачливая Игерна Альери.

Ветер вновь донес залихватское

…А скажи-ка, старый Брайен,
Какой смертью ты умрешь?
— Подойди ко мне, узнаешь,
У меня хороший нож…
А скажи-ка, старый Брайен,
Где ты будешь в смертный час?
— Сдохну пьяным, за амбаром,
Там, где сдохнешь ты сейчас…

И тут что-то кольнуло ее. Не в сердце, как поется в песнях, а в том месте, каким причастные к магии ощущают Тот Мир. И она поняла — происходит что-то неладное. Встав, скорым шагом направилась к гавани. Нужно найти своих: вдруг им требуется ее помощь.

Глава 14

— Гвенн, твою мать, ты уж растолкуй ему, что и как! — велела мужу Хор'Тага. — А то если я за дело возьмусь, ему мало не покажется!

Боцман не ответил — он расстроено смотрел в пол.

— Бренн! — повысила голос мулатка. — Не время сейчас горевать!..

— А? — встрепенулся тот, отрывая взгляд от трупа канонира с перерезанным от уха до уха горлом. — А!..

— Риччи, сукин сын!! — в этот окрик, помимо начальственного недовольства, боцман вложил и всю свою немалую досаду.

— Слушаю, д-дон Гвенн! — вахтенного будто вздернули за шиворот — так быстро он вскочил на ноги.

Его тут же повело в сторону, и моряк нелепо взмахнул руками, пытаясь устоять. Хор была тут как тут, поддержала и заодно ткнула локтем под ребра.

— Вставай, Риччи, якорь тебе в кишки! Полундра!

— А че такое? — громким шепотом спросил пират, наклонившись к мулатке и дыша ей в лицо перегаром.

— Напали на нас! — выпалила она и, не удержавшись, заехала ему кулаков в лоб.

Тот так и сел на палубу, недоуменно тряся головой.

Хор повернулась к товарищам: вахтенный с усилием пытался проморгаться, а глаза марсового были сейчас размером со штурвал галеона и в точности такой формы.

Только Гвенну Банну, сосредоточенно выжимавшему воду из бороды, не было никакого дела до представления, начало которого он к тому же и пропустил. Он живо представлял себе, какая головомойка его ожидает по возвращении на борт капитана.

Надо же, отлучился всего на часок — и вот тебе. Пять трупов на борту. Двое своих и трое чужаков. Причем последних упокоила его собственная супружница.

— Давайте быстрее!! — айланка схватила вахтенного за волосатую лапу, обвила ее вокруг своей шеи и поволокла пирата к борту.

Небольшое усилие — и здоровенный и в доску пьяный мужик полетел в воду.

— Пускай протрезвеет! — грозно рявкнула кок.

— А как не выплывет? — участливо поинтересовался штурман.

— Значит, туда ему и дорога, — холодно буркнула Хор'Тага. — Все равно от суда ему не отвертеться!

Пираты закивали головами. Уснуть на вахте, да еще и пропустить нападение на корабль — это дело подсудное. За такое килевания мало, надо бы засранца привязать спиной к пушке и пальнуть с Эллом…

* * *

Явившись грозовой тучей в «Пьяный кашалот», Хор'Тага произвела в таверне настоящую бурю. Половину клиентов сразу как волной слизало. Остальные тоже бы убрались, да ноги не несли.

Игерна, мигом протрезвев, отправилась на «Акулу», договорившись с Эохайдом о координации действий. Счастливчик ушел вслед за компаньоншей, озабоченный не меньше ее предательским нападением на судно де Альери.

Хор'Тагу оставили ждать оставшихся матросов и гнать их на корабль.

Оглядев поле предстоящего боя, мулатка выругалась, тоскливо заозиралась — и, как на рапиру, напоролась на взгляд старой Хэффи.

Назвать «матушкой» старуху, чья кожа светлее, чем у нее самой? Может, и правда, что в хозяйке «Пьяного кашалота» течет цветная кровь, но мало ли…

А если скажет в ответ что-то вроде «нашлась дочка — темнее ночки!»?

— Маммбо Тамми, — осторожно начала мулатка.

Маммбо — та, что может говорить с лоа. Если не врут слухи, то хозяйка как раз из таких.

— Маммбо Тамми, мне бы холодной воды! Окуну — глядишь, и проснутся.

— Вода у нас бесплатная! — охотно отозвалась Тамми. — Эй, Аргелия, возьми ковш побольше, плескани этим пьянчугам в хари… Давай-давай, не морщись, твое дело — клиента обслужить, а как — это уж раз на раз не приходится…

— А ты, дочка, поди-ка сюда, — заговорщически подмигнула она мулатке.

Аргелия, зачерпывая ковшом воду из бочки, недоуменно оглянулась: к кому это обращается хозяйка? Обычно слова «сынок» и «дочка» старуха адресовала лишь капитанам — или самым выдающимся представителям «морского братства». Весь портовый сброд знал: услышать от Тамми подобное обращение — все равно, что быть возведенным в рыцарское достоинство! Все прочие в лучшем случае удостаивались дружелюбного «красавица» или «приятель».

Чем же привлекла внимание хозяйки эта босоногая полуголая девка?